— спросил изумленный лейтенант.
Юноша ответил небрежно:
— Иштван Мекчеи.
— А я Иштван Добо. Что с тобой?
— Турок меня поранил, черт бы его побрал! — И Мекчеи прижал руку к голове.
Добо оглянулся. В поле он увидел только вербы, осины и какие-то кусты.
— Турок? Ах, басурманская душа!.. Да ведь он не мог еще далеко отъехать. Сколько их?.. Эй, ребята!
И Добо выехал на берег.
— Не трудитесь понапрасну, — сказал Мекчеи, мотнув головой, — я уже уложил его. Вот он валяется позади.
— Где?
— Да где-то здесь неподалеку.
Добо приказал своему слуге спешиться.
— Давай сюда корпию, полотно.
— И там, повыше, тоже есть, — молвил Мекчеи, снова прижав ладонь к голове.
— Турки?
— Нет! Старик-дворянин с женой.
У раненого с макушки головы сочилась кровь и алой струйкой стекала по лбу к носу. Он снова склонился к воде.
— Там, в ивняке, — доложил один солдат.
Добо поскакал на своем жеребце вверх по течению и вскоре увидел старика и женщину. Старик сидел в одной рубахе у самой воды, наклонив голову, а женщина — дородная старушка — смывала с нее что-то красное.
— Ой, горе! Пришлось тебе на старости лет попасть в такую беду. Да еще такому калеке! — причитала она.
— Не вой! — рявкнул старик.
— Бог в помощь! — крикнул Добо. — Рана-то велика?
Вскинув голову, старик отмахнулся.
— Турецкий удар…
Только тогда заметил Добо, что старик однорукий.
— Что-то знаком больно, — пробормотал он, слезая с коня, и, соскочив, представился: — Иштван Добо!
Старик взглянул на него.
— Добо? Ба! Да это ты, братец Пишта? Как же тебе не знать меня? Ведь ты бывал у меня, заезжал к старику Цецеи.
— Цецеи?..
— Ну да, да, Цецеи! Не помнишь разве? Когда ты за Морэ гнался!
— Теперь припоминаю. Так что же здесь, отец, случилось? Как вы попали сюда из Мечекской долины?
— Да все эти собаки басурмане… — И старик подставил голову жене, снова принявшейся смывать кровь. — Эти псы басурмане напали на нас в дороге. Счастье наше, что как раз в это время нас нагнал тот юноша. Ох и парень! Крошил их, словно тыкву. Но и я не давал спуску, бил по ним прямо из повозки. Возница тоже показал себя молодцом…
— Сколько же их было?
— Десяток, пес их дери! Провались они в преисподнюю! Счастье, что не сладили с нами. Я ведь везу с собой штук четыреста золотых, если не больше. — И он хлопнул рукой по болтавшейся на боку суме.
Женщина выжала из платка красную от крови воду.
— А юноша этот не помер? — спросила она, подняв голову.
— Ничуть не бывало, — ответил Добо. — Он тоже умывается в реке — вон там, немного пониже.
Добо взглянул на лежавший поблизости окровавленный труп турка.
— Поеду посмотрю, с каким народом пришлось вам биться, — сказал он и пустился по берегу в объезд к дороге.
В ивняке Добо нашел еще семь трупов: двух венгров и пять турок, а на дороге увидел свалившуюся в канаву повозку, запряженную тройкой лошадей. Молодой возница собирал и складывал выпавшие из повозки сундуки.
— Не мучайся, дружок. Сейчас придет подмога… — сказал ему Добо и поехал обратно к Мекчеи. — Здесь, братец, не один турок, а целых пять. Рубился ты превосходно! Удары делают тебе честь.
— Где-то должен быть еще один, — ответил Мекчей. — Тот, наверно, в реке. А моих солдат вы нашли, батенька?
— Нашел, Одному, бедняге, голову раскроили пополам.
— Нас было трое.
— А турок?
— Их, собак, было десять!
— Стало быть, четверо сбежали?
— Сбежали. Чего доброго, вздумают вернуться!
— Пусть возвращаются! Теперь и я помогу!
Добо слез с коня и стал осматривать рану юноши.
— Порез большой, но не глубокий, — сказал он и, сжав края раны, сам положил на нее корпию и туго перевязал длинными кусками полотна. — Ты куда ехал, братец?
— В Дебрецен.
— Уж не к Терекам ли?
— Да, к ним.
— Послушай, братец, есть у меня там дружок: Гергей Борнемисса. Он еще, наверно, мальчик. Знаешь его?
— За ним я как раз и еду. Гергей прислал письмо, что хочет служить в моих войсках.
— Он так уже вырос?
— Восемнадцать лет ему исполнилось.
— А с земель Балинта Терека народ разбежался, конечно?
— Да, с тех пор как хозяин попал в неволю, всех словно ветром разметало.
— И Тиноди ушел?
— Тоже бродит где-то. Впрочем, сейчас, может быть, и он ютится в Дебрецене.
— Что ж, передай привет и поцелуй ему и обоим сыновьям Терека.
Пока они беседовали, Добо взял тряпку и, засучив рукав, вымыл окровавленное лицо Мекчеи. А один из солдат отчищал мокрой тряпкой кровавые пятна с его одежды.
— Старик еще там? — спросил Мекчеи, указав в ту сторону, где был Цецеи.
— Там. Беды большой с ним не случилось. Он тоже в голову ранен. А ты не голоден, братец?
— Нет, только пить хочу.
Добо велел солдату принести флягу, остальных же отрядил помочь вознице.
Потом они направились к Цецеи. Старики супруги сидели уже на траве возле экипажа. Цецеи держал в руке индюшечью ножку и с волчьим аппетитом обгладывал ее.
— Милости просим к нашему столу! — весело крикнул он. — Хорошо, братец, что с тобой ничего не стряслось.
Мекчеи махнул рукой.
— Ничего!
Солдаты собрали добычу: пять турецких коней, столько же плащей и различное оружие.
Мекчеи разглядывал коней, потом стал осматривать валявшееся на земле оружие.
— Выбирайте, отец, — предложил он Цецеи, — добыча общая.
— Очень мне нужно! — отмахнулся старик. — У меня и коней, и своего оружия хватит.
— Что ж, тогда разрешите вам, Добо, предложить какую-нибудь саблю.
— Благодарю, — улыбаясь, ответил Добо и замотал головой. — Зачем же я-то возьму? Я ведь не бился с турками.
— Ничего, выбирайте.
Добо покачал головой.
— Добыча вся твоя, до последней пуговицы. С какой стати приму я у тебя подарок!
— Я даром и не собираюсь отдавать.
— Вот это другой разговор. — Добо с интересом взглянул на турецкую саблю превосходной работы. — Какая же ей цена?
— А вот какая: когда вы, ваша милость, будете комендантом какой-нибудь крепости и вам придется туго, вы призовете меня на помощь.
Добо, улыбнувшись, замотал головой.
— За такую неверную плату мы не покупаем.
— Что ж, я назначу другую: поедемте со мной в Дебрецен.
— Сейчас это тоже невозможно. Я королевский комиссар, собираю десятину в брошенных имениях. Разве что попозже выберусь в Дебрецен.
— Тогда подарите мне взамен сабли вашу дружбу.
— Она и без подарков твоя. Но в знак дружбы я, так и быть, возьму саблю на память. На вас напали не простые турки, вижу по оружию. Один из них был, наверно, беем. Знать бы только, откуда они.
— Думаю, что из Фейервара.
Добо поднял с земли саблю в бархатных ножнах, украшенных бирюзой, с рукояткой в виде позолоченной змеиной головы. Глаза у змеи были алмазные.
— Ну, братец, это твоя. Такой сабли я не возьму. Она ведь стоит целое состояние.
Тут же валялись еще две сабли из турецкой стали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Юноша ответил небрежно:
— Иштван Мекчеи.
— А я Иштван Добо. Что с тобой?
— Турок меня поранил, черт бы его побрал! — И Мекчеи прижал руку к голове.
Добо оглянулся. В поле он увидел только вербы, осины и какие-то кусты.
— Турок? Ах, басурманская душа!.. Да ведь он не мог еще далеко отъехать. Сколько их?.. Эй, ребята!
И Добо выехал на берег.
— Не трудитесь понапрасну, — сказал Мекчеи, мотнув головой, — я уже уложил его. Вот он валяется позади.
— Где?
— Да где-то здесь неподалеку.
Добо приказал своему слуге спешиться.
— Давай сюда корпию, полотно.
— И там, повыше, тоже есть, — молвил Мекчеи, снова прижав ладонь к голове.
— Турки?
— Нет! Старик-дворянин с женой.
У раненого с макушки головы сочилась кровь и алой струйкой стекала по лбу к носу. Он снова склонился к воде.
— Там, в ивняке, — доложил один солдат.
Добо поскакал на своем жеребце вверх по течению и вскоре увидел старика и женщину. Старик сидел в одной рубахе у самой воды, наклонив голову, а женщина — дородная старушка — смывала с нее что-то красное.
— Ой, горе! Пришлось тебе на старости лет попасть в такую беду. Да еще такому калеке! — причитала она.
— Не вой! — рявкнул старик.
— Бог в помощь! — крикнул Добо. — Рана-то велика?
Вскинув голову, старик отмахнулся.
— Турецкий удар…
Только тогда заметил Добо, что старик однорукий.
— Что-то знаком больно, — пробормотал он, слезая с коня, и, соскочив, представился: — Иштван Добо!
Старик взглянул на него.
— Добо? Ба! Да это ты, братец Пишта? Как же тебе не знать меня? Ведь ты бывал у меня, заезжал к старику Цецеи.
— Цецеи?..
— Ну да, да, Цецеи! Не помнишь разве? Когда ты за Морэ гнался!
— Теперь припоминаю. Так что же здесь, отец, случилось? Как вы попали сюда из Мечекской долины?
— Да все эти собаки басурмане… — И старик подставил голову жене, снова принявшейся смывать кровь. — Эти псы басурмане напали на нас в дороге. Счастье наше, что как раз в это время нас нагнал тот юноша. Ох и парень! Крошил их, словно тыкву. Но и я не давал спуску, бил по ним прямо из повозки. Возница тоже показал себя молодцом…
— Сколько же их было?
— Десяток, пес их дери! Провались они в преисподнюю! Счастье, что не сладили с нами. Я ведь везу с собой штук четыреста золотых, если не больше. — И он хлопнул рукой по болтавшейся на боку суме.
Женщина выжала из платка красную от крови воду.
— А юноша этот не помер? — спросила она, подняв голову.
— Ничуть не бывало, — ответил Добо. — Он тоже умывается в реке — вон там, немного пониже.
Добо взглянул на лежавший поблизости окровавленный труп турка.
— Поеду посмотрю, с каким народом пришлось вам биться, — сказал он и пустился по берегу в объезд к дороге.
В ивняке Добо нашел еще семь трупов: двух венгров и пять турок, а на дороге увидел свалившуюся в канаву повозку, запряженную тройкой лошадей. Молодой возница собирал и складывал выпавшие из повозки сундуки.
— Не мучайся, дружок. Сейчас придет подмога… — сказал ему Добо и поехал обратно к Мекчеи. — Здесь, братец, не один турок, а целых пять. Рубился ты превосходно! Удары делают тебе честь.
— Где-то должен быть еще один, — ответил Мекчей. — Тот, наверно, в реке. А моих солдат вы нашли, батенька?
— Нашел, Одному, бедняге, голову раскроили пополам.
— Нас было трое.
— А турок?
— Их, собак, было десять!
— Стало быть, четверо сбежали?
— Сбежали. Чего доброго, вздумают вернуться!
— Пусть возвращаются! Теперь и я помогу!
Добо слез с коня и стал осматривать рану юноши.
— Порез большой, но не глубокий, — сказал он и, сжав края раны, сам положил на нее корпию и туго перевязал длинными кусками полотна. — Ты куда ехал, братец?
— В Дебрецен.
— Уж не к Терекам ли?
— Да, к ним.
— Послушай, братец, есть у меня там дружок: Гергей Борнемисса. Он еще, наверно, мальчик. Знаешь его?
— За ним я как раз и еду. Гергей прислал письмо, что хочет служить в моих войсках.
— Он так уже вырос?
— Восемнадцать лет ему исполнилось.
— А с земель Балинта Терека народ разбежался, конечно?
— Да, с тех пор как хозяин попал в неволю, всех словно ветром разметало.
— И Тиноди ушел?
— Тоже бродит где-то. Впрочем, сейчас, может быть, и он ютится в Дебрецене.
— Что ж, передай привет и поцелуй ему и обоим сыновьям Терека.
Пока они беседовали, Добо взял тряпку и, засучив рукав, вымыл окровавленное лицо Мекчеи. А один из солдат отчищал мокрой тряпкой кровавые пятна с его одежды.
— Старик еще там? — спросил Мекчеи, указав в ту сторону, где был Цецеи.
— Там. Беды большой с ним не случилось. Он тоже в голову ранен. А ты не голоден, братец?
— Нет, только пить хочу.
Добо велел солдату принести флягу, остальных же отрядил помочь вознице.
Потом они направились к Цецеи. Старики супруги сидели уже на траве возле экипажа. Цецеи держал в руке индюшечью ножку и с волчьим аппетитом обгладывал ее.
— Милости просим к нашему столу! — весело крикнул он. — Хорошо, братец, что с тобой ничего не стряслось.
Мекчеи махнул рукой.
— Ничего!
Солдаты собрали добычу: пять турецких коней, столько же плащей и различное оружие.
Мекчеи разглядывал коней, потом стал осматривать валявшееся на земле оружие.
— Выбирайте, отец, — предложил он Цецеи, — добыча общая.
— Очень мне нужно! — отмахнулся старик. — У меня и коней, и своего оружия хватит.
— Что ж, тогда разрешите вам, Добо, предложить какую-нибудь саблю.
— Благодарю, — улыбаясь, ответил Добо и замотал головой. — Зачем же я-то возьму? Я ведь не бился с турками.
— Ничего, выбирайте.
Добо покачал головой.
— Добыча вся твоя, до последней пуговицы. С какой стати приму я у тебя подарок!
— Я даром и не собираюсь отдавать.
— Вот это другой разговор. — Добо с интересом взглянул на турецкую саблю превосходной работы. — Какая же ей цена?
— А вот какая: когда вы, ваша милость, будете комендантом какой-нибудь крепости и вам придется туго, вы призовете меня на помощь.
Добо, улыбнувшись, замотал головой.
— За такую неверную плату мы не покупаем.
— Что ж, я назначу другую: поедемте со мной в Дебрецен.
— Сейчас это тоже невозможно. Я королевский комиссар, собираю десятину в брошенных имениях. Разве что попозже выберусь в Дебрецен.
— Тогда подарите мне взамен сабли вашу дружбу.
— Она и без подарков твоя. Но в знак дружбы я, так и быть, возьму саблю на память. На вас напали не простые турки, вижу по оружию. Один из них был, наверно, беем. Знать бы только, откуда они.
— Думаю, что из Фейервара.
Добо поднял с земли саблю в бархатных ножнах, украшенных бирюзой, с рукояткой в виде позолоченной змеиной головы. Глаза у змеи были алмазные.
— Ну, братец, это твоя. Такой сабли я не возьму. Она ведь стоит целое состояние.
Тут же валялись еще две сабли из турецкой стали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143