По двое, по трое подходили отставшие, другие = главным образом больные и старики — не пришли, задержались в окрестных селениях. Среди повстанцев оказались и струсившие,— они попрятались в пещерах, в укромных уголках гор.
Рано утром из ущелья Раджаб-факир с пятьюстами повстанцами спустился Назир вместе с его знакомым Сайд Мергеном, присоединившим к отряду поднятых им крестьян этого ущелья.
Восэ и Назир обнялись и, положив руки друг другу на плечи, постояли так, словно давно не виделись. Им надо было вдвоем обдумать, как устранить надвигавшуюся опасность. Из предосторожности, опасаясь неожиданного нападения Мирзо Акрама, Восэ направил в засаду чуть выше селения Сар-и-Мазар выделенных в отдельный отряд повстанцев, вооруженных берданками и охотничьими самопалами. Начальником над ними был назначен Сайд Мерген. В случае появления солдат стрелки должны были задержать их выстрелами.
День прозрел и осветил ущелье. В двух верстах вниз, по правому берегу Сурхоба, на бугре высилась обнаженная и грозная крепость правителя Бальджуана. Как бы храня свою тайну, она была угрожающе молчалива и спокойна. Напротив крепости, на левом берегу реки, у входа в ущелье Баймуш, по которому в долину выбегают воды реки Ховалинг, в том месте, где эти воды вливаются в Сурхоб, видна сумрачная рощица — в ней над широкими кронами карагачей покачиваются засохшие верхушки платанов. Это и есть то священное место, с котором уже знаком читатель,—мазар святого Бальджуана... Узкое, длинное
село Сар-и-Мазар начинается от гробницы святого и, карабкаясь по склонам подножия высоких горных отрогов, доходит до группы тутовников Тут-и-буни-Хайдар. А напротив этого места, приютившего тысячный отряд повстанцев, на правом берегу, строго посередине между Тут-и-буни-Хайдаром и бальджуанскою крепостью, в объятиях красноцветных круч и оврагов, ютится местечко Сур-хакои.
Лучи солнца, еще невидимые повстанцам, уже заиграли на стенах и башнях крепости. И тогда на одной из стен стали заметны силуэты трех-четырех человек. Это Мирзо Акрам и его чиновники разглядывали повстанцев в бинокль.
Со стороны Сурхакона появились четыре всадника без оружия. Можно было разглядеть белую чалму одного из Зоркий глаз охотника Назира узнал владельца этой чалмы.
— Хаджи Якуб, богослов, преподаватель медресе! — сказал Назир.
«Почтенный хаджи Якуб всегда появляется там, где нужны совет или наставления! — подумал Восэ.— Не надумал ли бек кончить дело миром? 'Может быть, не хочет воевать, хочет уступить повстанцам, удовлетворить наши требования?»
Но это было не так. И задача у Якуба была другая. Гиссарские солдаты еще не прибыли в Бальджуан, правитель ожидал их часа через два. Еще не были готовы к бою и локайцы, которых бек уговорил принять участие в подавлении мятежа,— они только что собрались на верхней речной террасе, в селе Туркон, считающемся частью города Бальджуана... Приближающиеся к Восэ четыре всадника во главе с Якубом, явно посланные для переговоров, должны были по поручению бека тянуть время. Наученный Остонакулом, Мирзо Акрам намеревался собрать побольше сил, окружить все ущелье, сразу напасть на повстанцев и уничтожить их.
Люди Восэ молча, с любопытством встретили представителей бека. Те, перейдя реку, остановились неподалеку от повстанцев. С хаджи Якубом прибыли пожилой приближенный бека и два почтенных старика, жители города, известные местному населению.
— Восэ! — громко обратился хаджи Якуб к вождю
повстанцев.— Властительный правитель спрашивает: зачем вы пришли?
Восэ неторопливо поднялся с камня и, заложив обе ладони за пояс, сказал:
— Конечно, не для прогулки.
Какая у вас цель?
—^ Наша цель...— начал Восэ, немного подумал и обратился к народу: — Кто ответит?
Это его обращение было неожиданным как для представителей Мирзо Акрама, так и для всех здесь собравшихся. Воцарилось молчание.
Встал Назир.
Я отвечу! — сказал он и, повернувшись к прибывшим, насмешливо проговорил: — Разве бек все еще сидит в крепости? Ведь подданные давно уже свергли его с поста. Вы, достопочтенный, идите и скажите ему: пусть убирается вон отсюда. И поскбрей!
Дерзкий, открыто мятежный ответ Назира сразу же определил тон дальнейших переговоров. Смепыщвый Сайд Али высоким тоненьким голоском сказал Назиру:
— Ты, Назир, спрашиваешь: «Разве бёк все еще сидит в крепости?» А ты того не знаешь, что, когда мы уволили правителя с его поста, эмир тоже уволил его, тогда Мирзо Акрам решил ублаготворить эмира и преподнес ему в подарок свою дочь. Вот почему эмир пока все еще оставил его в должности!
Громкий хохот раздался в ответ на этот выпад. Правильно говорится: «Нет тайны, какая не стала бы явной»,— история с преподношением эмиру Мирзо Акрамом своей дочери давно уже повсюду передавалась из уст в уста.
Посланцы правителя еще не пришли в себя от дружно- то хохота, как вдруг некий шутник, сидя задом наперед на осле, выехал из толпы. Одетый в халат, с накрученной на голову чалмою, он подражал правителю важными жестами, а другой шутник, представляя его слугу, заостренной палкой подгонял осла, приговаривая: «Г-ха, г-ха!» «Правитель» кричал на него, повторяя: «Эй, ясаул, вот уже, две недели еду и никак не доеду до Бухары!» А «ясаул» в ответ: «Да как же вы до Бухары доедете, великопочтенней- ший, осел-то ваш повернулся мордою к Бадахшану, туда едет!» «Правитель» с руганью закричал: «Эй, дурак, у осла лицо к Бадахшану, да у меня-то к Бухаре! Кто выехал в путешествие: я или осел?»
И снова хохот, шум, гам...
Повстанцы забыли про усталость от долгого пути, и про опасность, угрожавшую им. Казалось, развернув во вою ширь знамя восстания, народ тем самым сразу и окончательно прервал все нити покорности и подчинения своим правителям, отдался на волю судьбы. Люди считали себя свободными от каких бы то ни было обязанностей. Надо полагать, власть им стала казаться бессильной, так впечатлили удачи последних дней: и позорное бегство бека во время смуты в Ховалинге, и гибель диванбеги Яхши-бека, и разгром тысяцкого Саидкула возле Мазар-и-Дода-рака.
— Эй, Восэ! — закричал хаджи Якуб.— Это что за насмешки? Что они позволяют себе, эти люди?.. Эй, народ! Стыда у вас нет, бога вы не боитесь! Досточтимый бек — только преданный раб вместилища вселенной, всесильного повелителя Благородной Бухары, а он — эмир правоверных — тень бога на земле, простертая над всеми мусульманами. Неуважение к беку есть неуважение к властительному повелителю, самому эмиру, а это йеликий грех... Му-сульмане! Побойтесь бога!
Серая лошадь хаджи Якуба, словно подтверждая слова всадника, беспрестанно качала головой. Его спутник — нахмуренный; недовольный советник правителя, сидя в седле гордо и высокомерно, упирая рукоять плети в бедро, с брезгливостью и отвращением исподлобья посматривал на толпу людей — босоногих или обутых в рваную сыромятину, одетых в отрепья грязных халатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122