Он считал уместным вмешательство Касыма, ибо внушил себе: «Я должен оберегать имя Гулизор от сплетен и пересудов».
Молодежь селения Дара-и-Мухтор, вначале, подобно Гулизор, недоброжелательно относившаяся к «бродяге горных склонов», позже, плененная находчивостью Ризо, его умением играть в разные игры, приняла его в свою компанию, многие даже стали искать дружбы и товарищества со смелым, честным и ловким парнем, веселым, знающим множество всяких поговорок и пословиц...
Ризо хоть и был неграмотным, а знал наизусть притчи о борце против омейядских халифов Абу Муслиме, книгу «Аджаиб-иль-махлюкат» («Чудеса творений»), популярные сказочные новеллы из книги «Сказки попугая» —«Ту- ти-намэ». На вопросы товарищей, откуда узнал он все это,
Ризо отвечал, что ему случилось две зимы прожить в селении Бачкакон в привратье тамошней мечети, где учцп тель небольшой начальной школы долгими зимними вечерами читал собравшимся односельчанам страницы этих книг,— память у Ризо была отличная, все прочитанное он запоминал...
После домашних работ Ризо с приятелями, собравшись на каменистом берегу речки, пересказывал все, что помнил, да и то, что узнал за годы своего бродяжничества. Умел Ризо и играть на двухструнке, под наигрываемые им вечерами мелодии молодежь пела песни. Изредка при ходили и девушки. Они обычно не присоединялись к кругу ребят, а сидели кучкой в сторонке, но бывало и так, что, преодолев смущение, они присоединялись к играм и развлечениям юношей... С этими девушками всегда была и Гулизор. В других случаях, когда молодежь собиралась во внешнем дворе дома Восэ, Гулизор слушала песни и рассказы Ризо из-за дверей женской половины дома или находясь со своими подружками на плоской крыше...
Она не могла не видеть, насколько Ризо выделяется из круга своих сверстников и способностями, и внешностью,—везде и всегда он оказывался, как говорят у нас, «свечой собравшихся»... Гулизор в глубине сердца гордилась тем, что Ризо — член их семьи. Замечая, что девушки с интересом поглядывают на этого юношу, или услышав озорной разговор Ризо с. какой-либо из своих подруг, Гулизор испытывала чувство ревности...
Однажды, по своей неизжитой привычке к бродяжничеству, Ризо вдруг исчез из селения на три дня. За эти дни Гулизор остро почувствовала, насколько привыкла каждый день, каждый час видеть Ризо, слышать его голос. В ожидании Ризо она не находила себе места, глаза и слух ее были насторожены: а не скрипнет ли, не откроется ли калитка? Когда Ризо наконец появился, девушка, не в силах скрыть свою радость, подбежала к нему, воркуя как птичка:
— Ризоджан, где ты был?.. Рубаха твоя загрязнилась, сними скорей, я выстираю... Проголодался, наверное? Сядь, я принесу тебе лепешек, они еще горячие...
Правильно говорит пословица: «Любовь — мускус, ее не скроешь».
Ризо впервые испытывал такое ласковое к себе отношение, искреннюю заботливость Гулизор. Никогда прежде девушка не казалась ему столь прекрасной, уносящей сердце.
Через два дня после возвращения Ризо Гулизор вышла прихрамывая. Левая ступня девушки была обмотана тряпкой.
— Ризоджан,— сказала она,— давай пойдем в сад, а? Ты будешь стряхивать орехи, мы будем собирать,— Гулизор указала на вышедших с нею братишек — Хасана и Даулята.— У меня нога болит, я сегодня не могу залезть на дерево.
А когда Ризо, взобравшись на верхушку могучего дерева, стал стряхивать грецкие орехи, то увидел, что Гулизор тоже старается вскарабкаться по стволу.
— Что же ты лезешь? — крикнул Ризо.—У тебя же болит нога!
— Пусть! — звонко и весело крикнула снизу Гулизор.— Боль прошла! Я тоже хочу стряхивать, а мальчики будут собирать!
И когда Гулизор, как кошка, забралась на дерево, Ризо с удивлением увидел: на ноге девушки нет никакой повязки. Он усмехнулся, поняв что плутовка схитрила, лишь бы пойти с ним в сад. Девичья хитрость обернулась в сердце Ризо вспышкой нежности. Гулизор, срывая орехи, с озорством швыряла их в Ризо. Вскоре оба, попадая друг в друга, заливались смехом.
Гулизор, вдруг смолкнув, поднятою ладонью прервала игру:
— Ризо!..
— Да?
Гулизор молчала, не отрывая взгляда от Ризо.
— Что? Ну, что?
— Ризо! Почему ты сторонишься меня? Ты меня не любишь?
Теперь умолк Ризо. Молчал долго, а девушка в томлении пристально на него глядела. Орехи были забыты. Наконец Ризо напряженно заговорил:
— Не люблю или люблю, ты знаешь сама... Если бы я не уважал твоих отца и мать... Если бы не было посередке между нами хлеба и соли... Да еще если не боялся бы я разговоров людей... За тебя не боялся бы...
Ризо оборвал свои слова и опять умолк... Не дождавшись продолжения, Гулизор заговорила:
— Если... да если... Так много у тебя этих «есликов»..
Словно ослики, они перебегают твою тропу! — рассмеялась девушка.— А если б они тебе на тропе не попались, что бы
ты сделал?
— Я... я... тогда я такие тебе слова говорил бы, что..,
ну, ты удивилась бы.
— А вот и не удивлюсь! А вот и не удивлюсь... А ты скаяш их все!.. Что бы ты сказал тогда мне, Ризо?
— Я сказал бы, что... что *Гулизор самая лучшая девушка, самая красивая, самая сладкая, что она украла у меня разум и мысли, унесла и мое сердце... Слышишь?
Гулизор еще никогда не страшилась биения своего сердца, а сейчас, почувствовав, как лицо ее налилось краской, а затем побледнело, она вдруг испугалась, решила, что упадет с дерева. Никто не говорил ей таких слов, охвативших ее странною негой...
Наблюдая, как она долго и непонятно зачем-то разглядывает, вертя в пальцах, грецкий орех, Ризо сказал:
— Ты не обиделась, Гулизор?
Девушка отрицательно покачала головой. Для обычного разговора она не находила слов. Потом сами собой возникли стихи из знакомой ей песни. Гулизор тихонько пропела:
Звезда в небе — золотая куропатка, я сама — кольцо,
а мой друг — камень в нем. О боже, сохрани ты мой камень,— он мой первый, он мой последний друг!..
Ризо улыбнулся, в тон девушке исполнил два других стиха:
Красавица, заболел я тобой, пусть мне голову
отрежут,— не изменю тебе! Пусть голову мне отрежут острым кинжалом,— буду кружиться в кровь вокруг тебя...
Ты много знаешь стихов, Ризо? — спросила Гулизор.
— Не много. Может быть, ты знаешь их больше, чем я.
— Давай состязаться. Читай!
— Знаю, проиграю тебе... Но пусть. Только начинай
ты.
Гулизор, подумав, начала:
Клевер сказал: на земле трава — это я. Фиалка сказала: само кокетство — это юная я.
Роза сказала: не болтайте зря,
Корона на возлюбленных — это я!.
Ризо в ответ вспомнил:
Жизнь ты мне сделала черной и твердишь: ночь наступила.
Душу бросила в дрожь и твердишь: это озноб лихорадки.
Кости мои сожгла, золу развеяла по ветру.
Прах всего мира на меня навалился, а ты твердишь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Молодежь селения Дара-и-Мухтор, вначале, подобно Гулизор, недоброжелательно относившаяся к «бродяге горных склонов», позже, плененная находчивостью Ризо, его умением играть в разные игры, приняла его в свою компанию, многие даже стали искать дружбы и товарищества со смелым, честным и ловким парнем, веселым, знающим множество всяких поговорок и пословиц...
Ризо хоть и был неграмотным, а знал наизусть притчи о борце против омейядских халифов Абу Муслиме, книгу «Аджаиб-иль-махлюкат» («Чудеса творений»), популярные сказочные новеллы из книги «Сказки попугая» —«Ту- ти-намэ». На вопросы товарищей, откуда узнал он все это,
Ризо отвечал, что ему случилось две зимы прожить в селении Бачкакон в привратье тамошней мечети, где учцп тель небольшой начальной школы долгими зимними вечерами читал собравшимся односельчанам страницы этих книг,— память у Ризо была отличная, все прочитанное он запоминал...
После домашних работ Ризо с приятелями, собравшись на каменистом берегу речки, пересказывал все, что помнил, да и то, что узнал за годы своего бродяжничества. Умел Ризо и играть на двухструнке, под наигрываемые им вечерами мелодии молодежь пела песни. Изредка при ходили и девушки. Они обычно не присоединялись к кругу ребят, а сидели кучкой в сторонке, но бывало и так, что, преодолев смущение, они присоединялись к играм и развлечениям юношей... С этими девушками всегда была и Гулизор. В других случаях, когда молодежь собиралась во внешнем дворе дома Восэ, Гулизор слушала песни и рассказы Ризо из-за дверей женской половины дома или находясь со своими подружками на плоской крыше...
Она не могла не видеть, насколько Ризо выделяется из круга своих сверстников и способностями, и внешностью,—везде и всегда он оказывался, как говорят у нас, «свечой собравшихся»... Гулизор в глубине сердца гордилась тем, что Ризо — член их семьи. Замечая, что девушки с интересом поглядывают на этого юношу, или услышав озорной разговор Ризо с. какой-либо из своих подруг, Гулизор испытывала чувство ревности...
Однажды, по своей неизжитой привычке к бродяжничеству, Ризо вдруг исчез из селения на три дня. За эти дни Гулизор остро почувствовала, насколько привыкла каждый день, каждый час видеть Ризо, слышать его голос. В ожидании Ризо она не находила себе места, глаза и слух ее были насторожены: а не скрипнет ли, не откроется ли калитка? Когда Ризо наконец появился, девушка, не в силах скрыть свою радость, подбежала к нему, воркуя как птичка:
— Ризоджан, где ты был?.. Рубаха твоя загрязнилась, сними скорей, я выстираю... Проголодался, наверное? Сядь, я принесу тебе лепешек, они еще горячие...
Правильно говорит пословица: «Любовь — мускус, ее не скроешь».
Ризо впервые испытывал такое ласковое к себе отношение, искреннюю заботливость Гулизор. Никогда прежде девушка не казалась ему столь прекрасной, уносящей сердце.
Через два дня после возвращения Ризо Гулизор вышла прихрамывая. Левая ступня девушки была обмотана тряпкой.
— Ризоджан,— сказала она,— давай пойдем в сад, а? Ты будешь стряхивать орехи, мы будем собирать,— Гулизор указала на вышедших с нею братишек — Хасана и Даулята.— У меня нога болит, я сегодня не могу залезть на дерево.
А когда Ризо, взобравшись на верхушку могучего дерева, стал стряхивать грецкие орехи, то увидел, что Гулизор тоже старается вскарабкаться по стволу.
— Что же ты лезешь? — крикнул Ризо.—У тебя же болит нога!
— Пусть! — звонко и весело крикнула снизу Гулизор.— Боль прошла! Я тоже хочу стряхивать, а мальчики будут собирать!
И когда Гулизор, как кошка, забралась на дерево, Ризо с удивлением увидел: на ноге девушки нет никакой повязки. Он усмехнулся, поняв что плутовка схитрила, лишь бы пойти с ним в сад. Девичья хитрость обернулась в сердце Ризо вспышкой нежности. Гулизор, срывая орехи, с озорством швыряла их в Ризо. Вскоре оба, попадая друг в друга, заливались смехом.
Гулизор, вдруг смолкнув, поднятою ладонью прервала игру:
— Ризо!..
— Да?
Гулизор молчала, не отрывая взгляда от Ризо.
— Что? Ну, что?
— Ризо! Почему ты сторонишься меня? Ты меня не любишь?
Теперь умолк Ризо. Молчал долго, а девушка в томлении пристально на него глядела. Орехи были забыты. Наконец Ризо напряженно заговорил:
— Не люблю или люблю, ты знаешь сама... Если бы я не уважал твоих отца и мать... Если бы не было посередке между нами хлеба и соли... Да еще если не боялся бы я разговоров людей... За тебя не боялся бы...
Ризо оборвал свои слова и опять умолк... Не дождавшись продолжения, Гулизор заговорила:
— Если... да если... Так много у тебя этих «есликов»..
Словно ослики, они перебегают твою тропу! — рассмеялась девушка.— А если б они тебе на тропе не попались, что бы
ты сделал?
— Я... я... тогда я такие тебе слова говорил бы, что..,
ну, ты удивилась бы.
— А вот и не удивлюсь! А вот и не удивлюсь... А ты скаяш их все!.. Что бы ты сказал тогда мне, Ризо?
— Я сказал бы, что... что *Гулизор самая лучшая девушка, самая красивая, самая сладкая, что она украла у меня разум и мысли, унесла и мое сердце... Слышишь?
Гулизор еще никогда не страшилась биения своего сердца, а сейчас, почувствовав, как лицо ее налилось краской, а затем побледнело, она вдруг испугалась, решила, что упадет с дерева. Никто не говорил ей таких слов, охвативших ее странною негой...
Наблюдая, как она долго и непонятно зачем-то разглядывает, вертя в пальцах, грецкий орех, Ризо сказал:
— Ты не обиделась, Гулизор?
Девушка отрицательно покачала головой. Для обычного разговора она не находила слов. Потом сами собой возникли стихи из знакомой ей песни. Гулизор тихонько пропела:
Звезда в небе — золотая куропатка, я сама — кольцо,
а мой друг — камень в нем. О боже, сохрани ты мой камень,— он мой первый, он мой последний друг!..
Ризо улыбнулся, в тон девушке исполнил два других стиха:
Красавица, заболел я тобой, пусть мне голову
отрежут,— не изменю тебе! Пусть голову мне отрежут острым кинжалом,— буду кружиться в кровь вокруг тебя...
Ты много знаешь стихов, Ризо? — спросила Гулизор.
— Не много. Может быть, ты знаешь их больше, чем я.
— Давай состязаться. Читай!
— Знаю, проиграю тебе... Но пусть. Только начинай
ты.
Гулизор, подумав, начала:
Клевер сказал: на земле трава — это я. Фиалка сказала: само кокетство — это юная я.
Роза сказала: не болтайте зря,
Корона на возлюбленных — это я!.
Ризо в ответ вспомнил:
Жизнь ты мне сделала черной и твердишь: ночь наступила.
Душу бросила в дрожь и твердишь: это озноб лихорадки.
Кости мои сожгла, золу развеяла по ветру.
Прах всего мира на меня навалился, а ты твердишь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122