Заблестел и позолоченный шлем Иштвана Добо. Гергей стоял рядом с капитаном. Он взглянул в окно, потом приставил козырьком руку к глазам и посмотрел на Добо.
— Я созвал всех вас для того, — продолжал Добо, — чтобы каждый мог отдать себе отчет в том, что его ждет. Для тех, кому собственная шкура дороже будущности венгерского народа, ворота крепости еще открыты. Мне нужны настоящие мужчины. Десять львов лучше полчища зайцев. Надвигается ураган. У кого дрожат поджилки — пусть покинет зал прежде, чем я продолжу свою речь, ибо мы должны дать великую клятву, и кто нарушит ее, не посмеет даже после смерти предстать пред очами господа бога.
Он подождал, не тронется ли кто-нибудь с места.
В зале царила тишина. Никто не шелохнулся.
Подле распятия стояли две восковые свечи. Оруженосец зажег их.
Добо продолжал свою речь:
— Мы должны поклясться друг другу священным именем бога в том, что… — И, взяв со стола листок бумаги, он начал читать: — «Во-первых: какое бы ни пришло послание от турок, мы его не примем, а тут же при всем честном народе сожжем непрочитанным…»
— Да будет так! — послышалось в зале. — Согласны!
— «Во-вторых: когда турки овладеют городом и подойдут к стенам крепости, никто не крикнет им ни худого, ни доброго слова, что бы они нам ни орали…»
— Согласны!
— «В-третьих: с самого начала осады никто не будет ни шептаться, ни собираться кучками по двое и по трое…»
— Согласны!
— «В-четвертых: сержанты не будут распоряжаться отрядами без ведома лейтенантов, а лейтенанты — без ведома обоих капитанов…»
— Согласны!
Рядом с Фюгеди зазвучал грубый голос:
— Мне хотелось бы кое-что добавить.
Это заговорил Хегедюш — лейтенант Шереди. Лицо его раскраснелось.
— Слушаем! — раздались голоса за столом.
— Я предлагаю, чтобы и капитаны всегда действовали в согласии с лейтенантами и созывали совет, если в вопросах обороны или других важных делах это потребует кто-нибудь из лейтенантов.
— Согласен, но только не во время штурма, — сказал Добо.
— Согласны! — прогудели остальные.
Добо продолжал:
— «И последнее: тот, кто выскажет желание сдать крепость или хотя бы заговорит о сдаче крепости в вопросительной или какой-либо иной форме, будет предан смерти…»
— Смерть ему! — крикнули участники военного совета.
— Не сдадим крепость, мы не наемники! Мы не солнокцы! — слышалось отовсюду.
Добо снял позолоченный шлем, пригладил длинные седеющие волосы, потом подал знак священнику.
Отец Балинт встал. Поднял со стола маленькое серебряное распятие.
— Клянитесь вместе со мной, — сказал Добо.
Все протянули к распятию руки, подняв их для клятвы.
— Клянусь единым живым богом…
— Клянусь единым живым богом… — слышалось торжественное бормотанье.
— …что отдам свою кровь и жизнь за отечество, за короля и за Эгерскую крепость. Ни силой, ни кознями меня не устрашить. Ни деньгами, ни посулами не поколебать. Не скажу и не выслушаю ни единого слова о сдаче крепости. Ни в крепости, ни за пределами ее живым не сдамся. От начала до конца осады беспрекословно буду подчиняться приказаниям вышестоящих. Да поможет мне бог!
— Да поможет мне бог! — гудели голоса.
— А теперь я сам присягну, — громко сказал Добо, протягивая руку к распятию. Глаза его лихорадочно блестели. — Клянусь отдать все силы свои, все помыслы, каждую каплю крови защите крепости и отчизны! Клянусь быть вместе с вами во всех опасностях! Клянусь не допустить перехода крепости в руки басурман! Покуда я жив, не сдамся сам и не сдам крепости. Да примет земля мое тело, а небо душу мою! Пусть предвечный отринет меня, если я не сдержу своей клятвы!
Сверкнули сабли, и раздались единодушные возгласы:
— Клянемся! Клянемся! Клянемся вместе с тобой!
Добо снова надел шлем и сел.
— А теперь, братья, — сказал он, взяв в руки лист бумаги, — обсудим, как расставить сторожевые посты в крепости. Расстановка ратников на крепостных стенах вовсе не должна быть одинаковой. Со стороны города и Новой башни — низменность и долина. С севера и востока — холмы и горы. Вражеские пушки будут наверняка стоять именно там, с той стороны; турки будут ломать стену, чтобы ворваться в крепость.
— Никогда им стену не проломить! — сказал Цецеи, презрительно махнув рукой.
— Подождите! — заметил Добо и продолжал: — Я для того и вызвал в крепость побольше плотников и каменщиков, чтобы они успевали восстановить за ночь то, что проломит турок. Так вот, на той стороне и работы будет больше всего. Если мы сейчас и расставим людей, то во время осады многое может измениться.
— Приказывайте, господин капитан, мы согласны! — кричали с разных сторон.
— Я думаю сделать так: разделим защиту на четыре отряда. Один отряд будет стоять у главных ворот, другой — от главных ворот до угловой башни, третий — в наружных укреплениях, четвертый — на северной стороне вокруг Казематной башни. Соответственно этим четырем отрядам разделится резерв. Резервом будет командовать мой помощник, капитан Мекчеи. Он будет распоряжаться сменой солдат и защитой внутренних укреплений.
— А что будет со стеной, прилегающей к городу? — спросил Хегедюш.
— Туда мы поставим только небольшие силы. Достаточно, если у ворот будет стоять двадцать человек. Воротца там тесные, и враг не станет даже пытаться их штурмовать.
Добо поднял другой листок бумаги.
— Солдат я распределил примерно так. От Старых, то есть главных, ворот до Новой башни будет стоять сто солдат. У Казематной башни — сто сорок, а вместе с офицером — сто сорок один. У Шандоровской башни, не считая ворот, — сто двадцать. Оттуда по направлению к воротам — сто пять…
— Всего четыреста шестьдесят шесть человек, — сказал Гергей.
— На двух вышках церкви — по десяти солдат. Вот и вся защита внутренних укреплений.
— Четыреста восемьдесят шесть человек, — подсчитал вслух Гергей.
Добо продолжал:
— Далее следуют наружные укрепления. От башни Чаби до башни Бебека — девяносто человек. Оттуда до угловой башни — сто тридцать. От Старых ворот до угла — пятьдесят восемь. Там есть еще узкая каменная стена, которая связывает наружные укрепления с внутренними. Здесь придется больше действовать глазами, чем оружием. Сюда достаточно тридцати пяти солдат. — Кинув взгляд на Мекчеи, он продолжал: — Тут мы поставим слабосильных, а в дни штурмов — даже легкораненых.
— Восемьдесят без одного, — заключил Гергей.
— Как же мы распределим офицеров? Начну с себя: я желаю быть повсюду.
Восторженное одобрение.
— Задача моего товарища Мекчеи уже известна. Из четырех старших лейтенантов один должен быть у Старых ворот. Там нужны сила и несокрушимый дух. Можно предвидеть заранее, что турок попробует ворваться в крепость именно через эти ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
— Я созвал всех вас для того, — продолжал Добо, — чтобы каждый мог отдать себе отчет в том, что его ждет. Для тех, кому собственная шкура дороже будущности венгерского народа, ворота крепости еще открыты. Мне нужны настоящие мужчины. Десять львов лучше полчища зайцев. Надвигается ураган. У кого дрожат поджилки — пусть покинет зал прежде, чем я продолжу свою речь, ибо мы должны дать великую клятву, и кто нарушит ее, не посмеет даже после смерти предстать пред очами господа бога.
Он подождал, не тронется ли кто-нибудь с места.
В зале царила тишина. Никто не шелохнулся.
Подле распятия стояли две восковые свечи. Оруженосец зажег их.
Добо продолжал свою речь:
— Мы должны поклясться друг другу священным именем бога в том, что… — И, взяв со стола листок бумаги, он начал читать: — «Во-первых: какое бы ни пришло послание от турок, мы его не примем, а тут же при всем честном народе сожжем непрочитанным…»
— Да будет так! — послышалось в зале. — Согласны!
— «Во-вторых: когда турки овладеют городом и подойдут к стенам крепости, никто не крикнет им ни худого, ни доброго слова, что бы они нам ни орали…»
— Согласны!
— «В-третьих: с самого начала осады никто не будет ни шептаться, ни собираться кучками по двое и по трое…»
— Согласны!
— «В-четвертых: сержанты не будут распоряжаться отрядами без ведома лейтенантов, а лейтенанты — без ведома обоих капитанов…»
— Согласны!
Рядом с Фюгеди зазвучал грубый голос:
— Мне хотелось бы кое-что добавить.
Это заговорил Хегедюш — лейтенант Шереди. Лицо его раскраснелось.
— Слушаем! — раздались голоса за столом.
— Я предлагаю, чтобы и капитаны всегда действовали в согласии с лейтенантами и созывали совет, если в вопросах обороны или других важных делах это потребует кто-нибудь из лейтенантов.
— Согласен, но только не во время штурма, — сказал Добо.
— Согласны! — прогудели остальные.
Добо продолжал:
— «И последнее: тот, кто выскажет желание сдать крепость или хотя бы заговорит о сдаче крепости в вопросительной или какой-либо иной форме, будет предан смерти…»
— Смерть ему! — крикнули участники военного совета.
— Не сдадим крепость, мы не наемники! Мы не солнокцы! — слышалось отовсюду.
Добо снял позолоченный шлем, пригладил длинные седеющие волосы, потом подал знак священнику.
Отец Балинт встал. Поднял со стола маленькое серебряное распятие.
— Клянитесь вместе со мной, — сказал Добо.
Все протянули к распятию руки, подняв их для клятвы.
— Клянусь единым живым богом…
— Клянусь единым живым богом… — слышалось торжественное бормотанье.
— …что отдам свою кровь и жизнь за отечество, за короля и за Эгерскую крепость. Ни силой, ни кознями меня не устрашить. Ни деньгами, ни посулами не поколебать. Не скажу и не выслушаю ни единого слова о сдаче крепости. Ни в крепости, ни за пределами ее живым не сдамся. От начала до конца осады беспрекословно буду подчиняться приказаниям вышестоящих. Да поможет мне бог!
— Да поможет мне бог! — гудели голоса.
— А теперь я сам присягну, — громко сказал Добо, протягивая руку к распятию. Глаза его лихорадочно блестели. — Клянусь отдать все силы свои, все помыслы, каждую каплю крови защите крепости и отчизны! Клянусь быть вместе с вами во всех опасностях! Клянусь не допустить перехода крепости в руки басурман! Покуда я жив, не сдамся сам и не сдам крепости. Да примет земля мое тело, а небо душу мою! Пусть предвечный отринет меня, если я не сдержу своей клятвы!
Сверкнули сабли, и раздались единодушные возгласы:
— Клянемся! Клянемся! Клянемся вместе с тобой!
Добо снова надел шлем и сел.
— А теперь, братья, — сказал он, взяв в руки лист бумаги, — обсудим, как расставить сторожевые посты в крепости. Расстановка ратников на крепостных стенах вовсе не должна быть одинаковой. Со стороны города и Новой башни — низменность и долина. С севера и востока — холмы и горы. Вражеские пушки будут наверняка стоять именно там, с той стороны; турки будут ломать стену, чтобы ворваться в крепость.
— Никогда им стену не проломить! — сказал Цецеи, презрительно махнув рукой.
— Подождите! — заметил Добо и продолжал: — Я для того и вызвал в крепость побольше плотников и каменщиков, чтобы они успевали восстановить за ночь то, что проломит турок. Так вот, на той стороне и работы будет больше всего. Если мы сейчас и расставим людей, то во время осады многое может измениться.
— Приказывайте, господин капитан, мы согласны! — кричали с разных сторон.
— Я думаю сделать так: разделим защиту на четыре отряда. Один отряд будет стоять у главных ворот, другой — от главных ворот до угловой башни, третий — в наружных укреплениях, четвертый — на северной стороне вокруг Казематной башни. Соответственно этим четырем отрядам разделится резерв. Резервом будет командовать мой помощник, капитан Мекчеи. Он будет распоряжаться сменой солдат и защитой внутренних укреплений.
— А что будет со стеной, прилегающей к городу? — спросил Хегедюш.
— Туда мы поставим только небольшие силы. Достаточно, если у ворот будет стоять двадцать человек. Воротца там тесные, и враг не станет даже пытаться их штурмовать.
Добо поднял другой листок бумаги.
— Солдат я распределил примерно так. От Старых, то есть главных, ворот до Новой башни будет стоять сто солдат. У Казематной башни — сто сорок, а вместе с офицером — сто сорок один. У Шандоровской башни, не считая ворот, — сто двадцать. Оттуда по направлению к воротам — сто пять…
— Всего четыреста шестьдесят шесть человек, — сказал Гергей.
— На двух вышках церкви — по десяти солдат. Вот и вся защита внутренних укреплений.
— Четыреста восемьдесят шесть человек, — подсчитал вслух Гергей.
Добо продолжал:
— Далее следуют наружные укрепления. От башни Чаби до башни Бебека — девяносто человек. Оттуда до угловой башни — сто тридцать. От Старых ворот до угла — пятьдесят восемь. Там есть еще узкая каменная стена, которая связывает наружные укрепления с внутренними. Здесь придется больше действовать глазами, чем оружием. Сюда достаточно тридцати пяти солдат. — Кинув взгляд на Мекчеи, он продолжал: — Тут мы поставим слабосильных, а в дни штурмов — даже легкораненых.
— Восемьдесят без одного, — заключил Гергей.
— Как же мы распределим офицеров? Начну с себя: я желаю быть повсюду.
Восторженное одобрение.
— Задача моего товарища Мекчеи уже известна. Из четырех старших лейтенантов один должен быть у Старых ворот. Там нужны сила и несокрушимый дух. Можно предвидеть заранее, что турок попробует ворваться в крепость именно через эти ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143