- Ступай, ступай... мы с тобой опосле насчет земного шара обсудим! -
попробовал пошутить он. - Ведь не пьян же ты, Юда... понимаешь.
- Да я уйду, уж и поговорить не дашь! Забыл ты мою услугу, как я тебя
за Аристарха-то выдал. Боялся, что совестно тебе будет!..
- Какого Аристарха?.. - нахмурился Мишка и оглянулся на угол. - Ты,
Юда, знай меру словам... не заговаривайся!
- ... а насчет земного шара, это действительно, поделим, - продолжал
Юда, не обратив внимания на Мишкино замечанье. - Сажай на своей половин-
ке ну хоть там яблочки, а я у себя горох разведу... Так, что ль?
- Так... да, - зло откликнулся Жибанда, уставясь в ненавистный Юдин
лоб, как бык.
- Ну-к и ласковой ночи вам! - кивнул Юда и уже поворотился к дверям,
берясь за скобку двери. У двери он задержался. - А мне... можно, потом?
- спросил он, стоя к Мишке боком и глядя куда-то в сторону.
Мишка ринулся на Юду и, обхватив, махом поднял вверх. Юда ударился
головой в низкий накат потолка, похряхтел и промолчал. Но Мишка не кинул
его в дверь, как сначала подсказал ему гнев. Он распахнул дверь ногой и
легонько вытолкнул Юду в моросящую темноту: осенняя погода переменчива.
- Юда ушел без лишнего шума, а Мишка, прислушивавшийся у полупритворен-
ной двери, слышал, как посвистывал тот что-то среди мокрых кустов.
- Э, пускай его... - ответил он на вопросительный взор Насти. - Гни-
лой парень!..
... Осиливала Настя в любовных поединках, а Мишка стал ощущать пусто-
ту внутри себя. Настины ночи только усиливали его жажду и умножали тос-
ку. Требовала грудь воздуха осеннего, поля, а рука - размаха. И Мишка
стал уезжать со своим небольшим отрядом в озорованье по волостям. Кроме
того, нужно было доставать провиант на всю летучую ораву. - Об этом
скрывали от Семена: Семен противился всяким поборам с мужиков.
Едва он уехал Настя пошла к Семену. Она точно ждала Мишкина отъезда,
- то, что скопилось в ней, неудержимо искало выхода. Было время ужина.
Дежурный барсук, татарченок из двадцать третьей, пропустил ее, почему-то
покачав головой, - она почти вбежала. Шебякин отсутствовал, - ужин он
получал из общего котла. В зимнице никого не было. Стены без людских те-
ней выглядели голо и пусто. Настя, пришедшая сюда впервые после Мочи-
ловского обрыва, проворными глазами обежала землянку. Не в правом углу,
на соломе, как рассказывал Жибанда, а в левом, на Свинулинском диванчи-
ке, полулежал Семен. Успела продраться от барсуковской небрежности обив-
ка, и огрубели под грязью несбыточные атласные цветы. Остановясь у при-
толки, побарываемая стыдом и неведомым ей доселе чувством любовного
страха, Настя глядела в темный угол. Она засмеялась, но смех прозвенел
жалобой.
- Вот... навестить тебя пришла! - вызывающе дернулась грудью она, и
опять засмеялась, и опять сорвалась.
Семен поднял колени под шинелью, молчал. Мерцал свет, блестели глаза.
- Сеня... - шопотом позвала Настя и стояла в нерешительности. - Сеня,
прости меня. - Она быстро перешла зимницу, ища сесть, и, не найдя, опус-
тилась на колени, возле самого диванчика. - Сразу прости меня, без
объяснений... ладно? - и дотронулась до его колена, выдавшегося из-под
шинели, словно хотела пробудить его молчанье. - У меня нехорошо там... -
отвернулась в сторону.
- Сядь вон туда. Вон, на лавку сядь, - сказал Семен.
Она с испуганным, непонимающим лицом отодвинулась и продолжала сидеть
на коленях.
- В плече-то болит все?.. - спросила она тихо.
- Да нет... вот рука плохо, - сказал и пошевелил коленями.
- Сеня, - помолчав, заговорила Настя. - Ты знаешь, ведь меня Мишка
спас. Жутко было... Он меня два раза спас!
- Что теперь, утро или ночь? - с прежней жесткостью в лице спросил
он. - Я спал тут...
- Вечер. И ты не знаешь еще всего. Ведь я с Мишкой живу... Вот уж ме-
сяц скоро! - был жалостен и хрупок ее голос, и каждое слово звучало воп-
росом. - А ведь я одного тебя хотела... - искренно и тихо прибавила она.
Слабые пальцы ее огрубевшие, от порезов и работы, комкались в кулак и
порывисто распрямлялись.
- Я знаю... - сказал Семен и усмехнулся.
- Откуда знаешь? - дрогнула Настя и придвинулась на коленях. - Юда
сказал? Юда - дрянь... Как ему жить не стыдно! Ты ему не верь, не надо!
- Да нет... сам Мишка и сказал.
- Мишка?.. - удивленное лицо ее расплылось догадками. Вдруг она колко
и звонко засмеялась: - он спас меня, Мишка. А ты бы вот, наверно, не
спас! Вода-то ведь холодная, темная... - она зябко подняла плечи. - Ну,
а что ты ему сказал?
- Ты б ушла, Настя. Сама видишь, какая ты... - сказал он, приподыма-
ясь на здоровом локте.
- Не уйду. И я знаю, что ты ему сказал, - мельком бросила она. - А я
ведь одного тебя хотела! Ты теперь такой, на тебя все смотрят... Ты даже
и сам себя не знаешь. Тебя описать, так не поверят!.. Я тебя даже в мыс-
лях поднять не могу... И ты, если захочешь, ты все можешь! Вот ты убил
этого... забыла, мне Мишка про него рассказывал. И ты еще можешь, я верю
тебе, у тебя лицо такое... И мне все в тебе дорого! - трудно было понять
ее волненье: плачет она или смеется.
- Уйди, - с темным, непонятным чувством вставил Семен в торопливую
Настину речь. - Ты когда говоришь, мне вот тут спирает... уйди, - он до-
садным кивком показал себе на больное плечо.
Настя не уходила и не отвечала. Опустив голову, она чертила по дере-
вянному, наслеженному настилу пола резкий угольчатый узор. В углу висел
глиняный рукомойник, из него капало в бадью. Звук капели походил на сту-
чанье маятника.
- Ты помнишь... - странным голосом начала она и губы у нее запрыгали.
- Ты тогда на крыше стоял, а я подглядывала за тобой из-за занавески.
Ужасно боялась, что упадешь... Я ведь тогда не знала тебя, а боялась.
Вот и теперь, сердце замирает, глазам больно глядеть на тебя... Ты Кату-
шина помнишь? Он к маме ходил, чуть не всю жизнь ходил, ты знал про это?
Придет, сядет у кровати и сидит... Я вот таких не понимаю, и Мишку не
понимаю, - как воск делается от одного слова! По-моему, любовь - это
когда страшно... Вот точно птица в клюве несет... а вдруг уронит? тогда
страшно... - казалось, она бредила на яву, и Семен отвел глаза, точно
трусил ее черных глазных впадин. - Вот и ты, не упади, смотри!.. Слушай,
ты, когда убивал, тебе было страшно? Было или нет, говори! Как ты его
убил?..
- Об этом нельзя... - неопределенно отвечал Семен. - Мы с тобой раз-
ные, Настя. У нас не по вашему это делается, мы не каемся. Убит, - зна-
чит нужно было! - было заметно, что Семен говорит об этом с трудом.
- Сколько лет с тех пор прошло?.. - думая о чем-то своем, спросила
она.
- С каких пор?
- А вот, как мы с тобой... на крыше тогда, - у Настина переносья про-
ложилась морщинка заботы.
- Да семь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99