У нас откровенно ленивы. Одни перевязывают раненых, другие помогают раненым идти. У немцев в обязанность санитаров входит подбирать не только раненых, но и убитых. Их выносят на носилках, как лежачих больных.
Не все солдаты фюрера во время обстрела прячутся в блиндажах. В траншее остаются наблюдатели. Их нужно только засечь и обложить с двух сторон огнем. Немцу некуда станет деваться.
Вот сейчас, самый подходящий момент. Всыпать им с полсотни мин, все как мыши разбегутся. Но, к сожалению мины закончились.
А вообще ребята устали и мне откровенно нет никакой охоты заниматься этим делом. Сколько вот так можно торчать на передке? Надоело всё! Как только солдаты пехоты смиренно сидят, как мыши в траншее? У нас есть отдушина. Мы, можем уйти. А им, до смерти предписано безвылазно сидеть в земле.
Немцам сегодня повезло. Бегают как муравьи перед дождем, а грома с неба не слышно.
И вот, наконец, дождавшись темноты, мы вылезаем на поверхность земли приваливаем щиты, забрасываем их дерном, и не торопясь ступая, уходим в сторону своей траншеи.
Чуть ещё стало темней, немцы начали светить ракетами. А раз немцы стали светить ракетами, ночь пройдет спокойно, без всяких происшествий.
Так прошел ещё один фронтовой день, жаркий, томительный и бесконечно длинный.
С наступлением ночи немцы прекратили стрельбу. Идти под визгливый голос немецких пуль, когда они летят в спину, не очень приятно. Полоснет свинцовым хлыстом по спине, ткнешься руками в землю, подогнув колени и считай, что это для тебя последний день. На земле ты больше не жилец! Твоя песенка спета! При каждом выстреле вдогонку ждешь сзади удара, печенкой чувствуешь, как они летят и догоняют тебя. И так, каждый раз. Пули, осколки и взрывы по много раз в день приходится переживать. Сколько нужно иметь душевных сил, чтобы перенести, перетерпеть за многие годы все это?
Но вот открытое место пройдено. Впереди чернеет наша траншея. Никого не волнует, что ты ходишь, каждый день под пулями и можешь получить их в спину или затылок. Это твоя работа. У комиссара полка давно бы боевой орден висел за то, что он один раз под пулями хребет свой пригнул. А то бери ещё и выше!
В передней траншее безвылазно сидят простые солдаты, под огнем, под бомбами, под пулями, за это им медали не дают. Это не геройство, какое! Это они обязаны! А тыловик пригнулся разок от разрыва, это геройство первой статьи. Да ещё, если он в чине! Уж он растрезвонит, что был под огнем!
В передней траншее, пригнувшись, солдаты сидят. Мы прыгаем сверху на дно. Никто нас не окликает, не останавливает. Кто мы, чужие или свои? Мы идем вдоль хода сообщения. Солдаты, пригнувшись, сидят в разных позах. Один, обняв колени и упершись каской в стену окопа, дремлет и посапывает в усы. Другой поперек хода сообщения вывалил свое гузно и лежит на боку. Тот, притулившись за спиной соседа, уперся каской в затвор винтовки и скребет его. Этот, что откровенно развалился вдоль прохода, лежит, открыл рот и пускает пузыри.
Солдат стрелков в траншее не так уж много. Там пригнулась и замерла кучка, здесь спят по двое, по трое. Некоторые сидят спиной к немцам, им на всё давно наплевать. Разве они не знают, что им уготовила судьба. Вот они и смирились, утратили нюх солдатский. Неделя ещё не прошла. Здесь же, в этой злополучной траншее, их друзья и товарищи поплатились жизнью за сон на посту. А им хоть бы что! Поесть и поспать! Вот главное что осталось.
Мы идем по траншее, где толкаем сидящих солдат, где перешагиваем через них. Одному прошлись по ногам – в темноте не видно. У нас на душе тоже кошки скребут. Солдат не поднял головы. Он подобрал ноги с прохода и лежыт в свою дудку сопит. Другой спит сидя, раскинув руки и растопырив колени. Пройти мимо, не задев его нельзя. Разведчик, идущий впереди подталкивает его с дороги. Он, не просыпаясь, переворачивается на бок, и ничего не сказав, захрапел возмущённо. Солдаты не брыкаются и не огрызаются, когда мы их толкаем и задеваем на ходу. Они просто отползают в сторону, прижимаются к стенке окопа и каждый делает дело свое. Мы идем, поддеваем их и наступаем им на ноги. Они чутко реагируют, быстро убирают ноги, зная, что мы можем и по головам им пройти. Свой брат, пехотинец, тот пройдет, не задев никого. Он идет по траншее мягко и осторожно. Он, как кошка в высокой траве ступает. А эти, из полковой разведки идут и раздают пинки и тырчки. Им солдат нипочем. Им сказать ничего нельзя. Им ничего не стоит сапогом заехать тебе в рыло, дать пинка промеж ног, под зад. Это на их языке – "Дай пройти!", "Маленько подвинься!". Попробуй, не уберись – в карман носком сапога тебе подденут.
Славянам в траншее спокойно, пока разведчики работают в нейтральной полосе. Командир стрелковой роты тоже отдыхает. Разведчики вернулись. Надо идти и будить своих солдат.
Через некоторое время харчи принесут. Запах ржаного хлеба сразу поднимет всех на ноги. Все ждут момента, когда забрякают котелки.
Подхожу к землянке. На ступеньках сидит часовой.
– Давай буди ротного! – бросаю я часовому.
– Я здесь! Я не сплю! – слышу я, голос лейтенанта из-за занавески прохода. Палатка в проходе откидывается и на фоне коптящего сального света появляется силуэт лейтенанта.
– Часовых поставишь по всей траншее! – говорю я ему.
– Разведчиков на постах ночью не будет! Пополнение ты получил.
Я отправляю своих в тыл. Мы с ординарцем ляжем спать в твоей землянке. А ты ночью будешь проверять свои посты. Приказываю смотреть в оба! Принесут харчи, налей нам с ординарцем из вашего ротного котла. Поставь котелок в землянке. Нас не буди. Мы хлебать будем после, когда сами проснемся. Других распоряжений к тебе нет. Думаю, что до утра у тебя в траншее будет порядок. В случае чего, не стесняйся, буди!
Мы спустились в землянку и повалились на нары. Я закрыл глаза. Было слышно, как лейтенант с кем-то разговаривал. Потом голос его умолк и я вскоре заснул.
Среди ночи меня разбудили. Ещё сквозь сон, я услышал голос своего ординарца. Он о чем-то говорил с командиром роты и легонько тряс меня за плечо.
На звонки дежурных из штаба он, лениво позевывая, обычно отвечал:
– Капитана здесь нет! Что передать?
Невозмутимо и спокойно он штабным дает понять, что меня на месте нет и разговор окончен. Передовая телефонисту трубку, он добавляет:
– Меня тоже здесь нет! Больше не буди! В таких делах, когда из штаба звонят без особой важности, ординарец не приклонен и не пробиваем.
– Сказал нет! Значит – нет! И поменьше болтай! Твое дело телячье! Обтелефорился и сиди!
Но на этот раз, я слышал сквозь сон, ординарец мой с кем-то толковал. Сидя на нарах, он уставился сонным взглядом на лейтенанта, а тот напирал – "Давай! Буди капитана".
– Товарищ гвардии капитан! – слегка потянув за рукав, настойчиво теребит меня ординарец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429
Не все солдаты фюрера во время обстрела прячутся в блиндажах. В траншее остаются наблюдатели. Их нужно только засечь и обложить с двух сторон огнем. Немцу некуда станет деваться.
Вот сейчас, самый подходящий момент. Всыпать им с полсотни мин, все как мыши разбегутся. Но, к сожалению мины закончились.
А вообще ребята устали и мне откровенно нет никакой охоты заниматься этим делом. Сколько вот так можно торчать на передке? Надоело всё! Как только солдаты пехоты смиренно сидят, как мыши в траншее? У нас есть отдушина. Мы, можем уйти. А им, до смерти предписано безвылазно сидеть в земле.
Немцам сегодня повезло. Бегают как муравьи перед дождем, а грома с неба не слышно.
И вот, наконец, дождавшись темноты, мы вылезаем на поверхность земли приваливаем щиты, забрасываем их дерном, и не торопясь ступая, уходим в сторону своей траншеи.
Чуть ещё стало темней, немцы начали светить ракетами. А раз немцы стали светить ракетами, ночь пройдет спокойно, без всяких происшествий.
Так прошел ещё один фронтовой день, жаркий, томительный и бесконечно длинный.
С наступлением ночи немцы прекратили стрельбу. Идти под визгливый голос немецких пуль, когда они летят в спину, не очень приятно. Полоснет свинцовым хлыстом по спине, ткнешься руками в землю, подогнув колени и считай, что это для тебя последний день. На земле ты больше не жилец! Твоя песенка спета! При каждом выстреле вдогонку ждешь сзади удара, печенкой чувствуешь, как они летят и догоняют тебя. И так, каждый раз. Пули, осколки и взрывы по много раз в день приходится переживать. Сколько нужно иметь душевных сил, чтобы перенести, перетерпеть за многие годы все это?
Но вот открытое место пройдено. Впереди чернеет наша траншея. Никого не волнует, что ты ходишь, каждый день под пулями и можешь получить их в спину или затылок. Это твоя работа. У комиссара полка давно бы боевой орден висел за то, что он один раз под пулями хребет свой пригнул. А то бери ещё и выше!
В передней траншее безвылазно сидят простые солдаты, под огнем, под бомбами, под пулями, за это им медали не дают. Это не геройство, какое! Это они обязаны! А тыловик пригнулся разок от разрыва, это геройство первой статьи. Да ещё, если он в чине! Уж он растрезвонит, что был под огнем!
В передней траншее, пригнувшись, солдаты сидят. Мы прыгаем сверху на дно. Никто нас не окликает, не останавливает. Кто мы, чужие или свои? Мы идем вдоль хода сообщения. Солдаты, пригнувшись, сидят в разных позах. Один, обняв колени и упершись каской в стену окопа, дремлет и посапывает в усы. Другой поперек хода сообщения вывалил свое гузно и лежит на боку. Тот, притулившись за спиной соседа, уперся каской в затвор винтовки и скребет его. Этот, что откровенно развалился вдоль прохода, лежит, открыл рот и пускает пузыри.
Солдат стрелков в траншее не так уж много. Там пригнулась и замерла кучка, здесь спят по двое, по трое. Некоторые сидят спиной к немцам, им на всё давно наплевать. Разве они не знают, что им уготовила судьба. Вот они и смирились, утратили нюх солдатский. Неделя ещё не прошла. Здесь же, в этой злополучной траншее, их друзья и товарищи поплатились жизнью за сон на посту. А им хоть бы что! Поесть и поспать! Вот главное что осталось.
Мы идем по траншее, где толкаем сидящих солдат, где перешагиваем через них. Одному прошлись по ногам – в темноте не видно. У нас на душе тоже кошки скребут. Солдат не поднял головы. Он подобрал ноги с прохода и лежыт в свою дудку сопит. Другой спит сидя, раскинув руки и растопырив колени. Пройти мимо, не задев его нельзя. Разведчик, идущий впереди подталкивает его с дороги. Он, не просыпаясь, переворачивается на бок, и ничего не сказав, захрапел возмущённо. Солдаты не брыкаются и не огрызаются, когда мы их толкаем и задеваем на ходу. Они просто отползают в сторону, прижимаются к стенке окопа и каждый делает дело свое. Мы идем, поддеваем их и наступаем им на ноги. Они чутко реагируют, быстро убирают ноги, зная, что мы можем и по головам им пройти. Свой брат, пехотинец, тот пройдет, не задев никого. Он идет по траншее мягко и осторожно. Он, как кошка в высокой траве ступает. А эти, из полковой разведки идут и раздают пинки и тырчки. Им солдат нипочем. Им сказать ничего нельзя. Им ничего не стоит сапогом заехать тебе в рыло, дать пинка промеж ног, под зад. Это на их языке – "Дай пройти!", "Маленько подвинься!". Попробуй, не уберись – в карман носком сапога тебе подденут.
Славянам в траншее спокойно, пока разведчики работают в нейтральной полосе. Командир стрелковой роты тоже отдыхает. Разведчики вернулись. Надо идти и будить своих солдат.
Через некоторое время харчи принесут. Запах ржаного хлеба сразу поднимет всех на ноги. Все ждут момента, когда забрякают котелки.
Подхожу к землянке. На ступеньках сидит часовой.
– Давай буди ротного! – бросаю я часовому.
– Я здесь! Я не сплю! – слышу я, голос лейтенанта из-за занавески прохода. Палатка в проходе откидывается и на фоне коптящего сального света появляется силуэт лейтенанта.
– Часовых поставишь по всей траншее! – говорю я ему.
– Разведчиков на постах ночью не будет! Пополнение ты получил.
Я отправляю своих в тыл. Мы с ординарцем ляжем спать в твоей землянке. А ты ночью будешь проверять свои посты. Приказываю смотреть в оба! Принесут харчи, налей нам с ординарцем из вашего ротного котла. Поставь котелок в землянке. Нас не буди. Мы хлебать будем после, когда сами проснемся. Других распоряжений к тебе нет. Думаю, что до утра у тебя в траншее будет порядок. В случае чего, не стесняйся, буди!
Мы спустились в землянку и повалились на нары. Я закрыл глаза. Было слышно, как лейтенант с кем-то разговаривал. Потом голос его умолк и я вскоре заснул.
Среди ночи меня разбудили. Ещё сквозь сон, я услышал голос своего ординарца. Он о чем-то говорил с командиром роты и легонько тряс меня за плечо.
На звонки дежурных из штаба он, лениво позевывая, обычно отвечал:
– Капитана здесь нет! Что передать?
Невозмутимо и спокойно он штабным дает понять, что меня на месте нет и разговор окончен. Передовая телефонисту трубку, он добавляет:
– Меня тоже здесь нет! Больше не буди! В таких делах, когда из штаба звонят без особой важности, ординарец не приклонен и не пробиваем.
– Сказал нет! Значит – нет! И поменьше болтай! Твое дело телячье! Обтелефорился и сиди!
Но на этот раз, я слышал сквозь сон, ординарец мой с кем-то толковал. Сидя на нарах, он уставился сонным взглядом на лейтенанта, а тот напирал – "Давай! Буди капитана".
– Товарищ гвардии капитан! – слегка потянув за рукав, настойчиво теребит меня ординарец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415 416 417 418 419 420 421 422 423 424 425 426 427 428 429