ведь девушка три последних дня была наедине с Восэ, и если в гневе и в раздражении своем Наимшах теперь их разлучит, то девушка в глазах всех будет опорочена, и уже никто никогда не возьмет ее в жены. А уж о судьбе Восэ тогда нечего будет и говорить: сгноят в тюрьме!
Ну пусть Наимшаху наплевать на судьбу Восэ, которого сгноят в тюрьме, но ведь не может отец не думать о
судьбе родной дочери,— не может он, почтенный и добрый Наимшах, предать на всю жизнь свою дочь несчастию!..
Все горячие слова взволнованного Назира старик молча выслушал, но, упрямый и самолюбивый, не захотел им внять. «Надев овчину наизнанку», распаленный злобой, он осыпал дочь проклятиями,— пусть, мол, она будет ославлена своим позором, пусть умрет незамужней, но этого незаконнорожденного вора он, Наимшах, не примет в зятья!
Назир опечалился. Когда в вечерней тьме он вернулся в Афарди, к Зарагуль, и жена стала его расспрашивать, он угрюмо ответил, что ничего добиться нельзя, ибо «в одном этом старике упрямства больше, чем в пяти ослах».
— Что же ты будешь делать? Неужели молча сидеть? — воскликнула она.— У меня горит сердце в тревоге о несчастном юноше и особенно об этой девочке Аноргуль! Ведь завтра твоего, побратима повезут в Бальджуан, бросят в тюрьму!
— А что, жена, могу я сделать?
— Иди повидай старших в селении, поговори! Девушка в возрасте, парень хочет взять ее в жены, чего же еще? Не верю, что отец хочет позора своей дочери! Пусть старые, умные люди вразумят его.
— Пока я дойду до Шахидона, все спать лягут.
— Тогда иди ночью, до рассвета. Соверши первую молитву в Шахидоне,— старики да начальники придут в мечеть, ты их всех увидишь.
Этот совет понравился Йазиру.
Придя раньше всех в большую, расположенную против дома амлякдара мечеть, он остался там до конца молитвы, на которую в мечеть пришли и амлякдар, и местный судья, и миршаб. Бил богу поклоны и Наимшах. После общей молитвы Назир вышел со всеми во двор мечети, поздоровался с властями, хотел было с ними заговорить... Но два солдата с длинными палками в руках вывели из пристроенной к зданию местного присутствия низкой глиняной землянки трех вывалянных в пыли людей со связанными за спиной руками. Их измазанные и опухшие от побоев лица были едва узнаваемыми. Вглядываясь в синяки под их глазами, Назир едва определил, который из трех Восэ. Пренебрежительным жестом амлякдар приказал гнать их немедленно в Бальджуан. Солдаты, раздвигая палками людей, вышедших толпой из мечети, и тех глазеющих, что успели сбежаться из ближайших домов, вытолкали узников на улицу.
Но тут с плачем стенаньями к Восэ бросилась укрывшая голову халатом женщина, вцепилась в полы его одежды, упала на колени и пронзительно возгласила на все селение:
— Дай бог, чтоб сгорел дом тирана! Мы с этим юношей хотим пожениться, я сама этого хотела, об этом его просила. Он не виноват, освободите его!
Никому здесь такого происшествия видеть не приходилось. Ропот изумления волной прошел по толпе. Стражники, как говорится, потеряли в растерянности свои руки и ноги. Наимшах, узнав свою дочь, быстро подошел к ней, схватил ее за руку:
— Ты с ума сошла, Аноргуль! Встань!.. Этот преступник — заключенный!
. — Нет!.. Он не может быть заключенным! Ему не за что быть в тюрьме! Эй, мусульмане! Правоверные мои братья! Мой отец из-за меня обвинил этого праведного человека за то, что он любит меня, а я сама хочу его взять в мужья!..—Аноргуль обратила свой горящий мольбою взор к управителю и судье: — Владыки мои, властители! Если Восэ виноват, то и я виновата, бросьте и меня в тюрьму вместе с ним!
Халат с головы Аноргуль упал на пыльную землю. Платок соскользнул на шею. Всем открылись разметанные по плечам волосы девушки, ее прелестное, воспламененное отчаянием и надеждой лицо. Такое бесстрашие, такая отвага, проявленные этой юной девушкой, представились всем событием небывалым и удивительным — лучистые, смелые глаза Аноргуль очаровали всех.
Назир вышел вперед, обратился к управителю и судье: —- Почтеннейшие! Я хорошо знаю эту девушку, знаю и отца ее. Девушка была гостьей моей жены. Я как перед богом свидетельствую, клятву даю — эта девушка чиста и невинна. Она и этот юноша, не уличенный ни в чем, полюбили друг друга на жизнь и на смерть!
Назира — охотника-богатыря — в селении все знали, все уважали. Его слова, приязненно воспринятые столпившимся вокруг народом, вызвали у колеблющихся симпатии к Аноргуле и Восэ. Послышались восклицания:
— Молодец, девушка! Красавица! И какая смелость — так защищать любимого!
Освободите парня!.. раздались возгласы. — Любовь не преступленье!.. Да благословит бог их свадьбу! И он и она — оба хотят ее!.. Достопочтенный правитель наш! Пусть справедливый судья сочетает их браком по закону нашему!.. Мы все хотим счастья им!..
Бородатый, широкоплечий, дородный амлякдар Сари- Хосорского тумена повернулся к неказистому, низкорослому, узкобородому судье и спросил:
— Это вы, убежище шариата, скажете?
Этот судья, по имени Абдурасул,— старый мошенник, взяточник и развратник — прославился своими достойными качествами во всем тумене. Любое дело, попавшее к нему на рассмотрение, он всегда решал в пользу той стороны, которая давала ему взятку покрупнее, и потому обычно все дела вел в обстановке келейной, ведя все разговоры с глазу на глаз.
Но сейчас обстановка создалась необычная. Сотни ждущих правосудия глаз наблюдали за ним, судьею, и за управителем, не решившимся что-либо возразить народу. Оба они хорошо понимали, что симпатии на стороне девушки и ее возлюбленного. Оба опасались сейчас возбудить гнев толпы. А кроме того, судья сообразил: если он сейчас здесь же не решит дело в пользу Аноргуль и Восэ, то возбужденные люди могут заставить какого-либо другого священнослужителя (каким считался и он, судья) свершить обряд бракосочетания этих двоих, и тогда все будут с презрением показывать на него пальцем. Доходов при таком отношении к нему у него не прибавится, а тайных недругов у него и так слишком много...
— Так! — подумав обо всем этом, произнес судья.— Богоугодно всякое дело, которое решается в соответствии с установлениями шариата!.. Раз нам клятвенно подтверждено, что девушка по своему решению убежала с юношей, решив стать его женой по всем законам... И если до брака греха не было,— а это тоже подтверждено клятвой... Их брак по велениям шариата считается допустимым.
— Допустимым!.. Дозволенным!.. Допустимым!.. Слава закону нашему! — раздались крики.— Совершите обряд, достопочтенный судья!.. Все мы будем свидетелями... При нас пусть будет их праздник, во славу бога милостивого, милосердного!..
Толпа гудела как сотня натянутых струн.
По приказу управителя тумена стражники развязали Восэ руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Ну пусть Наимшаху наплевать на судьбу Восэ, которого сгноят в тюрьме, но ведь не может отец не думать о
судьбе родной дочери,— не может он, почтенный и добрый Наимшах, предать на всю жизнь свою дочь несчастию!..
Все горячие слова взволнованного Назира старик молча выслушал, но, упрямый и самолюбивый, не захотел им внять. «Надев овчину наизнанку», распаленный злобой, он осыпал дочь проклятиями,— пусть, мол, она будет ославлена своим позором, пусть умрет незамужней, но этого незаконнорожденного вора он, Наимшах, не примет в зятья!
Назир опечалился. Когда в вечерней тьме он вернулся в Афарди, к Зарагуль, и жена стала его расспрашивать, он угрюмо ответил, что ничего добиться нельзя, ибо «в одном этом старике упрямства больше, чем в пяти ослах».
— Что же ты будешь делать? Неужели молча сидеть? — воскликнула она.— У меня горит сердце в тревоге о несчастном юноше и особенно об этой девочке Аноргуль! Ведь завтра твоего, побратима повезут в Бальджуан, бросят в тюрьму!
— А что, жена, могу я сделать?
— Иди повидай старших в селении, поговори! Девушка в возрасте, парень хочет взять ее в жены, чего же еще? Не верю, что отец хочет позора своей дочери! Пусть старые, умные люди вразумят его.
— Пока я дойду до Шахидона, все спать лягут.
— Тогда иди ночью, до рассвета. Соверши первую молитву в Шахидоне,— старики да начальники придут в мечеть, ты их всех увидишь.
Этот совет понравился Йазиру.
Придя раньше всех в большую, расположенную против дома амлякдара мечеть, он остался там до конца молитвы, на которую в мечеть пришли и амлякдар, и местный судья, и миршаб. Бил богу поклоны и Наимшах. После общей молитвы Назир вышел со всеми во двор мечети, поздоровался с властями, хотел было с ними заговорить... Но два солдата с длинными палками в руках вывели из пристроенной к зданию местного присутствия низкой глиняной землянки трех вывалянных в пыли людей со связанными за спиной руками. Их измазанные и опухшие от побоев лица были едва узнаваемыми. Вглядываясь в синяки под их глазами, Назир едва определил, который из трех Восэ. Пренебрежительным жестом амлякдар приказал гнать их немедленно в Бальджуан. Солдаты, раздвигая палками людей, вышедших толпой из мечети, и тех глазеющих, что успели сбежаться из ближайших домов, вытолкали узников на улицу.
Но тут с плачем стенаньями к Восэ бросилась укрывшая голову халатом женщина, вцепилась в полы его одежды, упала на колени и пронзительно возгласила на все селение:
— Дай бог, чтоб сгорел дом тирана! Мы с этим юношей хотим пожениться, я сама этого хотела, об этом его просила. Он не виноват, освободите его!
Никому здесь такого происшествия видеть не приходилось. Ропот изумления волной прошел по толпе. Стражники, как говорится, потеряли в растерянности свои руки и ноги. Наимшах, узнав свою дочь, быстро подошел к ней, схватил ее за руку:
— Ты с ума сошла, Аноргуль! Встань!.. Этот преступник — заключенный!
. — Нет!.. Он не может быть заключенным! Ему не за что быть в тюрьме! Эй, мусульмане! Правоверные мои братья! Мой отец из-за меня обвинил этого праведного человека за то, что он любит меня, а я сама хочу его взять в мужья!..—Аноргуль обратила свой горящий мольбою взор к управителю и судье: — Владыки мои, властители! Если Восэ виноват, то и я виновата, бросьте и меня в тюрьму вместе с ним!
Халат с головы Аноргуль упал на пыльную землю. Платок соскользнул на шею. Всем открылись разметанные по плечам волосы девушки, ее прелестное, воспламененное отчаянием и надеждой лицо. Такое бесстрашие, такая отвага, проявленные этой юной девушкой, представились всем событием небывалым и удивительным — лучистые, смелые глаза Аноргуль очаровали всех.
Назир вышел вперед, обратился к управителю и судье: —- Почтеннейшие! Я хорошо знаю эту девушку, знаю и отца ее. Девушка была гостьей моей жены. Я как перед богом свидетельствую, клятву даю — эта девушка чиста и невинна. Она и этот юноша, не уличенный ни в чем, полюбили друг друга на жизнь и на смерть!
Назира — охотника-богатыря — в селении все знали, все уважали. Его слова, приязненно воспринятые столпившимся вокруг народом, вызвали у колеблющихся симпатии к Аноргуле и Восэ. Послышались восклицания:
— Молодец, девушка! Красавица! И какая смелость — так защищать любимого!
Освободите парня!.. раздались возгласы. — Любовь не преступленье!.. Да благословит бог их свадьбу! И он и она — оба хотят ее!.. Достопочтенный правитель наш! Пусть справедливый судья сочетает их браком по закону нашему!.. Мы все хотим счастья им!..
Бородатый, широкоплечий, дородный амлякдар Сари- Хосорского тумена повернулся к неказистому, низкорослому, узкобородому судье и спросил:
— Это вы, убежище шариата, скажете?
Этот судья, по имени Абдурасул,— старый мошенник, взяточник и развратник — прославился своими достойными качествами во всем тумене. Любое дело, попавшее к нему на рассмотрение, он всегда решал в пользу той стороны, которая давала ему взятку покрупнее, и потому обычно все дела вел в обстановке келейной, ведя все разговоры с глазу на глаз.
Но сейчас обстановка создалась необычная. Сотни ждущих правосудия глаз наблюдали за ним, судьею, и за управителем, не решившимся что-либо возразить народу. Оба они хорошо понимали, что симпатии на стороне девушки и ее возлюбленного. Оба опасались сейчас возбудить гнев толпы. А кроме того, судья сообразил: если он сейчас здесь же не решит дело в пользу Аноргуль и Восэ, то возбужденные люди могут заставить какого-либо другого священнослужителя (каким считался и он, судья) свершить обряд бракосочетания этих двоих, и тогда все будут с презрением показывать на него пальцем. Доходов при таком отношении к нему у него не прибавится, а тайных недругов у него и так слишком много...
— Так! — подумав обо всем этом, произнес судья.— Богоугодно всякое дело, которое решается в соответствии с установлениями шариата!.. Раз нам клятвенно подтверждено, что девушка по своему решению убежала с юношей, решив стать его женой по всем законам... И если до брака греха не было,— а это тоже подтверждено клятвой... Их брак по велениям шариата считается допустимым.
— Допустимым!.. Дозволенным!.. Допустимым!.. Слава закону нашему! — раздались крики.— Совершите обряд, достопочтенный судья!.. Все мы будем свидетелями... При нас пусть будет их праздник, во славу бога милостивого, милосердного!..
Толпа гудела как сотня натянутых струн.
По приказу управителя тумена стражники развязали Восэ руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122