Не замеченный ими, беззвучно нырнул в воду. Назим и его друзья, потеряв Ризо из виду и не представляя себе его намерений, терялись в догадках. А Ризо, хороший пловец, плыл под водой, изредка высовывая на поверхность голову, чтобы вдохнуть воздух.
Плот с солдатами и лошадьми приближался к середине реки. Ризо, подплыв к нему, нырнул глубже. Солдаты его не заметили. Внезапно плот накренился. Потом одним боком начал быстро оседать в воду. Солдат и лошадей охватило беспокойство. Раздались громкие крики: «Эй, что такое? Плот тонет!..» Плот стал дыбом, лошади и люди полетели в реку. Барахтанье, панические вопли длились во тьме недолго: быстрое могучее течение закрутило их, оторвало от перевернувшегося плота тех, кто успел было за него уцепиться. И все стихло...
Вот, оказывается, что задумал Ризо! Он прорезал ножом бычьи шкуры, и две-три из них, лопнув, выпустили весь воздух...
Пользуясь поднятой им паникой на берегу, ориентируясь по крикам и шуму, Ризо еще раз словно рыба нырнул, выплыл к своему берегу, благополучно выбрался на скалы террасы и прибежал к товарищам. Он весь дрожал, то ли от холода, то ли от пережитого волнения. Прежде чем укрыться в засаде, он остановился и стал вглядываться во тьму, стремясь понять: что там происходит после потопления плота? Гиссарцы, время от времени наугад стрелявшие по засаде повстанцев, и в этот момент открыли огонь. Юноша вдруг схватился за живот, повалился на камни,— до сих пор пули не приносили повстанцам вреда, а вот сейчас, одной из них, Ризо оказался тяжело ранен.
Его оттащили в безопасное место. Он обливался кровью, был в полусознании. Назим, обхватив его, заплакал:
— Да лягу я жертвою за тебя, Ризо! Ты совершил такой невиданный подвиг, войдет он в сказания народа!.. Ой-йо, лучше бы пуля попала в меня, а тебя не коснулась бы!..
Друзья перевязали Ризо. Он не приходил в сознание.
Как выяснилось позже, гиссарцы так и не поняли в ту ночь, почему именно потонул их плот, они предположили, что он натолкнулся на камни, которыми шкуры были распороты. Кое-кто из солдат поговаривал: плот погиб от «дурного глаза», сам «черный дух, живущий в реке» решил воспрепятствовать переправе...
Это суеверие вызвало среди солдат такой страх, что в ту ночь Остонакул уже не мог переправить свое войско на левый берег... Только утром солдаты снова погнали жителей Нурека к реке, начали готовить к переправе плоты.
А повстанцы, оставшиеся без боеприпасов, утром ничем не могли противодействовать Остонакулу,— при первой же попытке высунуться из-за камней, за которыми провели ночь в засаде, были жестоко обстреляны, и тогда Назим решил отступить...
Ризо не приходил в сознание, бредил в горячке. Пока его несли в Туткаул, он в бреду повторял имя Гулизор. В Туткауле он скончался. Его похоронили на сельском кладбище...
И сразу после похорон Назим со своим небольшим отрядом отправился к Кангурту, спеша сообщить Восэ, что
отстоять берег Вахша от вторжения вражеских войск ему не удалось.
Вечером того же дня, следом за Назимом, по той же узкой горной дороге потянулось от Вахша к Кангурту войско Остонакула: соорудив три больших плота, он до вечера перевел всех своих воинов через реку. Не теряя времени, он сразу же двинулся в путь с намерением — как можно скорее оказаться в Бальджуане.
В пути от беглых кангуртских чиновников Остонакул узнал, что Восэ — в Кангурте. Тогда треть своих войск под командованием Холмурада он направил крутогорной тропой на Бальджуан, а сам с основными силами ускорил свой марш на Кангурт.
Холмураду он, расставаясь, сказал:
— Возьми с собой в Бальджуане бека и иди с ним походом на Кангурт. А из Куляба, с юга, подойдет тамошний бек Абдуррахман. И утром мы накинем на бунтаря Восэ петлю!..
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
На пути от Бальджуана до Кангурта к Восэ присоединилось более трехсот бедняков из придорожных селений. В Кангурте не было солдат, кроме пятнадцати — двадцати стражников ушедшего с Мирзо Акрамом амлякдара. Рано утром Восэ занял городок без боя. Этот городок считался после Бальджуана вторым центром торговли и ремесленничества в бекстве, в нем жило много купцов, лавочников и ремесленников.
Говорили, что здешняя знать богаче бальджуанской; едва повстанцы вошли в городок, начались грабежи. Восэ не мог удержать уставших, обозленных, голодных повстанцев, они стали тащить все, что попало под руку, не только из домов купцов и чиновников, но и со дворов малоимущих жителей. Видя, как его войско, разлагаясь, выходит из повиновения, Восэ не находил себе покоя. Жители повалили к нему с жалобами. Тогда он приказал своим не вышедшим из повиновения односельчанам и ховалингцам схватить двух наиболее злостных грабителей и отрубить каждому правую руку, а четырем всыпать плеткой. Этой крайней мерой Восэ стремился ослабить разгул грабителей и привлечь на свою сторону симпатии кангуртцев. На базарной площади перед народом у двух грабите
лей отрубили правую руку, а четверых, привязав к деревьям, избили плеткой.
— Восстание кончилось, началось его разрушение,— в отчаянии сказал Восэ Назиру-богатырю.— Я правителей не боюсь, а вот грабена этот, если его не пресечь, нас сведет в землю.
— Узелок завязался крепкий, и надо его развязать,— ответил Назир.— Иначе дело плохо. Но грех не на бедняках, Восэ. Правители да чиновники позабрали у этих людей все, что у них было, оставили их нищими. Бедняки гневаются, они исстрадались...
Однако «узелок» этот был развязан не Восэ и Назиром, а руками врага. Когда в Кангурт со своим отрядом прискакал Назим и по городу распространился слух о приближении Остонакула, повстанцы, побросав награбленное, стали разбегаться.
С трудом Восэ и его близкие соратники удержали большую часть своих людей и вывели их более или менее организованно из города.
Во главе более чем шестисот всадников и полутора тысяч пеших Восэ направился в сторону Бальджуана. Понимая, что с этим перепуганным и беспорядочным воинством он не сумеет оказать сопротивление гиссарцам и лишь обречет несчастных людей на истребление, Восэ решил пойти на Балг^джуан, попытаться нанести удар правителю, при удаче захватить Бальджуан снова, засесть в крепости и в тесных ущельях притоков Сурхоба и оказать там сопротивление Остонакулу. В тех местах повстанцам хорошо знакомы все горы, пригорки, теснины, тропинки,— оборонительную битву выиграть там возможно! Восэ так решил, посоветовавшись с друзьями. Они хорошо понимали, что это решение — вынужденное, так как больше идти некуда. Если судьба хоть немного будет благоприятствовать Восэ, если Остонакул вскорости не погонится за ним, повстанцы, пожалуй, сумеют сильным натиском поразить солдат и локайцев, затеявших в Бальджуане между собой драку, потерявших всяческую дисциплину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Плот с солдатами и лошадьми приближался к середине реки. Ризо, подплыв к нему, нырнул глубже. Солдаты его не заметили. Внезапно плот накренился. Потом одним боком начал быстро оседать в воду. Солдат и лошадей охватило беспокойство. Раздались громкие крики: «Эй, что такое? Плот тонет!..» Плот стал дыбом, лошади и люди полетели в реку. Барахтанье, панические вопли длились во тьме недолго: быстрое могучее течение закрутило их, оторвало от перевернувшегося плота тех, кто успел было за него уцепиться. И все стихло...
Вот, оказывается, что задумал Ризо! Он прорезал ножом бычьи шкуры, и две-три из них, лопнув, выпустили весь воздух...
Пользуясь поднятой им паникой на берегу, ориентируясь по крикам и шуму, Ризо еще раз словно рыба нырнул, выплыл к своему берегу, благополучно выбрался на скалы террасы и прибежал к товарищам. Он весь дрожал, то ли от холода, то ли от пережитого волнения. Прежде чем укрыться в засаде, он остановился и стал вглядываться во тьму, стремясь понять: что там происходит после потопления плота? Гиссарцы, время от времени наугад стрелявшие по засаде повстанцев, и в этот момент открыли огонь. Юноша вдруг схватился за живот, повалился на камни,— до сих пор пули не приносили повстанцам вреда, а вот сейчас, одной из них, Ризо оказался тяжело ранен.
Его оттащили в безопасное место. Он обливался кровью, был в полусознании. Назим, обхватив его, заплакал:
— Да лягу я жертвою за тебя, Ризо! Ты совершил такой невиданный подвиг, войдет он в сказания народа!.. Ой-йо, лучше бы пуля попала в меня, а тебя не коснулась бы!..
Друзья перевязали Ризо. Он не приходил в сознание.
Как выяснилось позже, гиссарцы так и не поняли в ту ночь, почему именно потонул их плот, они предположили, что он натолкнулся на камни, которыми шкуры были распороты. Кое-кто из солдат поговаривал: плот погиб от «дурного глаза», сам «черный дух, живущий в реке» решил воспрепятствовать переправе...
Это суеверие вызвало среди солдат такой страх, что в ту ночь Остонакул уже не мог переправить свое войско на левый берег... Только утром солдаты снова погнали жителей Нурека к реке, начали готовить к переправе плоты.
А повстанцы, оставшиеся без боеприпасов, утром ничем не могли противодействовать Остонакулу,— при первой же попытке высунуться из-за камней, за которыми провели ночь в засаде, были жестоко обстреляны, и тогда Назим решил отступить...
Ризо не приходил в сознание, бредил в горячке. Пока его несли в Туткаул, он в бреду повторял имя Гулизор. В Туткауле он скончался. Его похоронили на сельском кладбище...
И сразу после похорон Назим со своим небольшим отрядом отправился к Кангурту, спеша сообщить Восэ, что
отстоять берег Вахша от вторжения вражеских войск ему не удалось.
Вечером того же дня, следом за Назимом, по той же узкой горной дороге потянулось от Вахша к Кангурту войско Остонакула: соорудив три больших плота, он до вечера перевел всех своих воинов через реку. Не теряя времени, он сразу же двинулся в путь с намерением — как можно скорее оказаться в Бальджуане.
В пути от беглых кангуртских чиновников Остонакул узнал, что Восэ — в Кангурте. Тогда треть своих войск под командованием Холмурада он направил крутогорной тропой на Бальджуан, а сам с основными силами ускорил свой марш на Кангурт.
Холмураду он, расставаясь, сказал:
— Возьми с собой в Бальджуане бека и иди с ним походом на Кангурт. А из Куляба, с юга, подойдет тамошний бек Абдуррахман. И утром мы накинем на бунтаря Восэ петлю!..
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
На пути от Бальджуана до Кангурта к Восэ присоединилось более трехсот бедняков из придорожных селений. В Кангурте не было солдат, кроме пятнадцати — двадцати стражников ушедшего с Мирзо Акрамом амлякдара. Рано утром Восэ занял городок без боя. Этот городок считался после Бальджуана вторым центром торговли и ремесленничества в бекстве, в нем жило много купцов, лавочников и ремесленников.
Говорили, что здешняя знать богаче бальджуанской; едва повстанцы вошли в городок, начались грабежи. Восэ не мог удержать уставших, обозленных, голодных повстанцев, они стали тащить все, что попало под руку, не только из домов купцов и чиновников, но и со дворов малоимущих жителей. Видя, как его войско, разлагаясь, выходит из повиновения, Восэ не находил себе покоя. Жители повалили к нему с жалобами. Тогда он приказал своим не вышедшим из повиновения односельчанам и ховалингцам схватить двух наиболее злостных грабителей и отрубить каждому правую руку, а четырем всыпать плеткой. Этой крайней мерой Восэ стремился ослабить разгул грабителей и привлечь на свою сторону симпатии кангуртцев. На базарной площади перед народом у двух грабите
лей отрубили правую руку, а четверых, привязав к деревьям, избили плеткой.
— Восстание кончилось, началось его разрушение,— в отчаянии сказал Восэ Назиру-богатырю.— Я правителей не боюсь, а вот грабена этот, если его не пресечь, нас сведет в землю.
— Узелок завязался крепкий, и надо его развязать,— ответил Назир.— Иначе дело плохо. Но грех не на бедняках, Восэ. Правители да чиновники позабрали у этих людей все, что у них было, оставили их нищими. Бедняки гневаются, они исстрадались...
Однако «узелок» этот был развязан не Восэ и Назиром, а руками врага. Когда в Кангурт со своим отрядом прискакал Назим и по городу распространился слух о приближении Остонакула, повстанцы, побросав награбленное, стали разбегаться.
С трудом Восэ и его близкие соратники удержали большую часть своих людей и вывели их более или менее организованно из города.
Во главе более чем шестисот всадников и полутора тысяч пеших Восэ направился в сторону Бальджуана. Понимая, что с этим перепуганным и беспорядочным воинством он не сумеет оказать сопротивление гиссарцам и лишь обречет несчастных людей на истребление, Восэ решил пойти на Балг^джуан, попытаться нанести удар правителю, при удаче захватить Бальджуан снова, засесть в крепости и в тесных ущельях притоков Сурхоба и оказать там сопротивление Остонакулу. В тех местах повстанцам хорошо знакомы все горы, пригорки, теснины, тропинки,— оборонительную битву выиграть там возможно! Восэ так решил, посоветовавшись с друзьями. Они хорошо понимали, что это решение — вынужденное, так как больше идти некуда. Если судьба хоть немного будет благоприятствовать Восэ, если Остонакул вскорости не погонится за ним, повстанцы, пожалуй, сумеют сильным натиском поразить солдат и локайцев, затеявших в Бальджуане между собой драку, потерявших всяческую дисциплину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122