Дали в придачу
Василью пятерых мужиков: двух братьев Тимофеевых - за покойность и нев-
редность в рассуждениях, да еще Ивана Иваныча, хромого мужа косой жены,
первого горлана на весь уезд, чем и гордился, да еще для подкрепления на
случай обиды Петю Грохотова, племянника Щербы, и Никиту шорника, челове-
ка русого и медвежьей силы.
Совпало, что и в Ворах и Гусаках по шорнику было, оба быковаты, оба
невозможного размаха, только Гарасим - черный, а Никита - белый. В ос-
тальном же как будто передразнить хотел один другого своим обличьем. Ед-
ва завидели Воры враждебное посольство, обиделись:
- Эк, королей наслали! Да у нас и самих такие-те водятся. Шорником
надумали удивить... Шантрапа ваш Никита, во что!
Да и попали Гусаки не во благовременьи. Воры на молебствие от мочли-
вой весны собрались. Поп Иван Магнитов вышел на озимое вымокающее поле в
сопровожденьи мужиков и уже разложил на походном налое священно-обиход-
ные предметы, приставив к изгороди богородицу и животворящий крест, как
вдруг заметил: по бездорожному полю люди идут гуськом.
Гусаки подошли и покрестились для порядка, хоть и слыли за боготступ-
ников, а Щерба разгладил седоватую бороду и выступил вперед:
- Здорово, мужички. Богу молясь!
Молчат Воры, уставились кто куда - в чужую спину, в лужу под ногами,
в богородицыно, небесного цвета плечо. Не ведает смущенья Василий:
- Дозвольте, мужички, напредь разговор душевный с вами иметь. А там
уж вместе помолимся. Мы вам и петь подтянем!
Тут от Воров Евграф Петрович вышел коротким шажком.
- Нам с Гусаками разговору нет, - сказал он, кривым взглядом окидывая
тусклое небо, несущееся в неизвестность весны. - Какой нам с вами разго-
вор? Мы гусиного языка и понимать не можем!..
- А почему бы это и нет? Запрещено, что ли? Аль долгогривый вам наго-
ворил? - пихнул Щерба словом как шилом прямо в Ивана Магнитова, торопли-
во стаскивавшего с себя ризу. И еще крепче оперся Щерба на клюку свою с
землемерской трубкой вместо ручки.
- Нет, запрета нам не дадено, - Подпрятов отвечал. - А долгогривого
нам не скверни. Мы за долгогривого и постоять можем. А лучше уходите,
пока живы, на собственных ногах. Не вводите нас во грех перед Пречистой!
Мы, когда рассердимся... очень может неприятность выйти!
- Какой ты фырдыбак стал, Евграф Подпрятов! Мужик ведь! - вступил в
речь Иван Иваныч, Гусак. - Али пороли тебя мало по пятому-те году? Ох
жаль, я тебе второго глаза не вычкнул, бесу блохастому...
Евграф при этом вздохнул поглубже и обернулся ко всему миру, ища за-
щиты и поддержки, и уже засучивал рукава. Гарасим шорник, ни слова не
говоря, схватился за кол и, выдернув его из земли легко, как перышко,
сделал из него себе подпорку на всякий случай. Братья Тимофеевы на этот
раз дело спасли.
Выкатились братья, зажурчали, как два тихих, ровных ручейка:
- Не серчайте... - взвились жаворонками братья, - вы не серчайте на
Ивана Иваныча, мужички! Он у нас с грехом, одним словом игра природы!..
А мы к вам с добрыми речами пришли, поглядите, эвона, нет у нас за пазу-
хой ножей. Очень мы народ-то тиховатый, главное - простой, как мы пони-
маем все как есть участвующие дела... - пели братья согласным хором, за-
видя улыбки на угрюмых лицах Воров. - Коне-ешно, Зинкин луг!.. Зинаида
Петровна была, баринова угодница... с кучером они здесь пороты, конешное
дело, а потом и утопли тута от безвременной любви. Мы вам не перечим...
одним словом, молчим. Владайте Зинкиным лугом бесперечь!..
- Да мы и владаем! - сумрачно заметил Гарасим, перенося подпорку свою
из правой руки в левую. Петя Грохотов при этом только носом задвигал,
дожидаясь своего череда. Никита широко и добродушно улыбнулся.
- Погоди, погоди, Гарася, - пели хитрые братья. - Не мешай яблочку
цвести, чужому глупому разуму высказаться! У кажного, миленок, разума
свое слово есть, а без слова - тогда чурка простая выйдет! Мы вам и го-
ворим: владайте... потомственно владайте, косите, сушите, наше вам поч-
тение!.. А только вот, - тут братья разом переступили с ноги на ногу и
разом поправили одинакие картузы, - земли-то у вас, эвона! Моря и реки!
- и братья дружно взмахнули на вымокающее поле рукавами зипунов. - А у
нас делянка-те - бороне узко, не пройти! Мы и хотим любовно с вами!.. И
винца выставим, будьте покойны... кажной собачке по чарочке!.. У нас те-
перь самогон гонят очень замечательный, без запаху. А с медком так ровно
мадерца!
- Кончай, юла, бормотню свою! Мир дедова не отдаст, - крикнул резко
Лука Бегунов, мужик с правым веком ниже левого. Сам косноязычный, он
злился на невиданное красноречие братьев Тимофеевых.
- На мясо вас продать, дак и то таких денег не насбираешь, сколько
наш луг стоит, - съехидил старый Барыков, протирая рубахой глаз.
- Мадерцу-то мы и сами тово, тинтиль-винтиль. Вашей не уважит, - по-
ворочал губами степенный Прохор Стафеев, сельский староста, доныне мол-
чавший потому лишь, что держал на руках Николая-чудотворца.
День тот был пустой и склизкий. Низкие облака дымились. Падали скоса
на Богородицыно плечо крупные капли обманного дождя. Ветер охальничал,
залезал мужикам в порты, попу под рясу, бабам под подолы. Знойко было в
поле...
- Ну, только ведь вот вопрос, - повысил голос Щерба. - Вы уж лучше б
продали, клейно бы вышло! Мы ведь вот уж неделю, как скотинку на лужок
выгнали!..
- Уж как ни верти, один кандибобер выходит... - похохотал на высоких
нотах Иван Иваныч.
- Да как же это так?.. - визгнула баба бабам. - Как же это так выгна-
ли?!
- Кнутиками выгнали, касатка... кнутиками! как обнакновенно! - А вы
как, оглобельками, что ли? - язвил Иван Иваныч, попрыгивая на месте. -
Кнутиком подстегнешь, она и бежит, скотинка-те...
Гарасим шорник молча вышагнул из толпы.
- Так, что ли, вы ее подгоняете?.. - спросил он и бешено взмахнул ко-
лом.
Ивана Иваныча как не бывало, а на его месте стоял, спокойно посмеива-
ясь, Гусаковский шорник.
- Брось кол-те! А давай так, на любака! - сказал Никита, налету вых-
ватывая у Гарасима кол. Он бросил кол в сторону и полновесно ударил не-
согласного своего тезку по ремеслу в грудь. Тот шатнулся, тряхнулся и
быком пошел вперед.
Они сцепились намертво, обвившись руками, и покачивались, грузно об-
нимая взмокшую, взбухшую землю. Они кряхтели, точно лез из земли необыч-
ный четырехногий гриб. Сплетенье их стало так плотно, а круженье так
быстро, что возможно было их различить только по цвету рубах, не вынес-
ших напряжения тел и ползших клочьями по плечам.
- Друзьишки, стой прямо... Не выдавайте! - взревел поросячьим визгом
Иван Иваныч, скача вокруг неподвижного Щербы.
Друзьишки и без того не дремали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Василью пятерых мужиков: двух братьев Тимофеевых - за покойность и нев-
редность в рассуждениях, да еще Ивана Иваныча, хромого мужа косой жены,
первого горлана на весь уезд, чем и гордился, да еще для подкрепления на
случай обиды Петю Грохотова, племянника Щербы, и Никиту шорника, челове-
ка русого и медвежьей силы.
Совпало, что и в Ворах и Гусаках по шорнику было, оба быковаты, оба
невозможного размаха, только Гарасим - черный, а Никита - белый. В ос-
тальном же как будто передразнить хотел один другого своим обличьем. Ед-
ва завидели Воры враждебное посольство, обиделись:
- Эк, королей наслали! Да у нас и самих такие-те водятся. Шорником
надумали удивить... Шантрапа ваш Никита, во что!
Да и попали Гусаки не во благовременьи. Воры на молебствие от мочли-
вой весны собрались. Поп Иван Магнитов вышел на озимое вымокающее поле в
сопровожденьи мужиков и уже разложил на походном налое священно-обиход-
ные предметы, приставив к изгороди богородицу и животворящий крест, как
вдруг заметил: по бездорожному полю люди идут гуськом.
Гусаки подошли и покрестились для порядка, хоть и слыли за боготступ-
ников, а Щерба разгладил седоватую бороду и выступил вперед:
- Здорово, мужички. Богу молясь!
Молчат Воры, уставились кто куда - в чужую спину, в лужу под ногами,
в богородицыно, небесного цвета плечо. Не ведает смущенья Василий:
- Дозвольте, мужички, напредь разговор душевный с вами иметь. А там
уж вместе помолимся. Мы вам и петь подтянем!
Тут от Воров Евграф Петрович вышел коротким шажком.
- Нам с Гусаками разговору нет, - сказал он, кривым взглядом окидывая
тусклое небо, несущееся в неизвестность весны. - Какой нам с вами разго-
вор? Мы гусиного языка и понимать не можем!..
- А почему бы это и нет? Запрещено, что ли? Аль долгогривый вам наго-
ворил? - пихнул Щерба словом как шилом прямо в Ивана Магнитова, торопли-
во стаскивавшего с себя ризу. И еще крепче оперся Щерба на клюку свою с
землемерской трубкой вместо ручки.
- Нет, запрета нам не дадено, - Подпрятов отвечал. - А долгогривого
нам не скверни. Мы за долгогривого и постоять можем. А лучше уходите,
пока живы, на собственных ногах. Не вводите нас во грех перед Пречистой!
Мы, когда рассердимся... очень может неприятность выйти!
- Какой ты фырдыбак стал, Евграф Подпрятов! Мужик ведь! - вступил в
речь Иван Иваныч, Гусак. - Али пороли тебя мало по пятому-те году? Ох
жаль, я тебе второго глаза не вычкнул, бесу блохастому...
Евграф при этом вздохнул поглубже и обернулся ко всему миру, ища за-
щиты и поддержки, и уже засучивал рукава. Гарасим шорник, ни слова не
говоря, схватился за кол и, выдернув его из земли легко, как перышко,
сделал из него себе подпорку на всякий случай. Братья Тимофеевы на этот
раз дело спасли.
Выкатились братья, зажурчали, как два тихих, ровных ручейка:
- Не серчайте... - взвились жаворонками братья, - вы не серчайте на
Ивана Иваныча, мужички! Он у нас с грехом, одним словом игра природы!..
А мы к вам с добрыми речами пришли, поглядите, эвона, нет у нас за пазу-
хой ножей. Очень мы народ-то тиховатый, главное - простой, как мы пони-
маем все как есть участвующие дела... - пели братья согласным хором, за-
видя улыбки на угрюмых лицах Воров. - Коне-ешно, Зинкин луг!.. Зинаида
Петровна была, баринова угодница... с кучером они здесь пороты, конешное
дело, а потом и утопли тута от безвременной любви. Мы вам не перечим...
одним словом, молчим. Владайте Зинкиным лугом бесперечь!..
- Да мы и владаем! - сумрачно заметил Гарасим, перенося подпорку свою
из правой руки в левую. Петя Грохотов при этом только носом задвигал,
дожидаясь своего череда. Никита широко и добродушно улыбнулся.
- Погоди, погоди, Гарася, - пели хитрые братья. - Не мешай яблочку
цвести, чужому глупому разуму высказаться! У кажного, миленок, разума
свое слово есть, а без слова - тогда чурка простая выйдет! Мы вам и го-
ворим: владайте... потомственно владайте, косите, сушите, наше вам поч-
тение!.. А только вот, - тут братья разом переступили с ноги на ногу и
разом поправили одинакие картузы, - земли-то у вас, эвона! Моря и реки!
- и братья дружно взмахнули на вымокающее поле рукавами зипунов. - А у
нас делянка-те - бороне узко, не пройти! Мы и хотим любовно с вами!.. И
винца выставим, будьте покойны... кажной собачке по чарочке!.. У нас те-
перь самогон гонят очень замечательный, без запаху. А с медком так ровно
мадерца!
- Кончай, юла, бормотню свою! Мир дедова не отдаст, - крикнул резко
Лука Бегунов, мужик с правым веком ниже левого. Сам косноязычный, он
злился на невиданное красноречие братьев Тимофеевых.
- На мясо вас продать, дак и то таких денег не насбираешь, сколько
наш луг стоит, - съехидил старый Барыков, протирая рубахой глаз.
- Мадерцу-то мы и сами тово, тинтиль-винтиль. Вашей не уважит, - по-
ворочал губами степенный Прохор Стафеев, сельский староста, доныне мол-
чавший потому лишь, что держал на руках Николая-чудотворца.
День тот был пустой и склизкий. Низкие облака дымились. Падали скоса
на Богородицыно плечо крупные капли обманного дождя. Ветер охальничал,
залезал мужикам в порты, попу под рясу, бабам под подолы. Знойко было в
поле...
- Ну, только ведь вот вопрос, - повысил голос Щерба. - Вы уж лучше б
продали, клейно бы вышло! Мы ведь вот уж неделю, как скотинку на лужок
выгнали!..
- Уж как ни верти, один кандибобер выходит... - похохотал на высоких
нотах Иван Иваныч.
- Да как же это так?.. - визгнула баба бабам. - Как же это так выгна-
ли?!
- Кнутиками выгнали, касатка... кнутиками! как обнакновенно! - А вы
как, оглобельками, что ли? - язвил Иван Иваныч, попрыгивая на месте. -
Кнутиком подстегнешь, она и бежит, скотинка-те...
Гарасим шорник молча вышагнул из толпы.
- Так, что ли, вы ее подгоняете?.. - спросил он и бешено взмахнул ко-
лом.
Ивана Иваныча как не бывало, а на его месте стоял, спокойно посмеива-
ясь, Гусаковский шорник.
- Брось кол-те! А давай так, на любака! - сказал Никита, налету вых-
ватывая у Гарасима кол. Он бросил кол в сторону и полновесно ударил не-
согласного своего тезку по ремеслу в грудь. Тот шатнулся, тряхнулся и
быком пошел вперед.
Они сцепились намертво, обвившись руками, и покачивались, грузно об-
нимая взмокшую, взбухшую землю. Они кряхтели, точно лез из земли необыч-
ный четырехногий гриб. Сплетенье их стало так плотно, а круженье так
быстро, что возможно было их различить только по цвету рубах, не вынес-
ших напряжения тел и ползших клочьями по плечам.
- Друзьишки, стой прямо... Не выдавайте! - взревел поросячьим визгом
Иван Иваныч, скача вокруг неподвижного Щербы.
Друзьишки и без того не дремали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99