- Ну, я пошел...
меня там подвода ждет! - И пошел из темноты землянки на растворенную
дверь.
Барсуки расступались перед ним - негодующие, недоуменные, путающиеся
в подозрительных соображениях, уже озлобленные, но безмолвствующие. Они
ждали от Семена приказания... но Половинкин уже уходил, ушел, а Семен
все кусал губы, мял в руках непрочитанную записку, трогал щеки себе,
прислушиваясь к чему-то, делал тысячи почти незаметных движений, которы-
ми выдавал свою растерянность.
... Ночью в сторожевую землянку пришел Жибанда. Полуодетая Настя си-
дела у стола, без сна. Она с вопросом подняла глаза на Мишку и движеньем
головы закинула волосы назад.
- Ты не спишь? - сказал, оглядывая землянку, Мишка. - Что же дверь-то
у тебя незаперта стоит? Я поговорить с тобой пришел... Не прогонишь?
- Дверь?.. Гостя жду, - сухо ответила та и, вытянув полуголые руки
поперек стола, зевнула. - Длинное будешь говорить?
Мишка глядел ей куда-то в шею.
- А это правда, злая ты! - раздельно и сипло произнес он и подошел
ближе. - Красивая, а злая... Ты не бойся, я с тобой в последний раз го-
ворить буду. Ты уж выслушай, а там как знаешь...
- Бежать, что ли, хочешь? - тихо посмеялась Настя и потянулась,
сильно выдаваясь грудью вперед.
- Ах, злая-злая... - качал Жибанда головой и не сводил глаз с голой
Настиной шеи. - Что это ты, так и сидишь все? Злость копишь?
- Говорю тебе, гостя жду... - и подняла распрямленные брови с доса-
дой, что таким непонятливым стал Мишка. - Ну, садись, чего ж стоять!
Рассказывай, куда же ты побежишь?.. Сам к себе в карман спрячешься?
Мишка сильно вздохнул и уже вытаращил-было глаза, но поборол минутную
свою вспышку, - покряхтел и сильно пригладил правый ус.
- Ты не смейся, не собака... Смотри, зашибить тебя могу. Раз я тебя
люблю, значит и власть над тобой имею!
- Откуда ж твоя власть? - кусала губы Настя. - Спас ты меня... так
ведь я тебе заплатила! - она встала, взяла с гвоздя кожан, накинула на
плечи и снова села.
- Зачем ты маешь меня, Настька, так? Я к тебе не без дела пришел!..
Пришел сказать, что полный каюк нам. У мужиков не спокойно, Юда там... -
Мишка, точно отчаявшись, скривил губы и погладил усы. - А вот в соседней
губернии и вправду, говорят, начинается. Вот я и говорю тебе, что мне
сердце велит! Лето мы с тобой в лесах перекочуем, а потом сызнова
гульнем. А здесь нашей свечке неделя сроку всего, а там потухнет. - Миш-
ка стал говорить тише. - Семен из упрямства не пойдет! Он ровно безумный
какой-то теперь... разъела его нужда эта, подкрепленье, подкрепленье!
Расея! - сипло захохотал он, а руки держал в боки. - Расея! словно Ра-
сея-то за морем, гора такая... А мы и есть Расея! Я - Расея! - сердито с
раздутыми ноздрями ткнул себя Мишка в грудь. - И откуда он слова-то та-
кие выковыривает, дурак... - Он оглянулся на дверь.
- Ничего, это ветер, - предупредила Настя. - Ты говори, говории... Я
его сейчас жду... Вот до его прихода и говори!..
Мишка раскачивался на табуретке, как бы томимый жаждой и страстью,
глядел на голые руки и тяжело опускал взор.
- ... себя обманывает и нас всех в яму ведет. Он тебя не любит. У не-
го свое есть! А ты ему заместо вина, ты пьяная... ты как отрава пьяная,
как вино! Ишь, как ноздря-то ходит, ишь! Ходи, ходи, бубни-козыри!.. -
словно в смертном недуге выкрикивал Мишка. - А ты мне всякая мила. Ну,
что ж, и Дунька во мне другого голубила... и ты меня чужими словами тра-
вила. На чужих пирах объедки жру, ровно вор какой! - хохотал он с лицом,
почти исказившимся.
- Ты где охрип-то так? - спокойно спросила Настя и, заметив Мишкины
взгляды, зябко запахнулась в кожан.
- Там... - широко махнул на дверь Мишка, приходя в себя. - Лунища
счас светит, холодная... Ветром от нее дует. Чорт!..
Настя встала, подошла к нему и подсела на краешек его табуретки.
- Ты все сказал?.. - спросила она и вкрадчиво погладила его волосы.
- А что еще?.. - насторожился Мишка и отодвинулся чуть-чуть.
- Ну, слушай тогда, я тебя слушала. Теперь ты! - она движением плеч
сбросила кожан на пол, и села так, что могла видеть Мишкино лицо. Было
такое, словно вычерпывали кувшинами буйную Мишкину волю взмахи отяжелев-
ших Настиных ресниц. - Нет, ты не отвертывайся! Ты мне в лицо гляди, вот
так! Видишь, какая я... Хорошая, плохая?.. Ну, отвечай... ты!
- Да-а... - невнятно мычал Мишка. - Ничего себе...
- Ну вот! Не он убил, а это он у Брыкина украл, я знаю. И теперь все
озлятся, что Половинкина он выпустил, не дал потешиться всей этой...
дряни! - прибавила она с трудом и не думала раскаиваться в неверно вып-
рыгнувшем слове. - А я вот жду его, Мишка, и каждая кровиночка во мне
тлеет... Сколько кровинок - столько пожаров! Понимаешь? Напрягись и пой-
ми! Ах, ты ведь не знаешь, какой он... Он - как река, вот! Мы не видим
всего, потому что маленькие, да он и сам себя не видит!.. - она, раска-
чиваясь и заплетя на колене руки, озабоченно опустила глаза и вот приба-
вила. - Знаешь, Мишка... ведь ужасно это трудно вот... любить такого!..
И так долго бредила Настя, безжалостно бередя Мишку. Семен пришел
поздно. Когда он здоровался с Мишкой - оба хотели скрыть свои обоюдные
замешательства друг перед другом. - Настя сказала шумно и радостно:
- Сеня, знаешь... - она положила руку на плечо Мишки, понуро глядев-
шего на ползшую по столу землемерку. Землемерка, раскачиваясь, ползла от
огня, и, по мере удаления ее, удлинялась ее тень. - Он меня тут бежать
уговаривал!.. - Настя внимательно следила за Семеном и, едва тот сделал
движение рукой, перебила его. - Но он не уйдет, не бойся. Он с нами бу-
дет, до самого конца! Ты знаешь, Сеня... он ведь тоже ужасно хороший,
только он - ну вот как бы...
- Жамши меня мать родила... Хлеб в поле жала и родила! Вот я такой и
вышел! - грубо усмехнулся Мишка и, не взглянув на Настю, пошел вон из
землянки.
XXI. Встреча в можжевеле.

Записка, подписанная Павлом, звала Семена не на переговоры по барсу-
ковским делам, как предполагал Юда, взмучивая барсуковские воображения,
а совсем для иного. "Узнал я, что это ты и есть Семен Барсук... слышал о
тебе... хочу повидаться, узнать, во что ты вырос". Местом встречи назна-
чалась ямина на опушке Кривоносова бора, сто сорок шагов от дороги,
двадцать - от повалившейся сосны. "И приходи по хорошему, завтра в полу-
день без оружья: нам и слов хватит. И без провожатых приходи... и я тоже
один приду!" - Тон записки был таков, словно Павел не сомневался в Семе-
новом согласии.
Воспоминания о брате взволновали Семена, горечь и недоумение охватили
его. Ночь, те два часа, что оставались после ухода от Насти до рассвета,
он не спал, а просидел на своем пеньке, глядя в пустой луг и ожидая вос-
хода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99