Недаром эти местности, обильные растительностью, богатые множеством рек, ручьев, родников, называются горноводьем. От мягких холмов предгорий до скалистых, высочайших, вечно покрытых снегами и ледниками острозубчатых кряжей здесь, будто состязаясь в крутизне склонов, горы возносят ярусами все более узкие овраги, ущелья, речные террасы, иссеченные струями такой кристально-чистой воды, какую только в несбыточных мечтаньях могут представить себе жители Бухары, угнетаемой вихрями песчаной пустыни. Здесь, словно в заколдованной для грядущей райской жизни, отрешенной своим диким рельефом от внешнего мира стране, от начала весны до середины осени травы ярко-зелены и свежи, деревья мощноствольны, тенисты; удивительные сады дарят людям сочные, сладкие, ароматные яблоки, гранаты, персики, абрикосы, сливы, черешни и разноцветные сорта ягод шелковицы — белые, розовые, желтые, черные... Какой из поэтов Востока со времен глубокой древности не славил фрукты Бальджуана, Ховалинга, Кала-и-Хумба, Тавиль-Дары, Дарваза, счастливо расположившихся между льдами Памира и знойными песками Каракумов!
Только пахотною землей эта местность бедна — в обрывистых, словно всклокоченных, горах удобные для пахоты ровные площадки встречаются редко. Клочки зеленых посевов, разбросанные в беспорядке по склонам, подобны заплаткам на халате бедняка горца. Пшеницу, ячмень, просо, джугару земледельцы-дехкане чаще всего сеют, отмеривая семена тюбетейками: такой-то — говорят — в этом году посеял десять тюбетеек хлеба, а такой- то — пятнадцать!..
Кое-где горные реки и ручьи, русла которых проторены стихийно накрывшими их селевыми выносами — камне и грязепотоками, вырываются из разорванной сердцевины гор и стремглав, как сквозь зияющую брешь, впадают через тесное ущелье в долину...
После катастрофических камнепотоков все ущелье, а иногда на далекое расстояние вся долина остаются навеки покрытыми хаотически нагромоздившимися камнями, галькой, щебнем, спрессованной в монолитную массу глиной,— ни на коне не проехать, ни пешком пройти! Такие места у нас зовутся — сангоб. В этом словообразовании «санг» означает камень и «об» — поток или вода...
Одно из самых крупных таких ущелий на западной стороне долины реки Оби-Мазар называется Дара-и-Мухтор. В глубине ущелья, примерно в версте от выхода из него, издавна ютится одноименное с ним селение, протянувшееся вдоль левого края сухого каменистого пустыря — сангоба.
Селение Дара-и-Мухтор как будто бы ничем не отличается от других горных селений Ховалингского тумена. С трех сторон оно окружено и сдавлено отвесными кручами и сообщается с рекою и с внешним миром лишь тропинкою, вьющейся по пустырю меж огромных ребристых камней.
В середине селения возвышаются два гигантских ствола многовекового платана, раздвоившегося у основания. Этот могучий платан вырос возле дома Восэ — на внешнем его дворе, где разместились приземистые глинобитные строения: гостиный домик, маслобойня, хлев с сеновалом. Узкой двустворчатой дверью двор соединен с другим, малым, обведенным глухой стеною двориком в «женской половине», где обитает жена Восэ, Аноргуль, с дочерью Гулизор и двумя малолетними сыновьями — Хасаном и Даулятом.
Задняя, глухая стена дома, так же как и продолжающая его во внешнем дворе стена гостиного домика, выходит на широкую улицу селения, которая тянется вдоль склона ступенчатой древней речной террасы, а проще говоря, под грядою холмов, переходящих в крутые горы. Эти сложенные лессовыми отложениями холмы покрыты зерновыми посевами; один из холмов — как раз над домом Восэ — пробит горным источником, и желоб, перекинутый с холма над улицей, несет родниковую воду прямиком во двор Восэ, к огромному раздвоенному платану... А с другой стороны того же двора видны ворота, выходящие в переулок, отделяющий этот двор от других домов и от мечети с террасой, высящейся над спуском к сангобу, Сангоб — сухое каменистое русло в глубоком (а шириною всего метров в тридцать!) каньоне — отделяет селение Дара-и-Мухтор от засеянного зерновыми холма Хазорман, за которым все выше и выше вздымаются плечи гор.
Со стороны каньона двор дома Восэ, как и дворы соседних домов, ограничен огородами и садами, обрывающимися крутыми склонами.
Дом Восэ как бы зажат между главной улицей селения и поперечным переулком, переходящим на склоне к сангобу в крутую, извилистую тропу, а ветхие, истрескавшиеся ворота выходят в переулок к задам мечети.
Текущая по желобам вода, разбираемая во все дома, приютившиеся под холмами вдоль главной улицы, с перекинутого через нее желоба спадает и на крошечный участок Восэ, засеянный люцерною, овощами и украшенный несколькими смыкающимися листвою плодовыми деревьями. Здесь любят резвиться дети Восэ.
Весна!.. Свежая, счастливо смеющаяся весна, в зеленом убранстве, увенчанная цветами, с невинным кокетством играющая своей девической красотой. Лучи солнца не обжигают, не распаляют ее, а нежат теплом, как любовь родителей, ласкающих родного ребенка! Воробьи и ласточки с чириканьем и щебетаньем проносятся по чистой лазури неба, в извечных птичьих хлопотах весеннего гнездовья.
Перед мечетью, у самой кромки каменистой базарной площади, возле приземистого столярного заведения, старый мастер обтесывает большую деревянную ступу для маслобойки. Ступа еще не готова, но вокруг нее уже похаживает, ощупывая ее, выверяя круглость ладонью, чернобородый плечистый заказчик. Чуть дальше пожилой брадобрей орудует тупой самодельной бритвой, крутя го
лову сидящего на камне молодого крестьянина, и тот ничуть не обижается на порезы, к которым уже прилепились клубки надерганной из халата ваты. Проворный лоточник разложил на шерстяной плетенке малоценную мелочишку — гребни и веретена, иголки и жевательную смолу, медный купорос и ладьевидные деревянные ложки — и похаживает, усердно похваливает их перед приглядывающимися к его товарцу женщинами и мужчинами. Дальше, под густым шаровидным карагачем, бросающим тень на придворье мечети, старый учитель начальной школы, хриплым голосом изрекая истины Корана кучке перепачканных в пыли учеников, помахивает перед ними длинной палкой, так, как делает это над отарой овец пастух. Ученики, галдя, шумным хором вызубривают вдалбливаемую в их головенки молитву.
А с холма Хазорман, высящегося над другой стороной пустыря, спускается босоногий юноша в отрепьях надетого наголо халата, озорными, блестящими глазами поглядывая на раскинувшееся под ним многолюдье... Это— бездомный бродяжка Ризо, сирота, родом из селения Сурх-Сакау, что расположено на «полкамня» выше над ущельем, на вершине одноименной горы.
По тропинкам и перевалам Ризо скитается от селения к селению;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Только пахотною землей эта местность бедна — в обрывистых, словно всклокоченных, горах удобные для пахоты ровные площадки встречаются редко. Клочки зеленых посевов, разбросанные в беспорядке по склонам, подобны заплаткам на халате бедняка горца. Пшеницу, ячмень, просо, джугару земледельцы-дехкане чаще всего сеют, отмеривая семена тюбетейками: такой-то — говорят — в этом году посеял десять тюбетеек хлеба, а такой- то — пятнадцать!..
Кое-где горные реки и ручьи, русла которых проторены стихийно накрывшими их селевыми выносами — камне и грязепотоками, вырываются из разорванной сердцевины гор и стремглав, как сквозь зияющую брешь, впадают через тесное ущелье в долину...
После катастрофических камнепотоков все ущелье, а иногда на далекое расстояние вся долина остаются навеки покрытыми хаотически нагромоздившимися камнями, галькой, щебнем, спрессованной в монолитную массу глиной,— ни на коне не проехать, ни пешком пройти! Такие места у нас зовутся — сангоб. В этом словообразовании «санг» означает камень и «об» — поток или вода...
Одно из самых крупных таких ущелий на западной стороне долины реки Оби-Мазар называется Дара-и-Мухтор. В глубине ущелья, примерно в версте от выхода из него, издавна ютится одноименное с ним селение, протянувшееся вдоль левого края сухого каменистого пустыря — сангоба.
Селение Дара-и-Мухтор как будто бы ничем не отличается от других горных селений Ховалингского тумена. С трех сторон оно окружено и сдавлено отвесными кручами и сообщается с рекою и с внешним миром лишь тропинкою, вьющейся по пустырю меж огромных ребристых камней.
В середине селения возвышаются два гигантских ствола многовекового платана, раздвоившегося у основания. Этот могучий платан вырос возле дома Восэ — на внешнем его дворе, где разместились приземистые глинобитные строения: гостиный домик, маслобойня, хлев с сеновалом. Узкой двустворчатой дверью двор соединен с другим, малым, обведенным глухой стеною двориком в «женской половине», где обитает жена Восэ, Аноргуль, с дочерью Гулизор и двумя малолетними сыновьями — Хасаном и Даулятом.
Задняя, глухая стена дома, так же как и продолжающая его во внешнем дворе стена гостиного домика, выходит на широкую улицу селения, которая тянется вдоль склона ступенчатой древней речной террасы, а проще говоря, под грядою холмов, переходящих в крутые горы. Эти сложенные лессовыми отложениями холмы покрыты зерновыми посевами; один из холмов — как раз над домом Восэ — пробит горным источником, и желоб, перекинутый с холма над улицей, несет родниковую воду прямиком во двор Восэ, к огромному раздвоенному платану... А с другой стороны того же двора видны ворота, выходящие в переулок, отделяющий этот двор от других домов и от мечети с террасой, высящейся над спуском к сангобу, Сангоб — сухое каменистое русло в глубоком (а шириною всего метров в тридцать!) каньоне — отделяет селение Дара-и-Мухтор от засеянного зерновыми холма Хазорман, за которым все выше и выше вздымаются плечи гор.
Со стороны каньона двор дома Восэ, как и дворы соседних домов, ограничен огородами и садами, обрывающимися крутыми склонами.
Дом Восэ как бы зажат между главной улицей селения и поперечным переулком, переходящим на склоне к сангобу в крутую, извилистую тропу, а ветхие, истрескавшиеся ворота выходят в переулок к задам мечети.
Текущая по желобам вода, разбираемая во все дома, приютившиеся под холмами вдоль главной улицы, с перекинутого через нее желоба спадает и на крошечный участок Восэ, засеянный люцерною, овощами и украшенный несколькими смыкающимися листвою плодовыми деревьями. Здесь любят резвиться дети Восэ.
Весна!.. Свежая, счастливо смеющаяся весна, в зеленом убранстве, увенчанная цветами, с невинным кокетством играющая своей девической красотой. Лучи солнца не обжигают, не распаляют ее, а нежат теплом, как любовь родителей, ласкающих родного ребенка! Воробьи и ласточки с чириканьем и щебетаньем проносятся по чистой лазури неба, в извечных птичьих хлопотах весеннего гнездовья.
Перед мечетью, у самой кромки каменистой базарной площади, возле приземистого столярного заведения, старый мастер обтесывает большую деревянную ступу для маслобойки. Ступа еще не готова, но вокруг нее уже похаживает, ощупывая ее, выверяя круглость ладонью, чернобородый плечистый заказчик. Чуть дальше пожилой брадобрей орудует тупой самодельной бритвой, крутя го
лову сидящего на камне молодого крестьянина, и тот ничуть не обижается на порезы, к которым уже прилепились клубки надерганной из халата ваты. Проворный лоточник разложил на шерстяной плетенке малоценную мелочишку — гребни и веретена, иголки и жевательную смолу, медный купорос и ладьевидные деревянные ложки — и похаживает, усердно похваливает их перед приглядывающимися к его товарцу женщинами и мужчинами. Дальше, под густым шаровидным карагачем, бросающим тень на придворье мечети, старый учитель начальной школы, хриплым голосом изрекая истины Корана кучке перепачканных в пыли учеников, помахивает перед ними длинной палкой, так, как делает это над отарой овец пастух. Ученики, галдя, шумным хором вызубривают вдалбливаемую в их головенки молитву.
А с холма Хазорман, высящегося над другой стороной пустыря, спускается босоногий юноша в отрепьях надетого наголо халата, озорными, блестящими глазами поглядывая на раскинувшееся под ним многолюдье... Это— бездомный бродяжка Ризо, сирота, родом из селения Сурх-Сакау, что расположено на «полкамня» выше над ущельем, на вершине одноименной горы.
По тропинкам и перевалам Ризо скитается от селения к селению;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122