.. восемь.
- Восемь, - повторила она и поднялась с колен...
... Во все последующие дни в Настиных движеньях проглядывала тихая
сосредоточенность и робость. В отношениях к Семену, которого продолжала
навещать, явилась молчаливая наблюдательность, наружно-нежная заботли-
вость. В приходы Насти его лицо делалось серо и неприветливо. Настя при-
ходила прибрать землянку, носила обед, сидела возле - как и Катушин! -
но сама сходства этого не замечала. Иногда полускрытая улыбка обегала ее
губы. Иногда, напротив, омрачалось вдруг ее смуглое, только что пророзо-
вевшее смущеньем, лицо, - натыкалась память на стремительную страсть Жи-
банды, который вернется не сегодня-завтра и разбудит ее от ее обманчиво-
го сна.
Это и случилось в один из вечеров, в конец поздней осени. К Семену, в
зимницу, собрались барсуки. Жир в черепке пылал ярче и трескучей, чем
обычно. Жарко натопленная печь разливала расслабляющую духоту, насыщен-
ную сверх того запахом вчерашней еды, мокрых шинелей и острыми испа-
реньями усталых ног. Весь день прошел в работе: во исполненье Семенова
плана усложняли доступы к барсуковскому месту новыми сетями западней и
ям. И потому, что пищей у них были лишь капуста, хлеб и вода, употреб-
лявшиеся в изобильи во всяких смесях, ныне, расположась всюду - сидя и
лежа, следили они с хмурой мечтательностью за изголодавшимся воображени-
ем: о мирном житии, о махорке, о женской ласке, о жирных щах. Дмитрий
Барыков, босой и нечесаный, лениво растягивал гармонь, но сипела та как
в простуде, и не удавалась песня.
- Брось ты... нехорошо у тебя выходит, - осадил его Гарасим, дожигая
накаленным шилом самодельную трубку. Он сидел на корточках возле печки,
шипящие струйки дыма шли от его рук.
Барыков пугливо и тупо скосил на того белесые глаза и сунул гармонь
под лавку. Опять заступила место тишина, земляная, самая тихая.
- Эха, бычатинки ба, - вздохнул Петька Ад, сидевший с вытянутыми но-
гами на полу, и кротко зевнул. - Пострелять ба... долгоухого видал даве.
- Из пальца не выстрелишь... - осадил и этого Гарасим: - ... а патро-
нов я тебе не дам.
Опять текли минуты скучного, зевотного молчанья. Только шипело в дре-
весине Гарасимово шило, да стучал в стене домовитый древоед. Внезапно -
говор и шум за дверью. Люди прислушались. Петька Ад сонно уставился на
дверь. - Они вошли чуть не все двадцать два сразу, свежих от морозца,
отряд Жибанды, - щурились на пламя. Остававшиеся встретили вернувшихся
восклицаньями и расспросами. Первым вошел Юда в папахе, заломленной на-
зад.
- Почтение друзьям! - сказал размашисто он, увидел Настю возле Семена
и подмигнул своей догадке, опуская глаза. - Как попрыгиваешь, дядя Вин-
тиль?
- Попрыгаешь тут... утопа, а не жизнь, - отвечал с ворчаньем Прохор
Стафеев. - Курева-то привез хоть, чорт табашный?
- Курево, папаша, вредно. С него грудь трескается... - он больно пох-
лопал Прохора по плечу. - Не плакуй, папаша, привез, привез! И мясца
захватил кстати...
- От! Истинно табашный чорт... - умилился Прохор Юде.
- И спиридончик есть! - подхватил Брыкин, но сообщенью его как-то
никто не внял.
- Бедрягинцы пожертвовали... - отвечал Юда на вопросительный взгляд
Семена и малыми горстями, точно дразнил, стал высыпать на стол махорку
из карманов, из какой-то тряпки, отовсюду, где есть место. - Доброта
сердца!..
- То-то, пожертвуешь! - понятливо засмеялся Гарасим, двигая бородой.
- Мясо-те вели на кухню отнести...
А уж втаскивали и развязывали укутанные в мягкий хлам бутыли с само-
гоном. Петька Ад сыпал прибаутками. - Уже через минуту, когда вошел Жи-
банда, не узнать было зимницы. Колебались тяжкие слои махорочного дыма,
даже мешали глазу видеть. Не торопясь ни с мясом, ни с вином, плодами
мечтаний мучительно-долгих недель, барсуки наслаждались крепкими затяж-
ками едкого, крупно-зернистого самосада. Гул голосов стал глуше и похо-
дил на удовлетворенное урчанье. Всякий из новоприбывших ухитрился найти
себе место. Брыкин сидел на вытянутых ногах Петьки Ада, который, лежа
прямо на полу, с видом истинного блаженства сосал дым из огромной, по
росту ему самому, самокрутки. И чем обильней валил дым и вспыхивала ог-
нем бумага, тем больше соловели золотушные Петькины глаза.
- Ишь, прямо броненосец себе свернул! - сказал Юда, сидевший на чур-
баке над самым Петькой, и толкнул Петьку ногой в бок. Но тот не услышал,
вытягиваясь в одну прямую вместе со струйкой дыма. - Всю махорку один
выкурит! - и опять толкнул.
- Зашелся, - одобрительно откликнулся Гарасим, ссыпая махорку в ме-
шок. Подобье усмешки расправило ему ненадолго жестокие складки, бежавшие
от тонкого носа к широкому рту.
Тем временем Жибанда подошел к Насте.
- Что это ты там за белье у себя развесила? - полушутливо и слышно
для Семена спросил он, крепко пожимая Семенову руку. - Зашел, а там ров-
но занавески висят, не пройти...
- Да я тут белье постирала. Сушится, - сухо ответила Настя, и брови,
точно под холодным ветерком, набежали одна на другую. Она неумело скру-
чивала самокрутку себе и пальцы у нее дрожали.
- Так ведь ты недавно мне стирала, - не догадался Мишка, глядя ей на
руки.
- Это я ему вот стирала, - небрежно мотнула головой на Семена Настя и
отвернулась прикурить к Тешке-летучему. Тешка сидел неподалеку и, дрыгая
ногами, хохотал над очередной выходкой Юды.
- А-а... - спокойно протянул Жибанда, разом уясняя смысл всех прежних
Настиных недоговоренностей. Понял и о кладе, которого с такой жадной му-
кой добивался. - Ну-ну, пускай его сушится! Юда, - крикнул он назад, -
отвари мясца на закуску... распечатывай угощенье-то.
- Накрали-то много? - пошутил Семен.
- А жрать что станешь, коли не красть, как ты говоришь?.. - отшутился
Мишка, укрощая в себе внезапную вспышку. - В десяти местах просил - не
дают. А стукнул раз, ну и потащили всякого добра... Ты свои рассужденья
брось, не время теперь! Про отца слышал?
- Нет, а что отец? - заблестевшими глазами Семен окинул гомонивших
барсуков, мешавших слушать.
- Как же, под боком у тебя, а не знаешь! - закуривая говорил Жибанда.
- В гору Савель Петрович попер. Не знаю, правда ли, председателем в Во-
рах нонче, сказывают. Не знаю, как уже и верить... больно уж врунист
Бедрягинец тот, что сказывал. Орудует, говорит, ваш Савелий...
- Орудует, - покачал головой Семен. - Надоело, значит, в мужиках-то
сидеть! А ты не врешь? - прищурился он вдруг и усмехнулся, показывая,
что готов принять и за безвредную шутку нешуточное Мишкино сообщенье.
- Вру, как и мне врали... - уклонился Мишка. - Юда, друг, передай
огоньку... опять затухла! И не в том еще дело, - продолжал Жибанда, -
вот, видишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
- Восемь, - повторила она и поднялась с колен...
... Во все последующие дни в Настиных движеньях проглядывала тихая
сосредоточенность и робость. В отношениях к Семену, которого продолжала
навещать, явилась молчаливая наблюдательность, наружно-нежная заботли-
вость. В приходы Насти его лицо делалось серо и неприветливо. Настя при-
ходила прибрать землянку, носила обед, сидела возле - как и Катушин! -
но сама сходства этого не замечала. Иногда полускрытая улыбка обегала ее
губы. Иногда, напротив, омрачалось вдруг ее смуглое, только что пророзо-
вевшее смущеньем, лицо, - натыкалась память на стремительную страсть Жи-
банды, который вернется не сегодня-завтра и разбудит ее от ее обманчиво-
го сна.
Это и случилось в один из вечеров, в конец поздней осени. К Семену, в
зимницу, собрались барсуки. Жир в черепке пылал ярче и трескучей, чем
обычно. Жарко натопленная печь разливала расслабляющую духоту, насыщен-
ную сверх того запахом вчерашней еды, мокрых шинелей и острыми испа-
реньями усталых ног. Весь день прошел в работе: во исполненье Семенова
плана усложняли доступы к барсуковскому месту новыми сетями западней и
ям. И потому, что пищей у них были лишь капуста, хлеб и вода, употреб-
лявшиеся в изобильи во всяких смесях, ныне, расположась всюду - сидя и
лежа, следили они с хмурой мечтательностью за изголодавшимся воображени-
ем: о мирном житии, о махорке, о женской ласке, о жирных щах. Дмитрий
Барыков, босой и нечесаный, лениво растягивал гармонь, но сипела та как
в простуде, и не удавалась песня.
- Брось ты... нехорошо у тебя выходит, - осадил его Гарасим, дожигая
накаленным шилом самодельную трубку. Он сидел на корточках возле печки,
шипящие струйки дыма шли от его рук.
Барыков пугливо и тупо скосил на того белесые глаза и сунул гармонь
под лавку. Опять заступила место тишина, земляная, самая тихая.
- Эха, бычатинки ба, - вздохнул Петька Ад, сидевший с вытянутыми но-
гами на полу, и кротко зевнул. - Пострелять ба... долгоухого видал даве.
- Из пальца не выстрелишь... - осадил и этого Гарасим: - ... а патро-
нов я тебе не дам.
Опять текли минуты скучного, зевотного молчанья. Только шипело в дре-
весине Гарасимово шило, да стучал в стене домовитый древоед. Внезапно -
говор и шум за дверью. Люди прислушались. Петька Ад сонно уставился на
дверь. - Они вошли чуть не все двадцать два сразу, свежих от морозца,
отряд Жибанды, - щурились на пламя. Остававшиеся встретили вернувшихся
восклицаньями и расспросами. Первым вошел Юда в папахе, заломленной на-
зад.
- Почтение друзьям! - сказал размашисто он, увидел Настю возле Семена
и подмигнул своей догадке, опуская глаза. - Как попрыгиваешь, дядя Вин-
тиль?
- Попрыгаешь тут... утопа, а не жизнь, - отвечал с ворчаньем Прохор
Стафеев. - Курева-то привез хоть, чорт табашный?
- Курево, папаша, вредно. С него грудь трескается... - он больно пох-
лопал Прохора по плечу. - Не плакуй, папаша, привез, привез! И мясца
захватил кстати...
- От! Истинно табашный чорт... - умилился Прохор Юде.
- И спиридончик есть! - подхватил Брыкин, но сообщенью его как-то
никто не внял.
- Бедрягинцы пожертвовали... - отвечал Юда на вопросительный взгляд
Семена и малыми горстями, точно дразнил, стал высыпать на стол махорку
из карманов, из какой-то тряпки, отовсюду, где есть место. - Доброта
сердца!..
- То-то, пожертвуешь! - понятливо засмеялся Гарасим, двигая бородой.
- Мясо-те вели на кухню отнести...
А уж втаскивали и развязывали укутанные в мягкий хлам бутыли с само-
гоном. Петька Ад сыпал прибаутками. - Уже через минуту, когда вошел Жи-
банда, не узнать было зимницы. Колебались тяжкие слои махорочного дыма,
даже мешали глазу видеть. Не торопясь ни с мясом, ни с вином, плодами
мечтаний мучительно-долгих недель, барсуки наслаждались крепкими затяж-
ками едкого, крупно-зернистого самосада. Гул голосов стал глуше и похо-
дил на удовлетворенное урчанье. Всякий из новоприбывших ухитрился найти
себе место. Брыкин сидел на вытянутых ногах Петьки Ада, который, лежа
прямо на полу, с видом истинного блаженства сосал дым из огромной, по
росту ему самому, самокрутки. И чем обильней валил дым и вспыхивала ог-
нем бумага, тем больше соловели золотушные Петькины глаза.
- Ишь, прямо броненосец себе свернул! - сказал Юда, сидевший на чур-
баке над самым Петькой, и толкнул Петьку ногой в бок. Но тот не услышал,
вытягиваясь в одну прямую вместе со струйкой дыма. - Всю махорку один
выкурит! - и опять толкнул.
- Зашелся, - одобрительно откликнулся Гарасим, ссыпая махорку в ме-
шок. Подобье усмешки расправило ему ненадолго жестокие складки, бежавшие
от тонкого носа к широкому рту.
Тем временем Жибанда подошел к Насте.
- Что это ты там за белье у себя развесила? - полушутливо и слышно
для Семена спросил он, крепко пожимая Семенову руку. - Зашел, а там ров-
но занавески висят, не пройти...
- Да я тут белье постирала. Сушится, - сухо ответила Настя, и брови,
точно под холодным ветерком, набежали одна на другую. Она неумело скру-
чивала самокрутку себе и пальцы у нее дрожали.
- Так ведь ты недавно мне стирала, - не догадался Мишка, глядя ей на
руки.
- Это я ему вот стирала, - небрежно мотнула головой на Семена Настя и
отвернулась прикурить к Тешке-летучему. Тешка сидел неподалеку и, дрыгая
ногами, хохотал над очередной выходкой Юды.
- А-а... - спокойно протянул Жибанда, разом уясняя смысл всех прежних
Настиных недоговоренностей. Понял и о кладе, которого с такой жадной му-
кой добивался. - Ну-ну, пускай его сушится! Юда, - крикнул он назад, -
отвари мясца на закуску... распечатывай угощенье-то.
- Накрали-то много? - пошутил Семен.
- А жрать что станешь, коли не красть, как ты говоришь?.. - отшутился
Мишка, укрощая в себе внезапную вспышку. - В десяти местах просил - не
дают. А стукнул раз, ну и потащили всякого добра... Ты свои рассужденья
брось, не время теперь! Про отца слышал?
- Нет, а что отец? - заблестевшими глазами Семен окинул гомонивших
барсуков, мешавших слушать.
- Как же, под боком у тебя, а не знаешь! - закуривая говорил Жибанда.
- В гору Савель Петрович попер. Не знаю, правда ли, председателем в Во-
рах нонче, сказывают. Не знаю, как уже и верить... больно уж врунист
Бедрягинец тот, что сказывал. Орудует, говорит, ваш Савелий...
- Орудует, - покачал головой Семен. - Надоело, значит, в мужиках-то
сидеть! А ты не врешь? - прищурился он вдруг и усмехнулся, показывая,
что готов принять и за безвредную шутку нешуточное Мишкино сообщенье.
- Вру, как и мне врали... - уклонился Мишка. - Юда, друг, передай
огоньку... опять затухла! И не в том еще дело, - продолжал Жибанда, -
вот, видишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99