Ты какой дворянин? – кричали в ответ. – Чего тебе жалко дворян?
Иванка мчался по сумеречным улицам Пскова. Мимо Земской избы и Рыбницкой башни он пробежал стремглав, чтобы никто не заметил, в какую сторону он уходит.
Едва переводя дух, он постучал у ворот Гаврилы.
– Дядя Гавря, повесят меня! – выпалил он, вбежав в горницу.
– Ступай запри ворота покрепче, – сказал Гаврила. – Я те колодезь качну – умойся, приди в спокой, а там скажешь.
Они вместе вышли во двор, и вдруг раздался нетерпеливый, поспешный стук в ворота. Гаврила толкнул Иванку в сторону сеновала и сам пошел отпереть.
– Кто там? – громко спросил он.
– Я, Кузя, – послышался голос. – С Иванкой беда, – в волнении сказал Кузя, входя во двор.
Иванка выскочил из сена и обнял его.
– Ты веревку разрезал? – спросил Иванка.
– Веревку – что! Гляди, свару какую затеял. Небось и сейчас в воротах дерутся! – воскликнул Кузя, обрадованный спасением друга.
3
Гурка Кострома стоял со своим медведем среди горницы. Михайла Мошницын, Чиркин, Захарка, Неволя Сидоров, Устинов, Левонтий Бочар, Максим Гречин – все были в сборе, срочно вызванные Мошницыным. Толпа горожан возбужденно гудела на площади, у крыльца Всегородней, на котором держали караул двое стрельцов, упустивших в свалке Иванку и теперь старавшихся отыграться на скоморохе.
Петр Сумороцкий стучал кулаком по столу.
– Глум над ратным начальством чинить да дворян же в начальные люди ставить! Тут всякий бродяга в глаза плюнет, а там будет царь казнить! На черта сдалась мне такая доля! Садите в тюрьму, коли так, не стану в начальниках ратных! – кричал Сумороцкий в глаза земским выборным.
– Постой, погоди, уймись, Петр Андреич, пошто распалился! – уговаривал Левонтий Бочар.
– Того распалился – я городу правдой служу! Не сгодился, не надо! А то сами измену чинят, да меня же еще попрекают изменой!..
– А сам скоморох в городу отколе явился? Не Хованским ли заслан, чтобы смуту сеять, чтоб рознь между нас учинить? – осторожно сказал Захарка.
– Не грех бы под дыбой спрошать! – отозвался Устинов. – В городе голод, а он, вишь, гусями скотину кормит. Не московский ли гусь?
– Отколе пришел? – строго спросил скомороха Мошницын.
– Из стольной Москвы, – прямо сказал Гурка.
– Пошто лез? – продолжал кузнец.
– В земскую рать на бояр, как письмами звали из Земской избы. Я в ту пору был в Новеграде.
– Врешь, глумивец! Хованский тебя послал! – крикнул Неволя в лицо Гурке.
– Мы с Мишей боярам не служим. Так, Миша? – спросил скоморох.
Медведь затряс головой и воинственно заворчал.
– Не на рынке стоишь – в ответе! – крикнул Чиркин. – Потеху брось!
– Вот вам, земские люди, мой сказ. Хотите добра? Тогда быть поклепщику скомороху за караулом, а зверю насмерть побиту. В том мир и лад! – внятно и требовательно сказал Сумороцкий. – А нет, так ищите иных начальных людей.
– Нам что же стоять за глумца – не кум и не сват! – ответил Устинов за всех. – Пусть знает боярин Хованский, что нас не возьмешь раздором.
– В тюрьме раздорщику место! – поддакнул Максим Гречин.
– Захар, пиши на подворье памятку, – согласно сказал Мощницын.
Перо Захарки забегало по бумаге, выводя приказ о заключении скомороха.
Мошницын коптил на свече печать. Захар подал готовый листок, Михайла черкнул свою подпись и припечатал.
– Стрельцы! – крикнул Чиркин, приотворив дверь.
Оба стрельца вошли в горницу.
– На подворье свести скомороха, – сказал Мошницын. Захар подхватил из его рук бумажку и подал стрельцу.
– Обманщики! – выкрикнул Гурка. – По городам писали, что нету дворянской власти во Пскове. Ан всем володеют дворяне!
Медведь беспокойно смотрел на хозяина. Выкрики скомороха что-то всегда говорили ему. Когда скоморох кричал, Мишка должен был кланяться или рычать, подыматься на задние лапы, скулить, обниматься, падать или плясать. Но то, что кричал скоморох сейчас, не давало сигналов зверю. Чего он хочет? Гремя железом, медведь подошел к нему ближе и ласково сунулся мордой в живот.
– Пойдем, – произнес стрелец, положив на плечо скомороха руку.
– Не пойду: я правду хочу сказать…
– Там скажешь! – насмешливо возразил второй из стрельцов, схватив Гурку под локоть.
Гурка толкнул стрельца так, что тот отлетел к стене.
Максим Гречин шагнул на Гурку, сильной рукой схватил его сзади за шею, желая пригнуть к земле.
– На ратных людей в драку лезешь! – проворчал он, встряхнув скомороха.
И вдруг страшный удар свалил с ног Максима и отшвырнул под скамью. Среди горницы, плечо к плечу рядом с Гуркой, на задних лапах, во весь богатырский рост стоял разъяренный зверь. Стрельцы и земские выборные попятились.
Гурка весело засмеялся.
– Покажи им, Миша, как Минин-Пожарский панов колотил, – сказал он.
Медведь заревел и пошел на Неволю. Пятидесятник выхватил саблю.
– Миша, назад! – испуганно крикнул Гурка, изо всех сил дергая к себе цепь.
Но было уже поздно: Петр Сумороцкий поднял пистоль и выстрелил зверю в спину.
Медведь упал.
– Миша! Мишутка! – воскликнул Гурка. – Убили! Мишутка! Родимый! – он кинулся к лохматому другу.
– Уйди! Он жив! Разорвет! – предостерегающе крикнул скомороху Левонтий Бочар.
Не слыша его, Гурка обнял друга за шею. Медведь оглянулся, лизнул ему руку, оставив на ней яркий кровавый след, вдруг застонал и доверчиво и бессильно поник головой к нему на колени. Изо рта зверя стекала кровь, глаза стекленели…
– Сколь ветчины! – громко сказал Устинов.
– На подворье свести скомороха, – повторил Мошницын приказ стрельцам тем же тоном, каким произносил его несколькими минутами раньше.
Осмелевший стрелец толкнул ногой Гурку.
– Простился с покойником – и пойдем, – сказал он, – а поминки завтра!
В этот миг медведь вздрогнул всем телом. Стрелец отшатнулся, но тут же поняв, что это была последняя предсмертная дрожь убитого зверя, схватил скомороха за шиворот.
Гурка встал.
– Ну, смотри, дворянин, вспомнишь Мишу! – пригрозил он, обратясь к Сумороцкому.
– Пойдем, гусаки! – сказал Гурка стрельцам и сам, распахнув дверь на площадь, вышел вон из избы…
– Сколь ветчины! – повторил Устинов и шевельнул йогой мертвую голову зверя.
– Теперь, Петр Андреич, довольна душа твоя? Больше обиды нет? – спросил Мошницын.
– Не кафтан обида, не скинешь с плеч! – возразил Сумороцкий.
– Не на город обида – на пришлого человека! Тут Земска изба ни при чем, – продолжал кузнец. – Как биться станешь? Все ли к делу готово? Раз сошлись мы тут вместе – ты все говори, что на сердце лежит. Мы тебе пособим, чем сумеем.
В этот миг вошел во Всегороднюю избу Томила Слепой. Не видя как следует в сумраке, освещенном двумя свечами, он наклонился низко к медведю, едва разглядел его и с безмолвным удивлением присел в стороне на скамью, не желая мешать беседе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
Иванка мчался по сумеречным улицам Пскова. Мимо Земской избы и Рыбницкой башни он пробежал стремглав, чтобы никто не заметил, в какую сторону он уходит.
Едва переводя дух, он постучал у ворот Гаврилы.
– Дядя Гавря, повесят меня! – выпалил он, вбежав в горницу.
– Ступай запри ворота покрепче, – сказал Гаврила. – Я те колодезь качну – умойся, приди в спокой, а там скажешь.
Они вместе вышли во двор, и вдруг раздался нетерпеливый, поспешный стук в ворота. Гаврила толкнул Иванку в сторону сеновала и сам пошел отпереть.
– Кто там? – громко спросил он.
– Я, Кузя, – послышался голос. – С Иванкой беда, – в волнении сказал Кузя, входя во двор.
Иванка выскочил из сена и обнял его.
– Ты веревку разрезал? – спросил Иванка.
– Веревку – что! Гляди, свару какую затеял. Небось и сейчас в воротах дерутся! – воскликнул Кузя, обрадованный спасением друга.
3
Гурка Кострома стоял со своим медведем среди горницы. Михайла Мошницын, Чиркин, Захарка, Неволя Сидоров, Устинов, Левонтий Бочар, Максим Гречин – все были в сборе, срочно вызванные Мошницыным. Толпа горожан возбужденно гудела на площади, у крыльца Всегородней, на котором держали караул двое стрельцов, упустивших в свалке Иванку и теперь старавшихся отыграться на скоморохе.
Петр Сумороцкий стучал кулаком по столу.
– Глум над ратным начальством чинить да дворян же в начальные люди ставить! Тут всякий бродяга в глаза плюнет, а там будет царь казнить! На черта сдалась мне такая доля! Садите в тюрьму, коли так, не стану в начальниках ратных! – кричал Сумороцкий в глаза земским выборным.
– Постой, погоди, уймись, Петр Андреич, пошто распалился! – уговаривал Левонтий Бочар.
– Того распалился – я городу правдой служу! Не сгодился, не надо! А то сами измену чинят, да меня же еще попрекают изменой!..
– А сам скоморох в городу отколе явился? Не Хованским ли заслан, чтобы смуту сеять, чтоб рознь между нас учинить? – осторожно сказал Захарка.
– Не грех бы под дыбой спрошать! – отозвался Устинов. – В городе голод, а он, вишь, гусями скотину кормит. Не московский ли гусь?
– Отколе пришел? – строго спросил скомороха Мошницын.
– Из стольной Москвы, – прямо сказал Гурка.
– Пошто лез? – продолжал кузнец.
– В земскую рать на бояр, как письмами звали из Земской избы. Я в ту пору был в Новеграде.
– Врешь, глумивец! Хованский тебя послал! – крикнул Неволя в лицо Гурке.
– Мы с Мишей боярам не служим. Так, Миша? – спросил скоморох.
Медведь затряс головой и воинственно заворчал.
– Не на рынке стоишь – в ответе! – крикнул Чиркин. – Потеху брось!
– Вот вам, земские люди, мой сказ. Хотите добра? Тогда быть поклепщику скомороху за караулом, а зверю насмерть побиту. В том мир и лад! – внятно и требовательно сказал Сумороцкий. – А нет, так ищите иных начальных людей.
– Нам что же стоять за глумца – не кум и не сват! – ответил Устинов за всех. – Пусть знает боярин Хованский, что нас не возьмешь раздором.
– В тюрьме раздорщику место! – поддакнул Максим Гречин.
– Захар, пиши на подворье памятку, – согласно сказал Мощницын.
Перо Захарки забегало по бумаге, выводя приказ о заключении скомороха.
Мошницын коптил на свече печать. Захар подал готовый листок, Михайла черкнул свою подпись и припечатал.
– Стрельцы! – крикнул Чиркин, приотворив дверь.
Оба стрельца вошли в горницу.
– На подворье свести скомороха, – сказал Мошницын. Захар подхватил из его рук бумажку и подал стрельцу.
– Обманщики! – выкрикнул Гурка. – По городам писали, что нету дворянской власти во Пскове. Ан всем володеют дворяне!
Медведь беспокойно смотрел на хозяина. Выкрики скомороха что-то всегда говорили ему. Когда скоморох кричал, Мишка должен был кланяться или рычать, подыматься на задние лапы, скулить, обниматься, падать или плясать. Но то, что кричал скоморох сейчас, не давало сигналов зверю. Чего он хочет? Гремя железом, медведь подошел к нему ближе и ласково сунулся мордой в живот.
– Пойдем, – произнес стрелец, положив на плечо скомороха руку.
– Не пойду: я правду хочу сказать…
– Там скажешь! – насмешливо возразил второй из стрельцов, схватив Гурку под локоть.
Гурка толкнул стрельца так, что тот отлетел к стене.
Максим Гречин шагнул на Гурку, сильной рукой схватил его сзади за шею, желая пригнуть к земле.
– На ратных людей в драку лезешь! – проворчал он, встряхнув скомороха.
И вдруг страшный удар свалил с ног Максима и отшвырнул под скамью. Среди горницы, плечо к плечу рядом с Гуркой, на задних лапах, во весь богатырский рост стоял разъяренный зверь. Стрельцы и земские выборные попятились.
Гурка весело засмеялся.
– Покажи им, Миша, как Минин-Пожарский панов колотил, – сказал он.
Медведь заревел и пошел на Неволю. Пятидесятник выхватил саблю.
– Миша, назад! – испуганно крикнул Гурка, изо всех сил дергая к себе цепь.
Но было уже поздно: Петр Сумороцкий поднял пистоль и выстрелил зверю в спину.
Медведь упал.
– Миша! Мишутка! – воскликнул Гурка. – Убили! Мишутка! Родимый! – он кинулся к лохматому другу.
– Уйди! Он жив! Разорвет! – предостерегающе крикнул скомороху Левонтий Бочар.
Не слыша его, Гурка обнял друга за шею. Медведь оглянулся, лизнул ему руку, оставив на ней яркий кровавый след, вдруг застонал и доверчиво и бессильно поник головой к нему на колени. Изо рта зверя стекала кровь, глаза стекленели…
– Сколь ветчины! – громко сказал Устинов.
– На подворье свести скомороха, – повторил Мошницын приказ стрельцам тем же тоном, каким произносил его несколькими минутами раньше.
Осмелевший стрелец толкнул ногой Гурку.
– Простился с покойником – и пойдем, – сказал он, – а поминки завтра!
В этот миг медведь вздрогнул всем телом. Стрелец отшатнулся, но тут же поняв, что это была последняя предсмертная дрожь убитого зверя, схватил скомороха за шиворот.
Гурка встал.
– Ну, смотри, дворянин, вспомнишь Мишу! – пригрозил он, обратясь к Сумороцкому.
– Пойдем, гусаки! – сказал Гурка стрельцам и сам, распахнув дверь на площадь, вышел вон из избы…
– Сколь ветчины! – повторил Устинов и шевельнул йогой мертвую голову зверя.
– Теперь, Петр Андреич, довольна душа твоя? Больше обиды нет? – спросил Мошницын.
– Не кафтан обида, не скинешь с плеч! – возразил Сумороцкий.
– Не на город обида – на пришлого человека! Тут Земска изба ни при чем, – продолжал кузнец. – Как биться станешь? Все ли к делу готово? Раз сошлись мы тут вместе – ты все говори, что на сердце лежит. Мы тебе пособим, чем сумеем.
В этот миг вошел во Всегороднюю избу Томила Слепой. Не видя как следует в сумраке, освещенном двумя свечами, он наклонился низко к медведю, едва разглядел его и с безмолвным удивлением присел в стороне на скамью, не желая мешать беседе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194