Обе были попроще. Добо поднял одну и согнул кольцом.
— Хороша сталь! — заметил он весело. — Подаришь мне эту саблю — спасибо скажу.
— С удовольствием! — ответил Мекчеи.
— Но если ты подарил ее мне, сделай еще одно одолжение: возьми эту саблю с собой в Дебрецен, и ежели Тиноди обретается там, попроси его написать на клинке какое-нибудь изречение. Какое он сам захочет. В Дебрецене есть золотых дел мастер, он вырежет эти слова на клинке.
— С удовольствием! — ответил Мекчеи. — Я тоже попрошу его написать что-нибудь и на этой вот змеиной сабле.
Взмахнув кривой саблей, он привязал ее к поясу рядом с другой.
— Не нашлось ли денег у турецкого офицера? — спросил Добо своих солдат.
— Еще не обыскали его.
— Так обыщите.
Солдат вскоре приволок убитого турка, прямо за ноги протащив его по траве, и тут же обыскал.
Карманов в красных бархатных шароварах не оказалось. Но в поясе нашли мешочек с золотом и серебряные монеты.
— Как раз на расходы пригодятся! — обрадованно воскликнул Мекчеи. — Солдат всегда найдет, на что потратить.
Обнаружили также рубиновое украшение на тюрбане и золотую цепочку на груди. На цепочке висел талисман — накрученный на кокосовую щепку листик пергамента.
Мекчеи положил драгоценности на ладонь и протянул Цецеи.
— Ну, из этого, отец, вы уж непременно должны что-нибудь выбрать себе.
— Спрячь, братец, — отмахнулся старик. — Куда старику цветок на шляпу, с него и репейника хватит!
Но у его жены заблестели глаза.
— Цепочку-то возьми для дочки, — сказала она. — У нас есть дочка. Красивая барышня. Она живет при дворе королевы.
— Приезжайте, братцы, на свадьбу! — весело заорал Цецеи. — Хочу перед смертью душу потешить, потанцевать вволю.
Мекчеи опустил цепочку на ладонь его жены.
— За кого ж ваша дочка выходит замуж?
— За лейтенанта королевы Адама Фюрьеша. Вы, может, знакомы с ним?
Мекчеи, помрачнев, замотал головой.
— Славный малый, — хвасталась супруга Цецеи. — Дочку мою сама королева выдает замуж.
— Дай бог им счастья! — буркнул Добо.
Одежду турок и все оружие без украшений Мекчеи подарил солдатам Добо.
Начали собираться в путь.
Мекчеи поднял с земли свою шапку и, раздосадованный, повертел ее в руке. Шапка была разорвана почти пополам.
— А ты не досадуй! — утешал его Цецеи. — Не будь она надорвана, сейчас не полезла бы тебе на перевязанную голову. К тому же за убыток ты получил сполна.
Одежда на Мекчеи была еще мокрая. Ну, да не беда: солнце и ветер высушат ее до вечера.
— Бери двух солдат, — сказал Добо, — и они проводят тебя. Дядюшке Цецеи я тоже дам двоих.
— А может, мы вместе поедем? — сказал Мекчеи и, обернувшись к супругам Цецеи, спросил: — Поедемте вместе?
— Куда? — спросил старик.
— В Дебрецен.
— Поедем.
— Тогда нам хватит и троих солдат.
— Бери, сколько твоей душе угодно, — любезно ответил Добо.
Пока старики супруги собирались, Добо и Мекчеи обошли мертвецов. Среди них, раскинув руки и ноги в синих суконных шароварах, лежал на спине огромный турок лет тридцати. Удар ему пришелся как раз в глаз.
— Я будто припоминаю его, — сказал Добо. — Не иначе как дрался с ним когда-то.
— Он выл, как шакал, — улыбнулся Мекчеи. — Ну что, шакал, молчишь небось?
Убитые венгерские воины были сильно покалечены; голову одного они прикрыли платком.
Мертвым туркам солдаты прокололи живот и кинули их в Беретьо. А венграм выкопали в мягкой прибрежной земле могилу под старой вербой и положили их туда прямо в одежде. Укрыли плащами и засыпали землей. В могильный холм крест-накрест воткнули сабли.
2
На южной окраине Константинополя возвышается старинный замок-твердыня. Он был выстроен еще греками. В этом месте стояли когда-то Южные ворота знаменитой византийской крепостной стены, чудесные беломраморные Золотые ворота, воздвигнутые в честь императора Феодосия и украшенные мастерами по резьбе и росписи. Белые камни ворот сохранились и поныне. Высока ограда замка, а внутри нее, точно семь ветряных мельниц, семь приземистых башен.
С востока замок омывает Мраморное море, а с других сторон его окружают деревянные дома.
Это знаменитый Еди-кула, иначе говоря — Семибашенный замок.
Все семь башен битком набиты сокровищами султана, которые уже не помещаются во дворце.
В двух средних башнях — драгоценности: золото и жемчуг. В башнях, выходящих на море, — осадные машины, ручное оружие и серебро. В остальных двух — старинное оружие, древние грамоты и книги.
Здесь содержатся и высокопоставленные узники — все по-разному. Иные закованы в цепи, сидят в темницах. Другие живут свободно и в такой неге, будто они дома; они могут гулять в саду крепости, в огороде, на балконах башен и мыться в бане, могут держать слугу — и даже трех слуг, писать письма, принимать посетителей, развлекаться музыкой, есть, пить. Только выходить за ограду замка они не вольны.
Два седовласых человека сидели на скамье в саду Семибашенного замка, греясь на весеннем солнышке. У обоих на ногах были легкие стальные цепи, служившие больше для того, чтобы узники не забывали о своем положении.
Один оперся локтями о колени, другой откинулся на спинку скамейки и, положив руку на локотник, глядел на облака.
Человек, смотревший на облака, был старше своего соседа. На голове у него была белая грива волос, борода свисала по самую грудь.
Оба были в венгерской одежде. Много одежды поизносили венгерские узники в Семибашенном замке!
Старики сидели молча.
Лучи весеннего солнца маревом окутали сад. Среди кедров, туй и лавров цвели тюльпаны и пионы. Огромные листья старой смоковницы впивали в себя солнечные лучи.
Узник, следивший за полетом облаков, скрестил на груди сильные руки и, посмотрев на товарища, спросил:
— О чем ты задумался, друг Майлад?
— Вспомнилось ореховое дерево в моем саду, — ответил Майлад. — В Фогараше у меня под окном стоит старое ореховое дерево…
Оба замолчали, и снова заговорил Майлад:
— Одна ветка, та, что подальше от окна, замерзла. Пустило ли дерево новый росток? Вот о чем я думаю.
— Наверно, пустило. Когда дерево замерзает, от корня отходят новые ростки. И виноградная лоза пускает ростки. А вот человек, тот нет…
Снова наступило молчание. И опять разговор завел Майлад:
— А ты о чем думаешь, Балинт?
— О том, что капы-ага — такая же дрянь, как и все остальные.
— Это верно.
— «Я такой хитрый, эдакий хитрый»… Вот моя жена и прислала ему тридцать тысяч золотых, чтобы он «хитростью» своей снял с меня эти цепи. Уже три месяца прошло с тех пор…
Опять помолчали. Майлад потянулся за желтевшим в траве цветком. Сорвал его. Растеребил в руке и рассыпал лепестки по земле.
— Ночью, Балинт, я думал о том, что ведь так до сих пор и не знаю, за что ты здесь сидишь. Ты рассказывал не раз, как тебя везли по Дунаю, как ты хлопнул о борт корабля одного стражника, как тебя сюда привели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
— Хороша сталь! — заметил он весело. — Подаришь мне эту саблю — спасибо скажу.
— С удовольствием! — ответил Мекчеи.
— Но если ты подарил ее мне, сделай еще одно одолжение: возьми эту саблю с собой в Дебрецен, и ежели Тиноди обретается там, попроси его написать на клинке какое-нибудь изречение. Какое он сам захочет. В Дебрецене есть золотых дел мастер, он вырежет эти слова на клинке.
— С удовольствием! — ответил Мекчеи. — Я тоже попрошу его написать что-нибудь и на этой вот змеиной сабле.
Взмахнув кривой саблей, он привязал ее к поясу рядом с другой.
— Не нашлось ли денег у турецкого офицера? — спросил Добо своих солдат.
— Еще не обыскали его.
— Так обыщите.
Солдат вскоре приволок убитого турка, прямо за ноги протащив его по траве, и тут же обыскал.
Карманов в красных бархатных шароварах не оказалось. Но в поясе нашли мешочек с золотом и серебряные монеты.
— Как раз на расходы пригодятся! — обрадованно воскликнул Мекчеи. — Солдат всегда найдет, на что потратить.
Обнаружили также рубиновое украшение на тюрбане и золотую цепочку на груди. На цепочке висел талисман — накрученный на кокосовую щепку листик пергамента.
Мекчеи положил драгоценности на ладонь и протянул Цецеи.
— Ну, из этого, отец, вы уж непременно должны что-нибудь выбрать себе.
— Спрячь, братец, — отмахнулся старик. — Куда старику цветок на шляпу, с него и репейника хватит!
Но у его жены заблестели глаза.
— Цепочку-то возьми для дочки, — сказала она. — У нас есть дочка. Красивая барышня. Она живет при дворе королевы.
— Приезжайте, братцы, на свадьбу! — весело заорал Цецеи. — Хочу перед смертью душу потешить, потанцевать вволю.
Мекчеи опустил цепочку на ладонь его жены.
— За кого ж ваша дочка выходит замуж?
— За лейтенанта королевы Адама Фюрьеша. Вы, может, знакомы с ним?
Мекчеи, помрачнев, замотал головой.
— Славный малый, — хвасталась супруга Цецеи. — Дочку мою сама королева выдает замуж.
— Дай бог им счастья! — буркнул Добо.
Одежду турок и все оружие без украшений Мекчеи подарил солдатам Добо.
Начали собираться в путь.
Мекчеи поднял с земли свою шапку и, раздосадованный, повертел ее в руке. Шапка была разорвана почти пополам.
— А ты не досадуй! — утешал его Цецеи. — Не будь она надорвана, сейчас не полезла бы тебе на перевязанную голову. К тому же за убыток ты получил сполна.
Одежда на Мекчеи была еще мокрая. Ну, да не беда: солнце и ветер высушат ее до вечера.
— Бери двух солдат, — сказал Добо, — и они проводят тебя. Дядюшке Цецеи я тоже дам двоих.
— А может, мы вместе поедем? — сказал Мекчеи и, обернувшись к супругам Цецеи, спросил: — Поедемте вместе?
— Куда? — спросил старик.
— В Дебрецен.
— Поедем.
— Тогда нам хватит и троих солдат.
— Бери, сколько твоей душе угодно, — любезно ответил Добо.
Пока старики супруги собирались, Добо и Мекчеи обошли мертвецов. Среди них, раскинув руки и ноги в синих суконных шароварах, лежал на спине огромный турок лет тридцати. Удар ему пришелся как раз в глаз.
— Я будто припоминаю его, — сказал Добо. — Не иначе как дрался с ним когда-то.
— Он выл, как шакал, — улыбнулся Мекчеи. — Ну что, шакал, молчишь небось?
Убитые венгерские воины были сильно покалечены; голову одного они прикрыли платком.
Мертвым туркам солдаты прокололи живот и кинули их в Беретьо. А венграм выкопали в мягкой прибрежной земле могилу под старой вербой и положили их туда прямо в одежде. Укрыли плащами и засыпали землей. В могильный холм крест-накрест воткнули сабли.
2
На южной окраине Константинополя возвышается старинный замок-твердыня. Он был выстроен еще греками. В этом месте стояли когда-то Южные ворота знаменитой византийской крепостной стены, чудесные беломраморные Золотые ворота, воздвигнутые в честь императора Феодосия и украшенные мастерами по резьбе и росписи. Белые камни ворот сохранились и поныне. Высока ограда замка, а внутри нее, точно семь ветряных мельниц, семь приземистых башен.
С востока замок омывает Мраморное море, а с других сторон его окружают деревянные дома.
Это знаменитый Еди-кула, иначе говоря — Семибашенный замок.
Все семь башен битком набиты сокровищами султана, которые уже не помещаются во дворце.
В двух средних башнях — драгоценности: золото и жемчуг. В башнях, выходящих на море, — осадные машины, ручное оружие и серебро. В остальных двух — старинное оружие, древние грамоты и книги.
Здесь содержатся и высокопоставленные узники — все по-разному. Иные закованы в цепи, сидят в темницах. Другие живут свободно и в такой неге, будто они дома; они могут гулять в саду крепости, в огороде, на балконах башен и мыться в бане, могут держать слугу — и даже трех слуг, писать письма, принимать посетителей, развлекаться музыкой, есть, пить. Только выходить за ограду замка они не вольны.
Два седовласых человека сидели на скамье в саду Семибашенного замка, греясь на весеннем солнышке. У обоих на ногах были легкие стальные цепи, служившие больше для того, чтобы узники не забывали о своем положении.
Один оперся локтями о колени, другой откинулся на спинку скамейки и, положив руку на локотник, глядел на облака.
Человек, смотревший на облака, был старше своего соседа. На голове у него была белая грива волос, борода свисала по самую грудь.
Оба были в венгерской одежде. Много одежды поизносили венгерские узники в Семибашенном замке!
Старики сидели молча.
Лучи весеннего солнца маревом окутали сад. Среди кедров, туй и лавров цвели тюльпаны и пионы. Огромные листья старой смоковницы впивали в себя солнечные лучи.
Узник, следивший за полетом облаков, скрестил на груди сильные руки и, посмотрев на товарища, спросил:
— О чем ты задумался, друг Майлад?
— Вспомнилось ореховое дерево в моем саду, — ответил Майлад. — В Фогараше у меня под окном стоит старое ореховое дерево…
Оба замолчали, и снова заговорил Майлад:
— Одна ветка, та, что подальше от окна, замерзла. Пустило ли дерево новый росток? Вот о чем я думаю.
— Наверно, пустило. Когда дерево замерзает, от корня отходят новые ростки. И виноградная лоза пускает ростки. А вот человек, тот нет…
Снова наступило молчание. И опять разговор завел Майлад:
— А ты о чем думаешь, Балинт?
— О том, что капы-ага — такая же дрянь, как и все остальные.
— Это верно.
— «Я такой хитрый, эдакий хитрый»… Вот моя жена и прислала ему тридцать тысяч золотых, чтобы он «хитростью» своей снял с меня эти цепи. Уже три месяца прошло с тех пор…
Опять помолчали. Майлад потянулся за желтевшим в траве цветком. Сорвал его. Растеребил в руке и рассыпал лепестки по земле.
— Ночью, Балинт, я думал о том, что ведь так до сих пор и не знаю, за что ты здесь сидишь. Ты рассказывал не раз, как тебя везли по Дунаю, как ты хлопнул о борт корабля одного стражника, как тебя сюда привели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143