.. право же, такие им
нравятся! Только вот тут у тебя мало... - мельком указала она на грудь.
- Знаешь, ты на Дианочку похожа. У греков такая была, помнишь?.. Ты ешь
больше!
- Ты не говори мне так, - тихо попросила Настя. - Мне стыдно от твоих
слов...
- А ты не стыдись. Папенька замуж-то еще не выдает?
- Я сама себе найду, - загоревшись, вскочила Настя.
- Вот какие дела! А может, уж и нашла... Какой-нибудь такой, а? - и
подмигнула.
- Катя! - попросила Настя, присаживаясь рядом. - Закрой глаза...
- Да зачем? Чудная ты.
- Потом скажу... я спросить хочу. Ну, закрой...
- Ну вот, закрыла... ну?
- Нет, ты совсем закрой, - настаивала Настя.
- Ну!
- Ты вчера видела что-нибудь или нет?
- Нет, не видела. Я мимо прошла, - сказала просто Катя. - Это в воро-
тах-то? Нет, не видела.
- Ну, как же ты жила... рассказывай! - быстро прервала начатый разго-
вор Настя, неспокойно усаживаясь на стул и прикладывая руки к лицу.
- Да я, может, и не жила совсем, - поиграла круглым плечиком Катя и
вдруг расхохоталась. - Любовь! Ах, Настька, как это смешно...
- Что смешно?
- Да любовь эта самая... Ухаживал там поэт один, Василий Федорыч, а
волосищи - во! Глуп, понимаешь, как... Ну, вот, еще глупей меня. Все про
какие-то медвяные руки да захарканные дали мне читал. Я сперва-то при-
тихла, совести не хватало сказать... Чуть с души, бывало, не рвет, а
слушаю. Вот он однажды мне про полюсы мрака читал. А тут, на грех, соба-
ка выть стала. Я спрашиваю: у вас что, живот болит?
- А что это значит, полюсы мрака?.. - спросила Настя.
- Да не знаю. Да он и сам не знает, я спрашивала... Я хохочу, и он со
мной вместе... Ужасно весело!
- Дурачок, что ли? - не понимая, спросила Настя.
- Дурачок? - всплеснула Катя руками. - Верблюд какой-то, от войны в
писарях прячется. Я уж потом попривыкла. Как придет, я и прошу: про за-
харканные руки почитайте, пожалуста! Я-то, конечно, знала, чего ему хо-
чется! - Катя блеснула глазами и поиграла кружевной оборкой рукава.
- Ну, дальше-то что же?
- ...гуляли раз, про кровяные кирпичи читал... А я уж и щеку, понима-
ешь, выбрала, по какой его огреть, если целоваться полезет. Прочел он
мне и говорит: хочу, говорит, прикоснуться. Я отвечаю: попробуй!
- Ну-ну, - захлебывалась Настя смехом.
- Вот-те и ну! У меня рука хоть и медвяная, а громко вышло. Стихи,
понимаешь, с тех пор бросил писать!..
Обе хохотали, белая комнатка повеселела. Даже и лампа стала гореть
как-то ярче.
- А у тебя тут славно, - все еще смеясь, сказала Катя. - Ты в зерка-
ло-то часто глядишься? Я перед сном люблю... Нет, тебе непременно надо
больше есть. Во глупая, чем ты ребенка-то кормить станешь! Ну, не буду,
не буду! - Катя притворно испугалась помрачневшего Настина взгляда.
Вошла Матрена Симанна.
- Кушать, Настенька, иди, - сказала она. - Папенька сердится.
- Я потом. Я не хочу.
Старуха постояла еще с полминуты, потом резко вышла, хлопнув дверью.
- Матрена Симанна, - крикнула Настя в догонку. - Вы чего хлопаете?
Вон хочется?..
Шаркающие, нарочные шаги в коридоре разом стихли.
- Едят целый день, ровно в трубу валят, - сумрачно обронила Настя.
- Если ты и с мужчинами так, это хорошо! - деловито вставила Катя и,
вдруг вздернув рукав, поглядела себе на руку. Там, повыше локтя, на
внутренней стороне, виднелся лиловый овал.
- Что это?.. - нагнулась Настя.
- Один был, курчавый... Укусил, - сухо объяснила Катя и со злобой
опустила рукав.
- Зачем укусил?.. - не понимала Настя.
- Горячий был! - повышенным тоном сказала Катя, кусая ногти. Потом
встала и подошла к зеркалу, к Насте спиной.
- Значит у тебя жених есть? - догадалась Настя, заливаясь краской.
- Он уже женился...
Настя со смущеньем и жалостью поглядела на Катю. Та не знала, что
Настя через зеркало видит ее лицо. На ровных, напудренных Катиных щеках
вдруг обозначились две темные продольные полоски. Катин взгляд был грус-
тен и пуст.
Через минуту она обернулась.
- Ну, прощай. У меня тоже папенька есть, - она зашуршала платьем и
стала быстро одеваться.
- Ты бы посидела, - тихо сказала Настя, чувствуя себя старшей в ту
минуту.
- Нет, теперь ты приходи... Я по-прежнему в доме Грибова!
Настя проводила подругу до дверей.
...Когда Настя разделась и юркнула в жесткую, холодную постель, была
полная ночь. Настя полежала минут десять, укрывшись с головой и стара-
тельно закрывая глаза. Сон не приходил. Тогда она просто улеглась на
спину, покорная мыслям, сумбурно скользившим в голове.
Вдруг она вскочила с кровати, прошла босыми ногами к комоду, нашарила
там спички и зажгла свечу. Она подошла к зеркалу - поясное, в ореховой
раме - и приспустила перемычки сорочки. Из зеркала глянула на нее тон-
кая, с правильным мальчишеским лицом девушка, со свечей в одной руке, а
другой придерживающая сорочку, чтоб не соскользнула на пол. Обе - и та,
которая в зеркале, и та, которая перед ним - боялись взглянуть друг дру-
гу в глаза. Глаза у обеих были опущены.
Настя увидела, что у смотревшей на нее из зеркала грудь была ма-
ленькая, робко наклоненная вверх. Девушка в зеркале была спокойна,
стройна и строга. Настя подняла глаза на нее, и обеим сразу стало стыд-
но. Настя улыбнулась той, та ответила ей тем же, но вся залилась краской
и состроила презрительную гримаску. Настя повторила... С беззвучным сме-
хом Настя подалась губами к зеркалу. Та угадала Настин порыв и протянула
Насте свои губы. Настя еще не хотела, но та уже поцеловала ее.
И тотчас же, вспугнутая соображением, что из противоположного дома
могут подглядеть ее тайну, она быстро задула свечу и отскочила от окна.
С минуту она стояла в темноте, посреди комнаты, и с бьющимся сердцем
прислушивалась к шорохам позднего часа. Крупный дождь колотился в окно и
звенело в ушах: больше звуков не было.
Она засмеялась, как смеялась девочкой лихой проделке. Зябко ежась,
она влезла под одеяло, и почти тотчас же захлестнуло ее сном. Засыпая -
все еще смеялась, тихо и непонятно. - Сокровеннее всех тайн небесных -
нетронутой девушки ночной смех.

XIII. Дудин кричит.

Дымное, неспокойное небо, славшее неслышный дождь, ныне бесстрастно и
ровно: поздняя осень.
Осенью закисало Зарядье, - так закисает в забытой плошке творог. Про-
сыревшие насквозь, соединялись запахи в тесные клубки, плодились и разм-
ножались, а все вместе пахли щенком, обсыхающим у огня. В низине Зарядье
стоит, и со всех окружающих высот бежит сюда жидкая осенняя грязь. Воз-
дух дрябнет, известка размокает, сизыми подтеками украшается желто-розо-
вый дом. И даже странно, как не потонул в таком топком месте городовик
Басов за те сорок лет, которые простоял он в корне Зарядской тишины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99