Вот обо всем этом думал Шо Мухаммед, министр двора.
У каждого человека есть свои тайны. Была своя тайна и у Остонакула, и вряд ли ее знает Шо Мухаммед, думал правитель Шахрисябза, ибо у эмиров не водится слишком откровенничать даже перед самыми доверенными людьми,
Остонакул родился от жены эмира — иранки; этого не знает никто, и потому никто не догадывается, что брат у Музаффара незаконный. Назрулла дал его матери развод, когда она была беременна, и передал ее своему чиновнику Аббас-бию. Женщина родила через семь месяцев после заключения второго брака. Сказали, что ребенок родился прежде времени, а в действительности 6н родился ровно через девять месяцев. Отец нашел .нужным подстроить так, чтобы ребенок считался сыном Аббасбия, но при этом он взял ребенка к себе во дворец и воспитал его. Поскольку Назрулла официально не признавал, что Остонакул его сын, другие лица, посвященные в эту тайну, тоже наложили на свои уста печать молчания. Возможно, эмир Назрулла, думая о том, что этот его первенец — иранского происхождения, заключил: фанатичные бухарцы-сунниты никогда не признают прав наследника за сыном, которого родила шиитка,— эти две ветви мусульманства непримиримо враждебны между собой.
Когда мальчик подрос, мать рассказала ему, чей он сын, но взяла с него клятву никогда не раскрывать этой тайны, пока сам отец не откроет людям ее. Бедная мать дрожала за жизнь своего ребенка, потому что члены семьи эмира могли отравить его, дабы устранить возможного в будущем претендента на престол.
Другая тайна Остоиакула относилась к его яхонтовым четкам,
В детстве отец приставил к нему в качестве учителя муллу-шиита, которого верующие почитали как святого. В 1868 году, когда Музаффар потерпел позорное поражение под Джизаком и, сдав царским войскам Самарканд, убежал в Кермине, этот самый учитель, сочтя момент подходящим для свержения Музаффара и утверждения на престоле своего высокородного ученика, впервые рассказал Остонакулу, что истинный его отец — покойный эмир Назрулла и что сам Остонакул, как старший брат Музаффара, имеет право наследования; он должен поднять мятеж, свергнуть Музаффара и занять вместо него престол...
Остонакул понял, что учитель знает о его тайне, а раз тайну знают два человека, то это не не тайна. И тогда он выхватил обоюдоострый кинжал и ударил им старика в живот. Четки выпавшие из рук старика, он взял себе, ибо верил, что четки человека, причисленного к лику святых, обладают чудодейственной силой. Вот с того времени
и доныне, уже семнадцать лет, Остонакул не выпускает эти четки из своих рук...
Остонакула, внешне мягкого и благочестивого | а на деле требовательного, расчетливого и предусмотрительного, любили оба эмира, и Назрулла и Музаффар. Верно служа им, он достиг высших чинов и постов, стал влиятельнейшим человеком. В Шахрисябзе он железной рукой придавил всех подозреваемых в недовольстве эмиром главарей вольнолюбивого рода кенагасов и всяких прочих врагов Музаффара: одних убил, других заставил подчиниться себе. Что касается налогов и податей, то они взимались и в урожайные годы и в недород. Народ не так боялся эмира, как Остонакула. Сотни семей земледельцев и ремесленников становились нищими, умирали от голода, ограбленные чиновниками Остонакула. А набожный правитель тем временем дарил молельням, мазарам, муллам и шейхам сотни тысяч сребреников, строил пристанища для паломников в Мекке, Медине, Стамбуле...
Кушбеги Шо Мухаммед жил в Бухаре, в своем доме, на территории цитадели. Отделанная резьбою по гипсу гостиная в его доме одновременно служила приемной. Двери и окна ее выходили на длинную веранду. В большой нише гостиной стояло штук десять — двенадцать больших и малых часов, они тикали, словно состязаясь между собой. Это были подарки хозяину дома от иноземных гостей.
Встретив сегодня в Ширбадане Остонакула и сказав ему: «Давайте обсудим, как быть дальше», министр двора, стремясь что-либо у него выудить, пригласил его приехать в бухарскую цитадель. Остонакул согласился. В цитадели министр двора привел Остонакула к себе в гостиную. Как только они вошли, часы пробили двенадцать. Часовщик-немец, которого судьба каким-то образом забросила в Бухару, поставил все механизмы часов так, что, как только пробивали одни, начинали бить другие часы. Министр двора наслаждался их боем. Остонакул же, который и раньше бывал здесь, эту страсть Шо Мухаммеда считал каким-то кривляньем.
Хозяин, дома посадил гостя на почетное место, слуга быстро принесли и разостлали скатерть, поставили угощения в серебряной и золотой посуде.
Шо Мухаммед придвинул к себе чайник, его слуги поняв, что министр двора хочет остаться со своим гостем наедине, вышли из комнаты.
Предложив гостю есть и пить, Шо Мухаммед затеял большой разговор. По обычаю стариков и восточных мудрецов, он начал с рассуждений о тленности мира, упомянул о том, что разумный человек не должен привязываться к недолговечному богатству, к неверной, славе и высоким постам. Восхваляя Музаффара, он заговорил о том, что хотя муллы и другие «ограниченные и недальновидные люди» винят эмира в неспособности и несмелости, из-за которых он сначала потерпел от христианского войска поражение под Зирабулаком и на Чупанатинской высоте, потерял «15леск мира» — Самарканд, стал слугой неверных, затем согласился на проведение телеграфной линии и открытие в своей столице российского торгового представительства, но все же он был великим эмиром, сильным, справедливым, заботящимся о подданных. Куш беги говорил о Музаффаре так, словно тот уже умер. Достойным наследником отца он назвал Абдул Ахада и добавил, что в правление этого эмира «Благородное государство Бухара восстановит силу и величие».
Говоря это, он краем глаза смотрел на своего соперника, стремясь разгадать его мысли, вызвать на откровенный разговор.
Остонакул, чувствуя это, не менял выражения лица, пил чай, держа в одной руке чашку, а другой рукой перебирая четки. Невозможно было узнать, о чем он думает.
— Но наследник пока молод—после недолгого молчания продолжал Шо Мухаммед.— Рядом с молодым эмиром должны стоять опытные и испытанные люди из числа его верных слуг— значит, конечно, вы, защитник справедливости, опора эмирата. Ваш готовый к услугам раб, я, в покорности своей, полагаю, что было бы прекрасно, если бы вы приняли участие в управлении страной, избрали себе то из государственных дел, какое вам более по душе,— будь то главнокомандование войсками ли что другое, нет чтобы стояли вы близко к его высочеству.
Старик замолчал, уступив очередь говорить своему гостю. Остонакул заставил его немного подождать, а потом, оставив тему об эмирате и его делах, задал вдруг своему собеседнику вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122