Третий янычар дернул сзади ловкача. Арбуз упал на землю и, к великой радости солдат, разлетелся на куски. Все хохотали, почесывались, уплетали дыни и арбузы.
Крепостные ворота были еще открыты. Крестьяне без устали таскали воду в крепость. Еще вчера они гоняли к речке на водопой и коров и овец, а нынче только коней. Открытые ворота не соблазняли турок навести мост через реку и обрушиться на эти ворота. Получили бы несколько пуль в бок, только и всего. Турки знали, что хотя ворота и открыты, но это разверстая львиная пасть с острыми клыками. Допустим, стали бы они стрелять в крестьян. Что толку? В безоружных стрелять не принято. А если бы и решиться на это, из крепости тоже начали бы стрелять по турецким солдатам, когда они поят в реке верблюдов и лошадей.
Зазевавшись, янычары не заметили, что венгры перестали вдруг поить коней и таскать воду из речки.
Да и как им было заметить! Это длилось всего какие-нибудь две-три минуты. Они даже внимания не обратили, что на стенах появилось больше народу, особенно лучников и стрелков. Но когда поднялся грохот, янычары вздрогнули. Не успели они обернуться, как из крепости бахнули гаубицы и заплевали им глаза гвоздями, пулями и всякими железками. Из крепостных ворот вынеслись длинной цепью всадники. Борнемисса был налегке — в одной тонкой кожаной поддевке. Золтаи угрожающе потрясал кулаками. Пете пришпоривал коня. У Будахази шапка была заломлена набекрень. Фюгеди мчался вместе с самыми отчаянными солдатами. Лихой его чуб развевался.
Вихрем перемахнули они через речку и, не дожидаясь команды, принялись крошить турок.
— Аллах! Аллах!
Перескакивая через турок, венгры мигом очутились на большой, заросшей портулаком площади, куда после полудня падает тень от архиепископского собора.
Сидевшие там турецкие солдаты, озираясь в испуге, кинулись бежать, другие остановились и выхватили сабли.
Мчавшиеся всадники налетели на них. Пришпоренные кони неслись, словно огненные драконы. Тысячи турок бежали, как стадо, вспугнутое волками. Венгры неслись за ними по пятам.
— Бей проклятых дьяволов!
Но из переулка с шумом выскочила подмога: конные акынджи, генюллю и янычары с ружьями и пиками.
Какой-то янычар в белом колпаке направил пику в грудь Гергею, вот-вот скинет его с коня.
Но дважды блеснула сабля Гергея. Первый удар — пика сломана, второй удар — турок упал навзничь.
— Иисус! Иисус! — кричали с башен. — Иисус, помоги!
— Аллах! Аллах! — вопили турки.
Венгры, рассыпавшись по площади, вертелись на конях, сверкали в воздухе сабли. И все же один янычар ранил в грудь коня Михая Хорвата. Конь упал. Хорват соскочил и зарубил янычара, потом другого. Но тут его сабля переломилась. Третьему он уже только стукнул в нос кулаком и бросился бежать через опустевшую площадь прямо к крепости.
Остальные же летели вперед, давя всех на своем пути. Будахази поднял саблю, готовясь нанести страшный удар, но тут янычары, притиснутые к дому, дали залп из ружей. Сабля выпала из рук Будахази, и четверо янычар разом набросились на него с саблями и пиками. На выручку подскочил венгерский витязь в синем ментике. Янычары закололи его.
— Кто это? — спрашивали друг у друга люди, стоявшие на крепостной стене.
— Габор Ороси, — с жалостью сказал Мекчеи.
Но Будахази, обнаружив спасительную лазейку, повернул коня и, пригнувшись к его шее, помчался обратно.
Повернули и остальные.
По главной улице на помощь туркам лавиной неслась тысяча акынджи.
— Аллах! Аллах! Язык сана!
Гергей объехал их вовремя. Он сделал большой крюк и помчался на улицу Капитула. Там тоже кишели турки. Но среди них оказалось больше пеших, чем конных. Когда пешие сломя голову кинулись бежать, они только помешали верховым — не могли же те давить своих! Однако навстречу венграм уже неслись во весь опор персы-гуребы. Они и ринулись на неистово мчавшуюся сотню, но тщетно. Венгры пробили себе кровавую дорогу; гуребы падали, валились, как вихрем разбросанные снопы.
Только теперь стало видно, как слаба маленькая турецкая лошадка в сравнении с крупным и сильным венгерским конем. Десяток венгерских всадников мог раздавить сотню турецких. А если венгр сшибал какого-нибудь турка, тому уж не хозяйничать было в Эгерской крепости!
Конные солдаты Гергея помчались обратно.
Долой от ворот!
Ликующие крики понеслись с крепостной стены и смешались с шумом и топотом возвращавшегося отряда.
Добо смотрел с тревогой, как из переулков города все еще выскакивали акынджи и джебеджи, мчась на выручку остальным.
— Огонь! — крикнул Добо.
Грянули ружья, зазвенели стрелы. Передовые части турок повернули назад, и началась давка.
Вдруг на крепостной стене раздался дикий вопль, похожий на безобразный крик осла. Все взглянули туда. Оказалось, вопит цыган. Яростно подпрыгивая, он грозил туркам саблей:
— Горе тебе, трусливый пес!
Наши всадники, воспользовавшись смятением турок, весело мчались в гору и на взмыленных, окровавленных, потных конях проскочили в ворота крепости. Обитатели ее встретили витязей восторженными криками.
Схватка продолжалась не больше пятнадцати минут, но на церковной площади, на рынке и на улице Капитула полным-полно было убитых и раненых турок и хромающих коней. Перепуганные турки в ярости улепетывали, то и дело оборачиваясь и потрясая издали кулаками.

Добо и на другой день не велел еще закрывать ворота, выходившие на речку. Пусть народ с утра до вечера выходит из крепости. Пусть турок видит, что Эгер спокойно встречает осаду.
Ворота были распахнуты. Вооруженной стражи и то нигде не было видно. Правда, под сводом ворот стояли сто двадцать солдат, а у окошка сидел приворотник, по одному движению которого должна была упасть органка, то есть напоминающие органные трубы железные колья, которые защищали ворота башни. Подальше в воротах стояла на страже и мортира. А мост можно было поднять даже тогда, когда на нем полно народу. Конные солдаты и водоносы то и дело входили и выходили. Солдаты поили коней, водоносы таскали воду в каменное водохранилище крепости. В крепости был, конечно, и колодец, но одного колодца мало, чтобы снабдить водой две тысячи человек, уйму коней, волов и овец. Так что воды пришлось натаскать как можно больше.
На другом берегу речки поили коней турецкие всадники. Подходили и пешие турки напиться речной воды.
Добо запрудил речку, вода в ней поднялась и на середине доходила до пояса. Турки не трогали плотину — им нужно было еще больше воды, чем венграм. Вода им требовалась каждый день, и не только скотине, но и людям. А в городе колодца не было, только на склонах гор били два ключа.
Эгерские крестьяне-водоносы привыкли к туркам, а нынче в полдень они еще увидели, как венгерские солдаты гнали и крушили их;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143