– Плачь сколько нужно, дорогая, – мягко приговаривала она, и Лайра решила прекратить плакать как можно скорее. Она пыталась сдержать слёзы, сжав губы, она старалась заглушить всхлипывания, которые всё ещё сотрясали её тело.
Пантелеймон тоже демонстративно каялся: какие они глупые, безрассудные. Он стал мышью и отполз от руки Лайры, чтобы робко понюхать напиток в лапке обезьяны. Он был безвредным: настойка ромашкового чая, ничего более. Он подкрался обратно к плечу Лайры и прошептал: «Выпей это».
Она присела и взяла горячую кружку обеими руками, то делая глоток, то дуя, чтобы остудить питьё. Она опустила глаза, потому что должно была притворяться сильнее, чем когда-либо в своей жизни.
– Лайра, родная, – тихо сказала госпожа Коултер, поглаживая её по волосам. – Я думала, что мы навсегда потеряли тебя! Что же случилось? Как ты потерялась? Тебя украли?
– Да, – прошептала Лайра.
– Кто это был, дорогая?
– Мужчина и женщина.
– Гости на вечеринке?
– Наверное. Они сказали, что Вы просили что-то принести с первого этажа, и я пошла, чтобы взять это, а они схватили меня и повезли куда-то в машине. Но как только они остановили машину, я сразу же выскочила оттуда и удрала. Похитители не смогли меня поймать. Но я не знала, где я...
Новый всхлип коротко потряс её, но они уже становились слабее, и она могла сделать вид, что этот был вызван её рассказом.
– Я хотела вернуться к Вам, но не смогла сразу отыскать дорогу, а потом эти Глакожеры поймали меня... И они посадили меня в фургон с другими детьми и забрали куда-то, в большой дом, я не знаю, где он находился.
С каждым мгновением, каждой сказанной ею фразой Лайра чувствовала, как к ней возвращаются силы. Когда девочка делала что-то сложное и знакомое, непредсказуемое до конца, проще говоря, врала напропалую, то снова чувствовала что-то вроде власти, то же ощущение силы, которое давал ей алетиометр. Ей приходилось осторожничать, чтобы не ляпнуть что-нибудь явно невозможное, то есть быть уклончивой в некоторых местах и изобретать правдоподобные подробности в других; короче, она была очень артистична.
– Сколько же они держали тебя там? – спросила госпожа Коултер.
Путешествие Лайры вдоль каналов и период ее жизни у бродяжников, длились несколько недель: ей пришлось выдумать, где же она была все это время. Она выдумала путешествие с Глакожерами в Троллесанд, а после побег, с подробным описанием этого города; и то время, когда она выполняла-всю-работу в Баре Айнарсона, а потом период работы на семью фермеров внутри страны, и то, как позже как её поймали ненцы и привезли в Болвангар.
– И эти люди собирались пойти и разрезать...
– Тише, родная, тише. Я просто хочу узнать, что же было с тобой.
– Но почему они собирались сделать это? Я не сделала ничего плохого! Все дети боятся того, что происходит там, хотя никто не знает. Но это ужасно. Это хуже всего... Почему они это делают, госпожа Коултер? Почему они такие жестокие?
– Ну, ну... Ты в безопасности, моя дорогая. Они никогда с тобой этого не сделают. Сейчас ты здесь, ты в безопасности и тебе больше никогда ничего не будет угрожать. Никто не собирается причинить тебе вред, милая Лайра; никто никогда не сделает тебе больно...
– Но они делают это другим детям! Почему?
– Ах, родная...
– Это Пыль, не так ли?
– Это они тебе сказали? Тебе сказали врачи?
– Дети это знают. Все дети говорят об этом, хотя точно ничего никто не знает! И врачи почти сделали это со мной – объясните же, зачем! Вы не можете больше скрывать это от меня!
– Лайра... Лайра, Лайра. Милая, это так сложно, Пыль и так далее. Это не детский разговор. Знай, что врачи делают это для блага детей, дорогая. Пыль – это что-то плохое, что-то неправильное, что-то злое и порочное.
Взрослые и их демоны заражены Пылью настолько, что уже слишком поздно. Им не помочь... Но детей спасают сделанные вовремя операции. И пыль не коснется их. Они в безопасности и счастливы, и...
Лайра подумала о маленьком Тони Макарии. Она внезапно наклонилась и её вырвало. Госпожа Коултер попятилась и отпустила.
– С тобой всё в порядке, родная? Иди в ванную...
Лайра тяжело сглотнула и едва коснулась своих глаз.
– Но тогда Вы бы не забрали нас, – сказала она. – Вы могли бы просто оставить нас. Держу пари, что лорд Азраэль не допустил бы этого, если бы только знал. Если у него Пыль и у вас Пыль, и у Мастера Джордана и у каждого взрослого Пыль, это должно быть нормально. Когда я уйду от Вас, то расскажу всем детям в мире об этом. В любом случае, если это было так хорошо, то почему вы остановили то, что они со мной делали? Если это было хорошо, вам следовало бы позволить им сделать это. Вы должны были бы быть рады.
Госпожа Коултер отрицательно покачала головой и улыбнулась печальной мудрой улыбкой.
– Дорогая, – сказала она, – делая добро, можно причинить немного боли, и, естественно, остальные расстраиваются, когда ты расстроена... Но это не значит, что твоего демона у тебя забрали. Он всё ещё здесь! Кстати, многим взрослым сделали здесь операцию. Медсёстры выглядят вполне счастливыми, не так ли?
Лайра закрыла глаза. Она вдруг поняла их странное бессмысленное равнодушие к тому, что их маленькие семенящие демоны казались лунатиками.
Она задумалась и крепко закрыла рот, так ничего и не сказав.
– Милая, никто даже не подумает произвести операцию на ребёнке, не проверив его здоровье. И никто за тысячу лет не забрал бы всего демона у ребёнка! Всё, что происходит, это маленький порез, а потом всё хорошо. Навсегда! Понимаешь, твой демон – замечательный друг и спутник, когда ты молод, но в возрасте, который мы зовём зрелостью, в возрасте, который скоро для тебя наступит, дорогая, демоны приносят все тяжелые мысли и чувства, из-за которых бывает Пыль. Быстрая маленькая операция до этого – и это никогда не побеспокоит. И твой демон остаётся с тобой, только... просто не связан. Как... как чудесное домашнее животное, если хочешь. Лучшее домашнее животное в мире! Разве это не прекрасно?
О, бессовестная лгунья, о, как же бесстыдно она лгала! И если бы даже Лайра не знала, что это ложь (Тони Макария; те демоны, запертые в клетки), то она все равно не поверила бы ей и возненавидела ее. Чтобы отрезали и уменьшили её дорогую душу, отважного спутника её сердца? Лайра почти пылала от ненависти, и Пантелеймон в её руках стал лесным хорьком, самой уродливой и злой из всех своих форм, и зарычал.
Но они ничего не сказали. Лайра крепко держала Пантелеймона и позволила госпоже Коултер погладить её по волосам.
– Выпей свой чай, – мягко сказала госпожа Коултер. – Тебе приготовят постель. Не надо сейчас возвращаться и делить дортуар с другими девочками. Вернулся мой маленький ассистент. Мой любимый, мой самый лучший ассистент в мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98