Дарю его тебе, сын мой.
И библиотека моя тоже принадлежит тебе. Когда тучи уйдут с неба нашей родины, ты почитывай иногда книги. Но сейчас в руке венгра должна быть не книга, а сабля.
Оружие мое передай Балинту Тереку, собрание камней — Яношу, гербарий — Фери. Пусть они выберут и из книг себе по одной на память. А также передай им, пусть они будут такими же отважными патриотами, как их отец, пусть никогда не становятся сторонниками басурман, а вместе с тобой положат все силы на восстановление национального королевства. Впрочем, им я тоже напишу. В этих трех письмах вся моя душа. Я отдал ее вам троим.
Когда я уходил, ты спал, сын мой. Я поцеловал тебя.
Священник Габор».
Гергей, окаменев, смотрел на письмо.
Смерть?.. Это слово еще непонятно пятнадцатилетнему юноше. Гергею представлялось только одно: у него на глазах турецкого султана взрывом разносит на куски, и в дыму, в пламени клочья его тела взлетают в воздух.
Юноша сунул в карман мешочек с кольцом, письмо и вышел. Поспешными шагами направился через двор к Тулипанам.
— Тулипан! — окликнул он турка, который лежал, развалившись под навесом. Затем продолжал по-турецки: — Сохранилась у вас турецкая одежда?
— Нет, — ответил Тулипан, — жена сшила из нее себе и детям поддевки.
— И чалмы нет?
— Из нее жена рубашонок нашила детям. Чалма-то была из тонкого полотна.
Школяр сердито шагал взад и вперед под навесом.
— Что ж мне делать? Посоветуйте! Нынче здесь по дороге пройдет турецкое войско вместе с султаном. А мне хочется поглядеть на султана.
— На султана?
— Ну да.
— Это можно.
Глаза Гергея засверкали.
— Правда? А как же?
— Возле самой дороги стоит скала. И даже не одна, а две — друг против друга. Заберитесь на вершину, прикройте голову ветками — и увидите всю рать.
— Тогда, Тулипан, одевайтесь скорей и пойдемте со мной. Жена пусть соберет нам еды в торбу. Можете взять с собой и флягу.
При слове «фляга» Тулипан оживился. Быстро накинув на себя одежду, он весело крикнул в сторону амбара:
— Юлишка, голубушка, иди скорей сюда, мой месяц ясный!
Жена его кормила птицу. Она бросила курам последнюю горсть зерна и повернулась.
— Что еще вам нужно?
— Флягу, жемчужина моя! — Тулипан посмеивался, то и дело поднимая брови. — Фляжечку, смарагд мой бесценный!
— А может, молнию в глотку? До сих пор хоть с обеда только напивались, а теперь уж ни свет ни заря начинаете?
— Ну, ну, ягненочек мой, моя стамбульская конфетка, это не для меня, а для барича.
— Барич не пьет вина.
— Верно, не пью, — замотал головой Гергей, улыбаясь, — но нам сейчас надо уходить, и, может быть, мы задержимся до вечера, так мне не хочется, чтобы Тулипан томился от жажды.
— Уходите? А куда же вы пойдете, барич?
— Хотим, тетушка Юли, на турецкую рать поглядеть. Она пройдет сегодня по мечекской дороге.
Жена Тулипана была ошеломлена.
— На турецкую рать?.. Барич, дорогой, да не ходите вы туда!
— Нет, пойдем. Я должен ее увидеть.
— Ой, дорогой мой барич, на какую же опасность вы идете! Ишь надумали что!
— Нечего тут долго рассуждать! — сказал Гергей с нетерпением. — Мы просим вина, а советы оставь при себе.
Он топнул ногой, и тетушка Тулипан мигом побежала в дом. Вскоре она вернулась с надутым лицом.
— Мне все одно, идите, барич, куда вздумается, я вам не указчица. А Тулипан останется дома, его я не пущу.
— Нет, так дело не пойдет, — сказал Тулипан.
— Вы останетесь дома, поняли?
— Тулипан должен пойти со мной, — сказал Гергей. В голосе его послышалось нетерпение.
— Провизию ваш слуга донесет. Для чего ж и слуга, как не служить?
Янош и сам был в раздумье. Он уже перекинул через плечо мешки и поил коней.
Тулипан, заметив беспокойство жены, гордо выпрямился.
— Я, душенька моя, пойду. Провалиться мне на этом месте, коли не пойду! Вино ты и так даешь раз в год по обещанию, да еще и упрашивать приходится. Нехорошая ты женщина!
Тетушка Тулипан даже в лице переменилась.
— Ведь турки угонят вас, коли увидят!
— Ну и что ж?
— И вы покинете меня и своих малых детишек, красавцев этаких. О, боже милостивый!
— Так ты же не даешь мне вина. А в прошлый четверг еще и побила.
— Дам, муженек, вина, дам сколько захотите, только не покидайте меня, душа моя!
И она расплакалась.
— Ладно, но помни свое обещание. Барич — свидетель. Я только провожу его и вернусь. Но чтоб потом вино мне было!
— Всегда теперь будет!
— А дашь вина вволю, я и пьяным не буду никогда. Потому и напиваюсь, что думаю: вот завтра она не даст…
Тетушка Тулипан понемногу успокоилась. Собрала еду. Проводила мужа до ворот со слезами на глазах и смотрела на него с такой тревогой, что Тулипан растаял от радости.
Янош проводил их до лесной чащи. Там они спешились. Слуга повел коней обратно в деревню, а Тулипан с Гергеем дальше пошли пешком.
Скала, на которую они взобрались, и по сей день благополучно стоит у дороги. Она раз в пять выше человеческого роста. С вершины ее виден был весь большак до той дикой груши, где спрятался отец Габор.
Турок наломал с деревьев охапку густолиственных веток и устроил заграждение. Им было видно все, а снизу никто даже заподозрить не мог, что на скале прячутся люди.
— Давай и тут понатыкаем веток, — предложил Гергей. — С северной стороны.
— Зачем?
— А если султан проедет, мы повернемся в ту сторону и будем смотреть ему вслед.
Всходило солнце. Роса алмазами осыпала лес. Заиграли на своих свирелях дрозды, заворковали горлицы. Вдруг вдали, со стороны Печа, в клубах пыли появились первые всадники.
Длинное облако пыли растянулось по всей дороге до самого города. Но вот в нем замелькало наконец знамя цвета красного перца. За ним еще два знамени, потом пять и еще много знамен и флагов. Позади знаменщиков скакали на арабских конях солдаты в высоких тюрбанах. Кони низкорослые, так что ноги иных всадников почти касались земли.
— Гуребы, — объяснял Тулипан, — они всегда едут впереди. Это не настоящие турки.
— А кто же?
— Арабы, персы, египтяне — всякий сброд.
Оно и заметно. Даже одежда у них была разношерстная. На голове у одного сверкал шлем с огромным медным гребнем. Нос у гуреба был отрезан. Видно, что этот вояка уже побывал в Венгрии!
Второй полк — загорелые люди в синих шароварах — выступал под белыми стягами с зеленой полосой. Судя по лицам, ночью все они вдоволь наелись и напились.
— Это улуфеджи, — сказал Тулипан, — наемники. Войсковая охрана. Они сопровождают и воинскую казну. Видите пузатого дядьку с разбитым лбом, на груди у него большие медные пуговицы?
— Вижу.
— Его зовут Турна — по-венгерски «журавль». Да только вернее было бы прозвать его свиньей.
— А почему?
— Я видел однажды, как он ежа съел, — сказал Тулипан и сплюнул.
Затем проскакал новый полк, под желтым стягом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
И библиотека моя тоже принадлежит тебе. Когда тучи уйдут с неба нашей родины, ты почитывай иногда книги. Но сейчас в руке венгра должна быть не книга, а сабля.
Оружие мое передай Балинту Тереку, собрание камней — Яношу, гербарий — Фери. Пусть они выберут и из книг себе по одной на память. А также передай им, пусть они будут такими же отважными патриотами, как их отец, пусть никогда не становятся сторонниками басурман, а вместе с тобой положат все силы на восстановление национального королевства. Впрочем, им я тоже напишу. В этих трех письмах вся моя душа. Я отдал ее вам троим.
Когда я уходил, ты спал, сын мой. Я поцеловал тебя.
Священник Габор».
Гергей, окаменев, смотрел на письмо.
Смерть?.. Это слово еще непонятно пятнадцатилетнему юноше. Гергею представлялось только одно: у него на глазах турецкого султана взрывом разносит на куски, и в дыму, в пламени клочья его тела взлетают в воздух.
Юноша сунул в карман мешочек с кольцом, письмо и вышел. Поспешными шагами направился через двор к Тулипанам.
— Тулипан! — окликнул он турка, который лежал, развалившись под навесом. Затем продолжал по-турецки: — Сохранилась у вас турецкая одежда?
— Нет, — ответил Тулипан, — жена сшила из нее себе и детям поддевки.
— И чалмы нет?
— Из нее жена рубашонок нашила детям. Чалма-то была из тонкого полотна.
Школяр сердито шагал взад и вперед под навесом.
— Что ж мне делать? Посоветуйте! Нынче здесь по дороге пройдет турецкое войско вместе с султаном. А мне хочется поглядеть на султана.
— На султана?
— Ну да.
— Это можно.
Глаза Гергея засверкали.
— Правда? А как же?
— Возле самой дороги стоит скала. И даже не одна, а две — друг против друга. Заберитесь на вершину, прикройте голову ветками — и увидите всю рать.
— Тогда, Тулипан, одевайтесь скорей и пойдемте со мной. Жена пусть соберет нам еды в торбу. Можете взять с собой и флягу.
При слове «фляга» Тулипан оживился. Быстро накинув на себя одежду, он весело крикнул в сторону амбара:
— Юлишка, голубушка, иди скорей сюда, мой месяц ясный!
Жена его кормила птицу. Она бросила курам последнюю горсть зерна и повернулась.
— Что еще вам нужно?
— Флягу, жемчужина моя! — Тулипан посмеивался, то и дело поднимая брови. — Фляжечку, смарагд мой бесценный!
— А может, молнию в глотку? До сих пор хоть с обеда только напивались, а теперь уж ни свет ни заря начинаете?
— Ну, ну, ягненочек мой, моя стамбульская конфетка, это не для меня, а для барича.
— Барич не пьет вина.
— Верно, не пью, — замотал головой Гергей, улыбаясь, — но нам сейчас надо уходить, и, может быть, мы задержимся до вечера, так мне не хочется, чтобы Тулипан томился от жажды.
— Уходите? А куда же вы пойдете, барич?
— Хотим, тетушка Юли, на турецкую рать поглядеть. Она пройдет сегодня по мечекской дороге.
Жена Тулипана была ошеломлена.
— На турецкую рать?.. Барич, дорогой, да не ходите вы туда!
— Нет, пойдем. Я должен ее увидеть.
— Ой, дорогой мой барич, на какую же опасность вы идете! Ишь надумали что!
— Нечего тут долго рассуждать! — сказал Гергей с нетерпением. — Мы просим вина, а советы оставь при себе.
Он топнул ногой, и тетушка Тулипан мигом побежала в дом. Вскоре она вернулась с надутым лицом.
— Мне все одно, идите, барич, куда вздумается, я вам не указчица. А Тулипан останется дома, его я не пущу.
— Нет, так дело не пойдет, — сказал Тулипан.
— Вы останетесь дома, поняли?
— Тулипан должен пойти со мной, — сказал Гергей. В голосе его послышалось нетерпение.
— Провизию ваш слуга донесет. Для чего ж и слуга, как не служить?
Янош и сам был в раздумье. Он уже перекинул через плечо мешки и поил коней.
Тулипан, заметив беспокойство жены, гордо выпрямился.
— Я, душенька моя, пойду. Провалиться мне на этом месте, коли не пойду! Вино ты и так даешь раз в год по обещанию, да еще и упрашивать приходится. Нехорошая ты женщина!
Тетушка Тулипан даже в лице переменилась.
— Ведь турки угонят вас, коли увидят!
— Ну и что ж?
— И вы покинете меня и своих малых детишек, красавцев этаких. О, боже милостивый!
— Так ты же не даешь мне вина. А в прошлый четверг еще и побила.
— Дам, муженек, вина, дам сколько захотите, только не покидайте меня, душа моя!
И она расплакалась.
— Ладно, но помни свое обещание. Барич — свидетель. Я только провожу его и вернусь. Но чтоб потом вино мне было!
— Всегда теперь будет!
— А дашь вина вволю, я и пьяным не буду никогда. Потому и напиваюсь, что думаю: вот завтра она не даст…
Тетушка Тулипан понемногу успокоилась. Собрала еду. Проводила мужа до ворот со слезами на глазах и смотрела на него с такой тревогой, что Тулипан растаял от радости.
Янош проводил их до лесной чащи. Там они спешились. Слуга повел коней обратно в деревню, а Тулипан с Гергеем дальше пошли пешком.
Скала, на которую они взобрались, и по сей день благополучно стоит у дороги. Она раз в пять выше человеческого роста. С вершины ее виден был весь большак до той дикой груши, где спрятался отец Габор.
Турок наломал с деревьев охапку густолиственных веток и устроил заграждение. Им было видно все, а снизу никто даже заподозрить не мог, что на скале прячутся люди.
— Давай и тут понатыкаем веток, — предложил Гергей. — С северной стороны.
— Зачем?
— А если султан проедет, мы повернемся в ту сторону и будем смотреть ему вслед.
Всходило солнце. Роса алмазами осыпала лес. Заиграли на своих свирелях дрозды, заворковали горлицы. Вдруг вдали, со стороны Печа, в клубах пыли появились первые всадники.
Длинное облако пыли растянулось по всей дороге до самого города. Но вот в нем замелькало наконец знамя цвета красного перца. За ним еще два знамени, потом пять и еще много знамен и флагов. Позади знаменщиков скакали на арабских конях солдаты в высоких тюрбанах. Кони низкорослые, так что ноги иных всадников почти касались земли.
— Гуребы, — объяснял Тулипан, — они всегда едут впереди. Это не настоящие турки.
— А кто же?
— Арабы, персы, египтяне — всякий сброд.
Оно и заметно. Даже одежда у них была разношерстная. На голове у одного сверкал шлем с огромным медным гребнем. Нос у гуреба был отрезан. Видно, что этот вояка уже побывал в Венгрии!
Второй полк — загорелые люди в синих шароварах — выступал под белыми стягами с зеленой полосой. Судя по лицам, ночью все они вдоволь наелись и напились.
— Это улуфеджи, — сказал Тулипан, — наемники. Войсковая охрана. Они сопровождают и воинскую казну. Видите пузатого дядьку с разбитым лбом, на груди у него большие медные пуговицы?
— Вижу.
— Его зовут Турна — по-венгерски «журавль». Да только вернее было бы прозвать его свиньей.
— А почему?
— Я видел однажды, как он ежа съел, — сказал Тулипан и сплюнул.
Затем проскакал новый полк, под желтым стягом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143