». Теперь в сад, находящийся за домом, она выходила без паранджи, только слегка прикрывая лицо платком. По любому поводу во всякое время появлялась в саду, где он работал, сама относила ему еду, заговаривала с ним о том о сем. Потом завела привычку украдкой, искоса, из-за края платка посматривать на работника томными глазами, даже загадочно улыбалась. Это все было игрой красивой змеи, которая не могла оставить в покое даже глуповатого и богобоязненного Амиркула. Она рассчитала правильно, работник думал: «Муж ее бросил, ушел,— наверное, женщина скучает!» Так постепенно Лютфия сумела разжечь в этом мужчине пламень вожделения.
Однажды летом Амиркул жал в саду траву, и в это время там появилась Лютфия. Она была одета в тонкое кисейное платье и почему-то босая. Вблизи сарая для дров, в углу сада, женщина вдруг вскрикнула и упала в траву. Амиркул подумал, что ее ужалила змея, и, бросив серп, поспешил на помощь.
— В ногу... Ай, больно! Мне в ногу вонзилась большая заноза! — со стоном 'вскрикнула Лютфия.— Посмотри, Амиркул, вытащи!
Плутовка присела и, бесстыдно приподняв подол, показала лодыжку и выше ее — розовую шелковую штанину. Горячая кровь ударила Амиркулу в голову. Вне себя,
дрожа, он сразу поднял женщину, внес ее в дровяник и, положив на высохшую траву, навалился на нее.
— Постой, Амиркул, не сейчас,, потом!.. Отпусти меня!
Вырвалась из объятий, села поодаль, заплакала. Настоящий это был плач или показной, кто мог бы разгадать, но, согласно поговорке, «плач женщины у нее в рукаве»,— из-под рукава покатились слезы.
— Я полюбила тебя, Амиркул,— продолжала Лютфия.— Мне опостылел мой муж. Но я не хочу быть твоей любовницей... Хочу стать брачной женой... честной твоей женой...
Раскрыв свои бараньи глаза, Амиркул быстро моргал, что было признаком его крайнего удивления. Затем произнес — и то с трудом — свои первые в этой встрече слова:
— А как же хозяин?
Лютфия ждала от него этого вопроса. Теперь она может постепенно приподнимать завесу своей тайной задумки:
— Вот в этом все дело! Если бы хозяин дал развод, было бы легко, но он не хочет давать развода!..
— Если не хочет, то зачем вы пришли?.. Вы сами пришли и еще не хотите...
Никакими более осмысленными словами Амиркул не мог бы выразить сумятицу своих чувств. Лютфия дала себе время помолчать и вдруг, прижав кулак к колену мужчины, воскликнула:
— Хоть бы он умер, сгинул бы!
Амиркул широко раскрыл глаза, заморгал ими. Снова наступило молчание.
— Почему молчишь? — не выдержала Лютфия. Скажи что-нибудь или спроси!
Но чтобы вытянуть из Амиркула слово, нужны были б особые клещи. Лютфия не была в силах продолжать этот трудный разговор. Она решила прямо высказать свое желание: будь что будет!
— Я сказала тебе о своей сердечной тайне! — Лютфия встала.— А остальное зависит от тебя. Если ты мужчина и хочешь, чтоб я была твоей, то сам знаешь, как поступить. Освободи меня от моего мужа — и тогда возьмешь меня. Мы переедем куда-нибудь далеко. У меня деньги есть, все есть! Захочешь, откроешь какую-нибудь лавку или купишь землицу, займешься хлебопашеством,
Люфтия ушла.
Амиркул продолжал сидеть на месте, в углу дровяника, застыв как бесплотная тень. Ему казалось, что его стукнули камнем по голове и ушли. Он терялся в догадках, не знал, что делать...
Неужели такая, как Лютфия, молодая, красивая, городская женщина, полюбила его? Неужели возможно, чтобы она стала женой Амиркула? Ох, если бы пробудилось хоть раз годами спавшее счастье Амиркула и сбылась бы эта несбыточная мечта. Тогда ничего больше на свете не надо было б ему и желать!..
«...Муж не дает мне развода... Освободи меня от моего мужа... Если ты мужчина, то сам знаешь, как поступить... Хоть бы он умер...» Что имела она в виду?.. Неужели?., Не дай бог!..
Пять дней Амиркул терзался в плену этих и сладких и страшных мечтаний. Лютфия пять дней не показывалась в саду. На шестой день она вошла в сад в зеленом шелковом платье, глаза были подведены сурьмой, шею облегало ожерелье из черно-белого бисера... Амиркул, переносивший снопы высохшей травы в угол сада, увидел Лютфию внезапно и растерялся, не зная, куда девать снопы, как держать себя. Пройдя вблизи него, обдав его ароматов духов, Лютфия бросила ему:
— Ну, молодец!.. Я считала тебя мужчиной, ошиблась! Тебе на голову вместо чалмы вполне можно повязать женский платок! А еще навесил на пояс нож!
Амиркул почувствовал слабость в ногах и руках.. Потемнело в глазах, сноп сена выпал из рук... Придя в себя, огляделся: Лютфии нет, ушла! И подивился впервые в жизни испытанной такой внезапной и, кажется, беспричинной слабости...
В любом селении от края до края бухарской земли нет большего позора для мужчины, чем услышать, что его назвали трусливым. Но Лютфия... «Ведь на самом деле, она имеет право так назвать меня! — размышлял Амиркул.— Молодая богатая женщина, с лицом гурии, влюбившись, говорит: «Я твоя, возьми меня!» А я... Да, трус.., трус! Какой позор!»
И во внезапном возбуждении, сжав кулаки, вскочил:
«Убью! Мужа убью! Или ее убью!..»
Он и сам не понял, как оказался ночью в квартале Гозийон, где на углу одного из переулков стоял новый дом Иноятулло. Другой стороной переулок примыкал к полю люцерны, за которым высились чередой сады. Перепрыгнув через ограду какого-то сада, миновав поле, Амиркул спрятался на его краю в люцерне и пролежал с часок, наблюдая за переулком. После полуночи, когда сгустилась тьма, Амиркул вступил в переулок и, вскарабкавшись по ветвям карагача, взобрался на крышу дома Иноятулло. Луна еще не всходила, только звезды прорывали лучами темную завесу ночи. Амиркул прислушался, осмотрелся — нгГ дворе было тихо и спокойно. Под легким навесом на террасе спали хозяева дома. Крыши соседских домов примыкали одна к другой; переползая по ним, Амиркул добрался до крыши дровяного сарая, расположенного в дальнем конце двора. Рядом с сараем Амиркул разглядел толстый пень, осторожно слез с крыши дровяника, ступив на этот пень, и спрятался во дворе между ним и примыкавшей к нему огородкой отхожего места. Подумал, что Иноятулло может прийти сюда по нужде, и стал ждать.
Сколько ему пришлось ждать, он и сам не мог бы сказать, позже он помнил только, что луна уже ярко светила и он очень опасался быть обнаруженным, а потому, когда вдруг послышались кашель и шарканье ног, он низко пригнулся за пнем. Какой-то мужчина с халатом на плечах, в ярко белевших исподних, шлепая босыми ногами в калошах, прошел в уборную. Это, несомненно, был Иноятулло. Амиркул стоял за уборной, ожидая, когда его жертва выйдет. И только Иноятулло ступил ногою наружу, как тут же с замкнутым сильной ладонью ртом упал от удара ножом в бок...
Амиркул, ступив на пень, поднялся на крышу и тем же путем, каким приполз сюда, достиг карагача, спустился в переулок за домом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Однажды летом Амиркул жал в саду траву, и в это время там появилась Лютфия. Она была одета в тонкое кисейное платье и почему-то босая. Вблизи сарая для дров, в углу сада, женщина вдруг вскрикнула и упала в траву. Амиркул подумал, что ее ужалила змея, и, бросив серп, поспешил на помощь.
— В ногу... Ай, больно! Мне в ногу вонзилась большая заноза! — со стоном 'вскрикнула Лютфия.— Посмотри, Амиркул, вытащи!
Плутовка присела и, бесстыдно приподняв подол, показала лодыжку и выше ее — розовую шелковую штанину. Горячая кровь ударила Амиркулу в голову. Вне себя,
дрожа, он сразу поднял женщину, внес ее в дровяник и, положив на высохшую траву, навалился на нее.
— Постой, Амиркул, не сейчас,, потом!.. Отпусти меня!
Вырвалась из объятий, села поодаль, заплакала. Настоящий это был плач или показной, кто мог бы разгадать, но, согласно поговорке, «плач женщины у нее в рукаве»,— из-под рукава покатились слезы.
— Я полюбила тебя, Амиркул,— продолжала Лютфия.— Мне опостылел мой муж. Но я не хочу быть твоей любовницей... Хочу стать брачной женой... честной твоей женой...
Раскрыв свои бараньи глаза, Амиркул быстро моргал, что было признаком его крайнего удивления. Затем произнес — и то с трудом — свои первые в этой встрече слова:
— А как же хозяин?
Лютфия ждала от него этого вопроса. Теперь она может постепенно приподнимать завесу своей тайной задумки:
— Вот в этом все дело! Если бы хозяин дал развод, было бы легко, но он не хочет давать развода!..
— Если не хочет, то зачем вы пришли?.. Вы сами пришли и еще не хотите...
Никакими более осмысленными словами Амиркул не мог бы выразить сумятицу своих чувств. Лютфия дала себе время помолчать и вдруг, прижав кулак к колену мужчины, воскликнула:
— Хоть бы он умер, сгинул бы!
Амиркул широко раскрыл глаза, заморгал ими. Снова наступило молчание.
— Почему молчишь? — не выдержала Лютфия. Скажи что-нибудь или спроси!
Но чтобы вытянуть из Амиркула слово, нужны были б особые клещи. Лютфия не была в силах продолжать этот трудный разговор. Она решила прямо высказать свое желание: будь что будет!
— Я сказала тебе о своей сердечной тайне! — Лютфия встала.— А остальное зависит от тебя. Если ты мужчина и хочешь, чтоб я была твоей, то сам знаешь, как поступить. Освободи меня от моего мужа — и тогда возьмешь меня. Мы переедем куда-нибудь далеко. У меня деньги есть, все есть! Захочешь, откроешь какую-нибудь лавку или купишь землицу, займешься хлебопашеством,
Люфтия ушла.
Амиркул продолжал сидеть на месте, в углу дровяника, застыв как бесплотная тень. Ему казалось, что его стукнули камнем по голове и ушли. Он терялся в догадках, не знал, что делать...
Неужели такая, как Лютфия, молодая, красивая, городская женщина, полюбила его? Неужели возможно, чтобы она стала женой Амиркула? Ох, если бы пробудилось хоть раз годами спавшее счастье Амиркула и сбылась бы эта несбыточная мечта. Тогда ничего больше на свете не надо было б ему и желать!..
«...Муж не дает мне развода... Освободи меня от моего мужа... Если ты мужчина, то сам знаешь, как поступить... Хоть бы он умер...» Что имела она в виду?.. Неужели?., Не дай бог!..
Пять дней Амиркул терзался в плену этих и сладких и страшных мечтаний. Лютфия пять дней не показывалась в саду. На шестой день она вошла в сад в зеленом шелковом платье, глаза были подведены сурьмой, шею облегало ожерелье из черно-белого бисера... Амиркул, переносивший снопы высохшей травы в угол сада, увидел Лютфию внезапно и растерялся, не зная, куда девать снопы, как держать себя. Пройдя вблизи него, обдав его ароматов духов, Лютфия бросила ему:
— Ну, молодец!.. Я считала тебя мужчиной, ошиблась! Тебе на голову вместо чалмы вполне можно повязать женский платок! А еще навесил на пояс нож!
Амиркул почувствовал слабость в ногах и руках.. Потемнело в глазах, сноп сена выпал из рук... Придя в себя, огляделся: Лютфии нет, ушла! И подивился впервые в жизни испытанной такой внезапной и, кажется, беспричинной слабости...
В любом селении от края до края бухарской земли нет большего позора для мужчины, чем услышать, что его назвали трусливым. Но Лютфия... «Ведь на самом деле, она имеет право так назвать меня! — размышлял Амиркул.— Молодая богатая женщина, с лицом гурии, влюбившись, говорит: «Я твоя, возьми меня!» А я... Да, трус.., трус! Какой позор!»
И во внезапном возбуждении, сжав кулаки, вскочил:
«Убью! Мужа убью! Или ее убью!..»
Он и сам не понял, как оказался ночью в квартале Гозийон, где на углу одного из переулков стоял новый дом Иноятулло. Другой стороной переулок примыкал к полю люцерны, за которым высились чередой сады. Перепрыгнув через ограду какого-то сада, миновав поле, Амиркул спрятался на его краю в люцерне и пролежал с часок, наблюдая за переулком. После полуночи, когда сгустилась тьма, Амиркул вступил в переулок и, вскарабкавшись по ветвям карагача, взобрался на крышу дома Иноятулло. Луна еще не всходила, только звезды прорывали лучами темную завесу ночи. Амиркул прислушался, осмотрелся — нгГ дворе было тихо и спокойно. Под легким навесом на террасе спали хозяева дома. Крыши соседских домов примыкали одна к другой; переползая по ним, Амиркул добрался до крыши дровяного сарая, расположенного в дальнем конце двора. Рядом с сараем Амиркул разглядел толстый пень, осторожно слез с крыши дровяника, ступив на этот пень, и спрятался во дворе между ним и примыкавшей к нему огородкой отхожего места. Подумал, что Иноятулло может прийти сюда по нужде, и стал ждать.
Сколько ему пришлось ждать, он и сам не мог бы сказать, позже он помнил только, что луна уже ярко светила и он очень опасался быть обнаруженным, а потому, когда вдруг послышались кашель и шарканье ног, он низко пригнулся за пнем. Какой-то мужчина с халатом на плечах, в ярко белевших исподних, шлепая босыми ногами в калошах, прошел в уборную. Это, несомненно, был Иноятулло. Амиркул стоял за уборной, ожидая, когда его жертва выйдет. И только Иноятулло ступил ногою наружу, как тут же с замкнутым сильной ладонью ртом упал от удара ножом в бок...
Амиркул, ступив на пень, поднялся на крышу и тем же путем, каким приполз сюда, достиг карагача, спустился в переулок за домом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122