С внутренней площади крепости, не ожидая ничьей команды, солдаты ринулись на стены, и тут уж все пошло в ход: копья, сабли, кирки.
Турки беспорядочной толпой то лезли вперед, к крепостным стенам, то откатывались назад. У подножия крепости царила такая же суматоха, как внутри нее.
Большинство осажденных бросились к месту взрыва.
Гергей видел со своей башни, как сквозь редеющие хлопья пепла двинулась к Церковной башне пестрая турецкая рать.
— Останься здесь! — крикнул он Золтаи, а сам, обнажив саблю, побежал к Церковной башне. — Корчолаш, — крикнул он младшему сержанту, шедшему куда-то в глубь крепости, — пойдем со мной!
Сержант был в пяти шагах от него, но даже не оглянулся.
— Матэ Корчолаш! Будь ты трижды неладен!
Корчолаш, глядя себе под ноги, спокойно плелся дальше.
Гергей подскочил к нему и схватил за плечо.
— Ты что, не слышишь?
Корчолаш взглянул на Борнемиссу, точно пробудившись от сна. И только тогда заметил Гергей, что у него из обоих ушей течет кровь. Оглох, бедняга!
Гергей оставил его и помчался дальше.
По дороге он заметил котлы, в которых варилась похлебка для сменившихся с караула солдат. В восьми огромных котлах, в которых варились мелко нарезанные кусочки мяса, клокотала дымящаяся горячая жижа.
Гергей остановился, взял шест для переноски котлов, продел его в ушки котла и крикнул крестьянину, раздатчику супа:
— Друг, берись-ка! Остальные котлы тоже тащите на башню!
И когда они взобрались с котлом на вышку, Гергей вылил кипящий суп на головы теснившихся на лестнице турок.
Когда Варшани очнулся, он увидел около себя только лежавшую на земле женщину. Оба священника, даже не сняв епитрахили, взбежали по лестнице и схватились за оружие, а оба могильщика кинулись в разные стороны — надо полагать, к пушкам.
Варшани поднял Эву, взвалил ее на плечо, точно мешок, и понес во дворец. Он решил, что если она лазутчица короля, то как раз там ей и место — она, должно быть, принесла письмо.
И Варшани передал Эву на попечение госпожи Балог, чтобы та привела ее в чувство.
Лишь после того, как отразили приступ, защитники крепости увидели, какой урон нанес взрыв.
Вся правая половина Церковной башни вместе с ризницей взлетела на воздух, там зиял огромный провал. В этом месте крепостная стена, где только накануне ночью заделали пролом, обвалилась. От двух пороховых мельниц остались одни обломки. В боковой пристройке к ризнице стояло тридцать волов, предназначенных на убой. Теперь они плавали в собственной крови.
Восемь солдат, стоявших в карауле у Церковной башни, были разорваны на куски. Погиб и лейтенант Пал Надь, которого вместе с тридцатью солдатами прислал из Эрдедской крепости Дердь Батори.
Многие солдаты, находившиеся поблизости, были ранены. Солдату Гергею Хорвату во время взрыва камнем оторвало руку у самого плеча. Он умер в тот же день, и его опустили в могилу.
Осажденные опомнились окончательно только тогда, когда увидели, что туркам не удалось ворваться в крепость.
— Бог защищает Эгер! — крикнул Добо, пригладив волосы и устремив глаза к небу. — Витязи, уповайте на бога!
Штурм отбили, по сути дела, кипящей похлебкой. Турки уже привыкли, что их встречают огнем, саблями, копьями, но им пришлось не по вкусу, что на голову льют горячую похлебку; они предпочитали хлебать ее ложками. И когда горячая наперченная жижа вылилась на первую лестницу, людей оттуда точно ветром сдуло. Солдаты, теснившиеся у лестниц, тоже кинулись врассыпную. Кто, корчась от боли, схватился за руку, кто за шею, кто за лицо. Прикрывая голову щитами, турки с бранью убегали из-под стен.
Осажденные вздохнули свободнее.
Добо вызвал мельников и плотников.
— Соберите побыстрее части пороховой мельницы. Из двух мельниц сделайте одну. Чего недостает, пусть тут же вытешут плотники. А где казначей?
Из ниши монастырской стены вылезла черная, закопченная фигура. Сдувая копоть с усов, стряхивая ее с бороды, человек этот предстал перед Добо.
Это был старик Шукан.
— Дядя Шукан, — сказал Добо, — выдайте селитру из погреба, серу и уголь. Как только мельница будет в исправности, начнем молоть порох.
Только после этого Добо пришло в голову, что надо бы помыться. Он тоже был похож на трубочиста.
В дверях дворца сидел почерневший от копоти человек, одетый почти на турецкий лад. На коленях он держал большую печеную тыкву и ел, загребая ложкой ее мякоть.
Увидев Добо, он встал.
— Это ты, Варшани?
— Я, сударь.
— Какие вести принес?
— Посланца короля принес в крепость. Женщину.
Добо поспешно, большими шагами направился к госпоже Балог.
— Где гонец?
Вдова сидела у постели Пете, пришивая красную шелковую подкладку к шлему своего сына.
— Гонец? — спросила она с удивлением, глядя на Добо. — Сюда принесли только женщину.
— А где эта женщина?
Госпожа Балог приотворила дверь в соседнюю комнату, затем снова закрыла ее.
— Спит, — сказал она. — Не будем ее тревожить, бедняжка так измучена.
Добо вошел.
Эва лежала на белой, чистой постели. Видна была только ее голова, глубоко ушедшая в подушки, и рассыпавшиеся темные волосы.
Добо, изумленный, смотрел на лицо, мертвенно бледное и страдальческое даже во сне. Лицо это было ему незнакомо.
Вернувшись к госпоже Балог, он спросил:
— Она не привезла какого-нибудь письма?
— Нет.
— Прошу вас дать мне одежду этой женщины. Кто она такая?
Госпожа Балог пожала плечами, потом просительно взглянула на Добо.
— Она сказала, чтобы мы не допытывались о ее имени. Боится, что вы, ваша милость, будете недовольны ее появлением у нас.
— Дайте-ка мне ее одежду.
Госпожа Балог принесла из прихожей грязный, вымазанный известкой костюм турецкого солдата и маленькие желтые сафьяновые сапожки со шпорами. В поясе было пятьдесят с чем-то венгерских золотых монет. Оружия не оказалось, у пояса висели только ножны сабли.
— Ощупайте карманы.
В одном из карманов зашуршала бумага.
— Вот оно! — Добо выхватил бумагу и черными от копоти руками развернул сложенный листик пергамента.
Это был чертеж крепости.
Кроме чертежа, в карманах нашелся только носовой платок и пара скомканных перчаток. Ощупали все швы одежды, даже вспороли их. Распороли и сапоги.
Ничего.
— Нет ли чего в постели?
— Нет, — ответила госпожа Балог. — Я даже сорочку свою дала бедняжке. Как она измучена… Давно, должно быть, не спала. Она пришла подземным ходом, дорогой мертвецов.
Добо вызвал Варшани.
— Ты сказал: посланец.
— Так я понял ее.
— А она сама ясно не сказала?
— Да мы, сударь, не беседовали. Ведь чуть не бегом бежали по подземному ходу.
— По какому подземному ходу?
— А через погребальную яму.
— Так что ж, и там есть подземный ход?
— Теперь уже нет, сударь.
— Скажи, а у турок достаточно припасов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143