Держите свечку.
Он пополз на животе. Перелез через известковый бугор. Эва подала ему свечу. Варшани, стоя по другую сторону бугра, держал свечу и что-то бормотал. Протянув руку Эве, он помог ей переползти через груду извести и встать на ноги.
Они оказались в просторной и даже во мгле белевшей яме. Сверху слышался похоронный псалом: «In paradisum deducant, te angel» — и просачивался дневной свет.
Яма была наполнена разбросанными в беспорядке белыми гробами. Гробы стояли в известковом растворе; по краям их бахромой свисала высохшая известь. Сбоку, рядом с гробами, из известкового пруда криво торчал усатый мертвец с костлявым лицом. Он был в одной рубахе. Лившийся сверху свет освещал его лицо и затянутую на шее веревку.
Варшани уставился на мертвеца, потом оглянулся.
Эва в беспамятстве лежала позади него на земле.
Тем временем Миклош вел турецкие войска.
Сперва он весь похолодел от страха, а потом решил: только бы выбраться из этого прохода в крепость, и тогда он крикнет так громко, что…
Эта мысль придала ему бодрости, и теперь он, не колеблясь, нес факел то впереди аги, то рядом с ним. Вскоре проход повел кверху. Они шли, поднимаясь все выше и выше. Наконец наткнулись на оштукатуренную стену, сложенную, как и все стены Эгера, из песчаника. Многочисленные трещины свидетельствовали о том, что построили ее давненько.
— Рушьте! — приказал ага.
Под ударами пик и ятаганов штукатурка быстро осыпалась. Трудно было вытащить только первые два-три камня, остальные уже легко поддались силе стальных мышц.
Но все-таки на разборку стены ушло больше часа.
Когда щель раздалась настолько, что в нее мог пролезть человек, ага первым заставил пройти Миклоша.
Они оказались в просторном помещении, видимо служившем винным погребом. Повсюду расставлены были бочки и бочонки. Странно было только то, что само помещение больше походило на зал, чем на погреб. На стене висела оборванная большая картина, а под нею стоял круглый чан. На картине смутно виднелись два лица: одно — скорбное, окаймленное бородой, второе — печальное лицо юноши, припавшего к груди бородатого. Над головой обоих был ореол. Под обрывком картины белела стена.
Наверху раздавались шаги обитателей крепости.
Ага обернулся и сказал вполголоса:
— Оружие на изготовку! Собирайтесь осторожно! Тихо! Тихо! Когда сорвем дверь, не смейте кричать. Если не увидим никого, подождем наших солдат, идущих сзади. Знаменосцы, немедленно взбирайтесь на стену.
Два знаменосца выступили вперед.
Ага продолжал:
— Остальные к воротам, за мной. Пощады не давать! Прежде всего обезоружить стражу и быстро открыть ворота. Поняли?
— Поняли, — глухо прозвучало в ответ.
Ага сделал шаг вперед и замер около железных дверей: он увидел большой чан, наполненный порохом.
Стало быть, они в пороховом погребе и во всех этих бочках не вино, а порох.
Но и Миклош понял, куда они попали.
Стоя возле большого чана, он обернулся. Окинул быстрым взглядом толпившуюся вооруженную ораву. Лицо его стало бледным и вдохновенным. Он поднял горящий факел и швырнул его в порох.
9
Когда гроб опустили, Варшани крикнул наверх:
— Эй, люди!
В ответ на зов в люке могильной ямы появились головы ошеломленных людей. Один был без шапки, другой в ржавом шлеме, прикрепленном ремнями под подбородком.
Варшани снова крикнул:
— Это я, Варшани! Подтяните меня!
Он взял Эву на руки и, шагая по гробам, подошел к веревкам, связал две петли вместе и сел в них.
Его подняли наверх.
У могильной ямы не было никого, кроме двух священников и двух крестьян, спускавших веревки. Они с удивлением уставились на Эву, которая без чувств лежала на траве, куда ее положил Варшани.
— Принесите воды! — сказал Варшани крестьянам.
Но в тот же миг всех оглушил адский грохот и ослепило пламя: из Церковной башни вырвался огненный смерч, взвился столбом до небес, вихрем закружив в воздухе почерневшие доски, бревна, камни, куски дерева и клочья человеческих тел.
Взрыв потряс крепость с такой силой, что все зашатались и упали, словно их придавила невидимая исполинская рука. На землю дождем падали камни, капли крови, оружие, бочарные клепки и щепы.
После взрыва несколько минут стояла мертвая тишина.
Мертвая тишина царила и в крепости и за стенами крепости, в турецком стане.
Все растерянно озирались, ошеломленные, оглушенные.
Небо ли рухнуло на землю, земля ли разверзлась и превратилась в пекло, извергающее пламя, готовое затопить весь мир огненным ливнем, — никто этого не знал.
«Турки подстроили нам гибель!» — такова была первая и единственная мысль у всех обитателей крепости.
«Крепость погибла!» — одно-единственное чувство охватило все сердца, превратило их в камень.
У подножия Шандоровской башни Гергей связывал кружки, наполненные «адским зельем». Волна взрыва отбросила его к висевшим на стене щитам.
Он поднял голову. В небе алел огненный смерч, а в его воронке кружилось черное мельничное колесо. Над колесом головой вниз кружился человек, рядом с ним — оторванная нога.
У Гергея еле хватило присутствия духа прыгнуть под свод башни. И там он замер, оглушенный происшедшим.
Но мгновение спустя все зашевелились. Люди забегали, засуетились, побросав оружие, мчались солдаты, кричали женщины, носились сорвавшиеся с привязи кони.
В турецком стане уже раздавались ликующие вопли, поднимались осадные лестницы, и к крепости волнами хлынули тысячи вооруженных людей.
— Всему конец! — слышалось повсюду в крепости среди стенаний и криков.
Потерявшие голову женщины, схватив детей в объятия или волоча их за руки, бежали по почерневшим от дыма камням и обгорелым, тлеющим балкам. Все спасались, но никто не знал куда.
Казалось, само небо вмешалось в это столпотворение: пошел черный снег. Черный снег! Он падал, да такой густой пеленой, что за десять шагов ни зги не было видно.
Это был пепел. Он засыпал всю крепость, словно хотел облечь ее траурным покровом.
На камнях и бревнах валялись изуродованные трупы, окровавленные, оторванные руки и ноги.
Добо с непокрытой головой скакал на коне и, дергая жеребца за поводья, гнал его туда, где произошел взрыв. По дороге он подбадривал солдат, приказывая им занять свои места.
— Ничего не случилось! — кричал он налево и направо. — В ризнице было только двадцать четыре лагунки пороха.
Офицеры тоже вскочили на коней и, по примеру Добо, успокаивали народ:
— Все на свои места! Взорвались только двадцать четыре лагунки пороха…
Мекчеи в гневе колотил древком сломанной пики оглушенных и неповинующихся солдат.
— Берись за оружие, песий сын! На стену!
Соскочив с коня, он и сам схватил саженное копье и помчался на вершину стены.
— Ребята, за мной! Храбрецы, за мной!
Турок, взбиравшихся на стену, встретили дружными залпами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Он пополз на животе. Перелез через известковый бугор. Эва подала ему свечу. Варшани, стоя по другую сторону бугра, держал свечу и что-то бормотал. Протянув руку Эве, он помог ей переползти через груду извести и встать на ноги.
Они оказались в просторной и даже во мгле белевшей яме. Сверху слышался похоронный псалом: «In paradisum deducant, te angel» — и просачивался дневной свет.
Яма была наполнена разбросанными в беспорядке белыми гробами. Гробы стояли в известковом растворе; по краям их бахромой свисала высохшая известь. Сбоку, рядом с гробами, из известкового пруда криво торчал усатый мертвец с костлявым лицом. Он был в одной рубахе. Лившийся сверху свет освещал его лицо и затянутую на шее веревку.
Варшани уставился на мертвеца, потом оглянулся.
Эва в беспамятстве лежала позади него на земле.
Тем временем Миклош вел турецкие войска.
Сперва он весь похолодел от страха, а потом решил: только бы выбраться из этого прохода в крепость, и тогда он крикнет так громко, что…
Эта мысль придала ему бодрости, и теперь он, не колеблясь, нес факел то впереди аги, то рядом с ним. Вскоре проход повел кверху. Они шли, поднимаясь все выше и выше. Наконец наткнулись на оштукатуренную стену, сложенную, как и все стены Эгера, из песчаника. Многочисленные трещины свидетельствовали о том, что построили ее давненько.
— Рушьте! — приказал ага.
Под ударами пик и ятаганов штукатурка быстро осыпалась. Трудно было вытащить только первые два-три камня, остальные уже легко поддались силе стальных мышц.
Но все-таки на разборку стены ушло больше часа.
Когда щель раздалась настолько, что в нее мог пролезть человек, ага первым заставил пройти Миклоша.
Они оказались в просторном помещении, видимо служившем винным погребом. Повсюду расставлены были бочки и бочонки. Странно было только то, что само помещение больше походило на зал, чем на погреб. На стене висела оборванная большая картина, а под нею стоял круглый чан. На картине смутно виднелись два лица: одно — скорбное, окаймленное бородой, второе — печальное лицо юноши, припавшего к груди бородатого. Над головой обоих был ореол. Под обрывком картины белела стена.
Наверху раздавались шаги обитателей крепости.
Ага обернулся и сказал вполголоса:
— Оружие на изготовку! Собирайтесь осторожно! Тихо! Тихо! Когда сорвем дверь, не смейте кричать. Если не увидим никого, подождем наших солдат, идущих сзади. Знаменосцы, немедленно взбирайтесь на стену.
Два знаменосца выступили вперед.
Ага продолжал:
— Остальные к воротам, за мной. Пощады не давать! Прежде всего обезоружить стражу и быстро открыть ворота. Поняли?
— Поняли, — глухо прозвучало в ответ.
Ага сделал шаг вперед и замер около железных дверей: он увидел большой чан, наполненный порохом.
Стало быть, они в пороховом погребе и во всех этих бочках не вино, а порох.
Но и Миклош понял, куда они попали.
Стоя возле большого чана, он обернулся. Окинул быстрым взглядом толпившуюся вооруженную ораву. Лицо его стало бледным и вдохновенным. Он поднял горящий факел и швырнул его в порох.
9
Когда гроб опустили, Варшани крикнул наверх:
— Эй, люди!
В ответ на зов в люке могильной ямы появились головы ошеломленных людей. Один был без шапки, другой в ржавом шлеме, прикрепленном ремнями под подбородком.
Варшани снова крикнул:
— Это я, Варшани! Подтяните меня!
Он взял Эву на руки и, шагая по гробам, подошел к веревкам, связал две петли вместе и сел в них.
Его подняли наверх.
У могильной ямы не было никого, кроме двух священников и двух крестьян, спускавших веревки. Они с удивлением уставились на Эву, которая без чувств лежала на траве, куда ее положил Варшани.
— Принесите воды! — сказал Варшани крестьянам.
Но в тот же миг всех оглушил адский грохот и ослепило пламя: из Церковной башни вырвался огненный смерч, взвился столбом до небес, вихрем закружив в воздухе почерневшие доски, бревна, камни, куски дерева и клочья человеческих тел.
Взрыв потряс крепость с такой силой, что все зашатались и упали, словно их придавила невидимая исполинская рука. На землю дождем падали камни, капли крови, оружие, бочарные клепки и щепы.
После взрыва несколько минут стояла мертвая тишина.
Мертвая тишина царила и в крепости и за стенами крепости, в турецком стане.
Все растерянно озирались, ошеломленные, оглушенные.
Небо ли рухнуло на землю, земля ли разверзлась и превратилась в пекло, извергающее пламя, готовое затопить весь мир огненным ливнем, — никто этого не знал.
«Турки подстроили нам гибель!» — такова была первая и единственная мысль у всех обитателей крепости.
«Крепость погибла!» — одно-единственное чувство охватило все сердца, превратило их в камень.
У подножия Шандоровской башни Гергей связывал кружки, наполненные «адским зельем». Волна взрыва отбросила его к висевшим на стене щитам.
Он поднял голову. В небе алел огненный смерч, а в его воронке кружилось черное мельничное колесо. Над колесом головой вниз кружился человек, рядом с ним — оторванная нога.
У Гергея еле хватило присутствия духа прыгнуть под свод башни. И там он замер, оглушенный происшедшим.
Но мгновение спустя все зашевелились. Люди забегали, засуетились, побросав оружие, мчались солдаты, кричали женщины, носились сорвавшиеся с привязи кони.
В турецком стане уже раздавались ликующие вопли, поднимались осадные лестницы, и к крепости волнами хлынули тысячи вооруженных людей.
— Всему конец! — слышалось повсюду в крепости среди стенаний и криков.
Потерявшие голову женщины, схватив детей в объятия или волоча их за руки, бежали по почерневшим от дыма камням и обгорелым, тлеющим балкам. Все спасались, но никто не знал куда.
Казалось, само небо вмешалось в это столпотворение: пошел черный снег. Черный снег! Он падал, да такой густой пеленой, что за десять шагов ни зги не было видно.
Это был пепел. Он засыпал всю крепость, словно хотел облечь ее траурным покровом.
На камнях и бревнах валялись изуродованные трупы, окровавленные, оторванные руки и ноги.
Добо с непокрытой головой скакал на коне и, дергая жеребца за поводья, гнал его туда, где произошел взрыв. По дороге он подбадривал солдат, приказывая им занять свои места.
— Ничего не случилось! — кричал он налево и направо. — В ризнице было только двадцать четыре лагунки пороха.
Офицеры тоже вскочили на коней и, по примеру Добо, успокаивали народ:
— Все на свои места! Взорвались только двадцать четыре лагунки пороха…
Мекчеи в гневе колотил древком сломанной пики оглушенных и неповинующихся солдат.
— Берись за оружие, песий сын! На стену!
Соскочив с коня, он и сам схватил саженное копье и помчался на вершину стены.
— Ребята, за мной! Храбрецы, за мной!
Турок, взбиравшихся на стену, встретили дружными залпами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143