Люция широко распахнувшимися глазами смотрела на Тороя. Она хотела было что-то сказать, но волшебник осторожно провёл указательным пальцем по обезображенным воспалённым губам, словно навсегда стирая с них боль.
Колдунья уютно устроилась на коленях мужчины. Под одеялом было тепло, а сильные руки, удерживающие в объятиях, дарили покой и уверенность, что больше можно ничего не бояться. Девушка закрыла глаза, сжалась в комочек и почувствовала, как Торой гладит её озябшие ноги тёплой рукой. Она благодарно улыбнулась и прошептала:
– У тебя в сапоге был нож, я его не трогала, он лежит на лавке.
Торой кивнул и задумчиво поцеловал Люцию в макушку:
– Ты спи, а утром я тебе расскажу кое-что. Да и ты мне расскажешь, как умудрилась тащить меня по лесу.
Она сонно кивнула и, выпростав одну руку из одеяла, обняла ею мага.
Торой сидел, боясь пошевельнуться, а потом осторожно положил ведьму на топчан. Худенькая рука соскользнула с его плеча, но маг успел её подхватить прежде, чем она упала на доски. Мужчина осторожно погладил тонкие едва ли не прозрачные пальчики и неожиданно понял, что никогда прежде не видел ничего прекраснее.
– Спи. – Прошептал он.
Болотный огонёк скользнул из-под потолка и преданно повис у Люции над головой, словно верный страж.
Торой ещё некоторое время сидел рядом с ведьмой, прислушиваясь к свисту ветра в трубе. Об заиндевевшее оконное стекло дробно и весело билась снежная крупа. В маленькой сторожке было уютно и по-домашнему спокойно. Сладкое посапывание Люции, да треск поленьев в очаге навевали неведомое и незнакомое мятежному волшебнику чувство умиротворения. Он зачаровано смотрел на огонь, совершенно забыв и про погоню, мчащуюся по следу, и про Рогона, и про Книгу… Думать не хотелось. Хотелось только одного – глядеть на сполохи пламени, слушать ровное девчоночье дыхание и ни о чём не заботиться. Как хорошо!
* * *
Оглушительно громкий и надрывный звук вернул волшебника к реальности. Торой даже вздрогнул от неожиданности – в эдакой безмятежности зимнего безмолвия и вдруг такое! Вот тебе и покой. Вот тебе и умиротворение. Размечтался, господин маг. Тем временем душераздирающий звук за спиной повторился и окреп. По коже сразу же побежали мелкие мурашки, а всё оттого, что звук, нарушивший тишину, Торой ненавидел сызмальства. Всхлипывания ребёнка.
– Доброе утро, Илан. – Сказал маг и обернулся. Он не умел утешать детей. – Хочешь поесть?
Про себя волшебник уже решил, коль скоро мальчишка ударится в рёв, он потащит его прочь из сторожки, чтобы у сердобольной Люции появилась хоть призрачная надежда выспаться.
Однако Илан, вопреки ожиданиям, реветь в голос не стал. И то, правда – большой уже. Однако крупные, словно горох, слёзы безудержно катились по его щекам и губы кривились в мучительной попытке удержаться от свойственного только глупым девчонкам хныканья. Мальчишка крепился изо всех сил. Но он был всего лишь ребёнком, очнувшимся в незнакомом месте, рядом с незнакомыми людьми, да ещё и смутно помнящим страшное нападение на собственный дом.
Торой взял трясущегося паренька на руки и, набросив на плечи плащ, вышел в морозные сумерки. Разговор предстоял долгий.
* * *
Ах, как же вкусно пахло! Наверняка бабка опять тушила зайчатину… Уж, пожалуй, никто во всей округе не умел сготовить из тощего лесного зайца умопомрачительное яство так, как это получалось у старой колдуньи. При этом аромат в кособокой ведьминой избушке стоял такой, что впору хоть королевского повара зазывать, дабы изумился, восхитился и разрыдался от зависти, а ещё пуще – слопал за обе щёки, а потом вовсе сложил полномочия, разочаровавшись в собственном мастерстве. Ах, какой запах! На этакий запах можно идти, захлёбываясь слюной, представляя себе сочные розовые кусочки зайчатины, плавающие в густой подливке, а к ним нежнейшие сырные лепёшки, щедро политые топлёным маслицем и посыпанные рубленой зеленью.
Юная ведьма против воли сглотнула голодную слюну и причмокнула во сне. Однако всё же странно, что бабка, вопреки своему обыкновению, не тыкает ученицу в бок костлявым пальцем и не зовёт к столу, сварливо укоряя за бездельность и прожорливость. И всё же мысль эта увязла в сладкой дрёме, а Люция снова сквозь сон жадно потянула носом манящий аромат любимой стряпни. Но не проснулась. Ещё чего – просыпаться! Проснёшься и окажешься в маленькой сторожке, где не то что тушёного зайца, а и кусочка вяленого мяса в запасах не осталось. Нет, лучше уж спать и вдыхать несуществующий аромат исходящего нежным прозрачным соком заячьего мяска. Дивный аромат. Эх, уметь бы вот так – из ничего – создать путём нехитрого волшебства миску рагу или хоть чёрствую краюху хлеба. Как же хочется есть!
Рядом, совсем близко над ухом, кто-то хихикнул. Ну, что, спрашивается, за издевательство – смеяться над спящим человеком, которому снится такой прекрасный и вкусный сон! Ведьма сонно отмахнулась от нахального насмешника и попыталась вернуться обратно в дрёму, к чудесному заячьему рагу. Рядом снова озорно захихикали и, кажется, даже что-то зашептали, а потом совершенно неуважительно прыснули со смеху.
«Вот ужо я сейчас проснусь, устрою вам всем…» – обиженно подумалось Люции. Девушка снова потянула носом воздух. Как давно ей не снились такие прекрасные сны. Ещё бы не хихикал над ухом неизвестный нахал… Но нахал, как назло хихикал. А запах зайчатины становился всё более сладким и манящим.
Ведьма приоткрыла один глаз и стрельнула взглядом из-под полуопущенных ресниц. Аккурат напротив неё стояла скамья, а на скамье…
Второй глаз растопырился сам собой. А взлохмаченная соня рывком села на топчане, сбрасывая одеяло.
– Ух, ты! – Она едва ли не с обожанием посмотрела на огромную миску с дымящейся похлёбкой и даже потёрла ладоши.
Рядом снова хихикнули. Люция с трудом оторвала взгляд от такой большой, пузатой, исходящей сладкими ароматами плошки на неведомого насмешника. Илан, подобрав ноги, сидел на скамье, поодаль от миски. Лицо его ещё хранило следы недавних слёз, а точнее даже и не слёз, а самой настоящей бурной истерики – вон как покраснели глаза, припухли веки и нос – но всё же сейчас он улыбался. Как и все дети, выплакавшись, мальчишка на время утешился, а теперь от души посмеивался над проснувшейся взлохмаченной ведьмой, которая зачем-то обрядилась в мужскую тунику.
– Илан? Ты когда проснулся? – Охрипшим со сна голосом спросила Люция.
Паренёк деловито вытер нос рукавом рубашки и с небрежным превосходством ответил:
– Давно… Мы уж зайца приготовить успели, а ты всё дрыхнешь.
Ведьма закуталась в одеяло и с сомнением огляделась:
– А где волшебник? – Бестолково спросила она, словно бы уж и шагу не могла сделать без Тороя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Колдунья уютно устроилась на коленях мужчины. Под одеялом было тепло, а сильные руки, удерживающие в объятиях, дарили покой и уверенность, что больше можно ничего не бояться. Девушка закрыла глаза, сжалась в комочек и почувствовала, как Торой гладит её озябшие ноги тёплой рукой. Она благодарно улыбнулась и прошептала:
– У тебя в сапоге был нож, я его не трогала, он лежит на лавке.
Торой кивнул и задумчиво поцеловал Люцию в макушку:
– Ты спи, а утром я тебе расскажу кое-что. Да и ты мне расскажешь, как умудрилась тащить меня по лесу.
Она сонно кивнула и, выпростав одну руку из одеяла, обняла ею мага.
Торой сидел, боясь пошевельнуться, а потом осторожно положил ведьму на топчан. Худенькая рука соскользнула с его плеча, но маг успел её подхватить прежде, чем она упала на доски. Мужчина осторожно погладил тонкие едва ли не прозрачные пальчики и неожиданно понял, что никогда прежде не видел ничего прекраснее.
– Спи. – Прошептал он.
Болотный огонёк скользнул из-под потолка и преданно повис у Люции над головой, словно верный страж.
Торой ещё некоторое время сидел рядом с ведьмой, прислушиваясь к свисту ветра в трубе. Об заиндевевшее оконное стекло дробно и весело билась снежная крупа. В маленькой сторожке было уютно и по-домашнему спокойно. Сладкое посапывание Люции, да треск поленьев в очаге навевали неведомое и незнакомое мятежному волшебнику чувство умиротворения. Он зачаровано смотрел на огонь, совершенно забыв и про погоню, мчащуюся по следу, и про Рогона, и про Книгу… Думать не хотелось. Хотелось только одного – глядеть на сполохи пламени, слушать ровное девчоночье дыхание и ни о чём не заботиться. Как хорошо!
* * *
Оглушительно громкий и надрывный звук вернул волшебника к реальности. Торой даже вздрогнул от неожиданности – в эдакой безмятежности зимнего безмолвия и вдруг такое! Вот тебе и покой. Вот тебе и умиротворение. Размечтался, господин маг. Тем временем душераздирающий звук за спиной повторился и окреп. По коже сразу же побежали мелкие мурашки, а всё оттого, что звук, нарушивший тишину, Торой ненавидел сызмальства. Всхлипывания ребёнка.
– Доброе утро, Илан. – Сказал маг и обернулся. Он не умел утешать детей. – Хочешь поесть?
Про себя волшебник уже решил, коль скоро мальчишка ударится в рёв, он потащит его прочь из сторожки, чтобы у сердобольной Люции появилась хоть призрачная надежда выспаться.
Однако Илан, вопреки ожиданиям, реветь в голос не стал. И то, правда – большой уже. Однако крупные, словно горох, слёзы безудержно катились по его щекам и губы кривились в мучительной попытке удержаться от свойственного только глупым девчонкам хныканья. Мальчишка крепился изо всех сил. Но он был всего лишь ребёнком, очнувшимся в незнакомом месте, рядом с незнакомыми людьми, да ещё и смутно помнящим страшное нападение на собственный дом.
Торой взял трясущегося паренька на руки и, набросив на плечи плащ, вышел в морозные сумерки. Разговор предстоял долгий.
* * *
Ах, как же вкусно пахло! Наверняка бабка опять тушила зайчатину… Уж, пожалуй, никто во всей округе не умел сготовить из тощего лесного зайца умопомрачительное яство так, как это получалось у старой колдуньи. При этом аромат в кособокой ведьминой избушке стоял такой, что впору хоть королевского повара зазывать, дабы изумился, восхитился и разрыдался от зависти, а ещё пуще – слопал за обе щёки, а потом вовсе сложил полномочия, разочаровавшись в собственном мастерстве. Ах, какой запах! На этакий запах можно идти, захлёбываясь слюной, представляя себе сочные розовые кусочки зайчатины, плавающие в густой подливке, а к ним нежнейшие сырные лепёшки, щедро политые топлёным маслицем и посыпанные рубленой зеленью.
Юная ведьма против воли сглотнула голодную слюну и причмокнула во сне. Однако всё же странно, что бабка, вопреки своему обыкновению, не тыкает ученицу в бок костлявым пальцем и не зовёт к столу, сварливо укоряя за бездельность и прожорливость. И всё же мысль эта увязла в сладкой дрёме, а Люция снова сквозь сон жадно потянула носом манящий аромат любимой стряпни. Но не проснулась. Ещё чего – просыпаться! Проснёшься и окажешься в маленькой сторожке, где не то что тушёного зайца, а и кусочка вяленого мяса в запасах не осталось. Нет, лучше уж спать и вдыхать несуществующий аромат исходящего нежным прозрачным соком заячьего мяска. Дивный аромат. Эх, уметь бы вот так – из ничего – создать путём нехитрого волшебства миску рагу или хоть чёрствую краюху хлеба. Как же хочется есть!
Рядом, совсем близко над ухом, кто-то хихикнул. Ну, что, спрашивается, за издевательство – смеяться над спящим человеком, которому снится такой прекрасный и вкусный сон! Ведьма сонно отмахнулась от нахального насмешника и попыталась вернуться обратно в дрёму, к чудесному заячьему рагу. Рядом снова озорно захихикали и, кажется, даже что-то зашептали, а потом совершенно неуважительно прыснули со смеху.
«Вот ужо я сейчас проснусь, устрою вам всем…» – обиженно подумалось Люции. Девушка снова потянула носом воздух. Как давно ей не снились такие прекрасные сны. Ещё бы не хихикал над ухом неизвестный нахал… Но нахал, как назло хихикал. А запах зайчатины становился всё более сладким и манящим.
Ведьма приоткрыла один глаз и стрельнула взглядом из-под полуопущенных ресниц. Аккурат напротив неё стояла скамья, а на скамье…
Второй глаз растопырился сам собой. А взлохмаченная соня рывком села на топчане, сбрасывая одеяло.
– Ух, ты! – Она едва ли не с обожанием посмотрела на огромную миску с дымящейся похлёбкой и даже потёрла ладоши.
Рядом снова хихикнули. Люция с трудом оторвала взгляд от такой большой, пузатой, исходящей сладкими ароматами плошки на неведомого насмешника. Илан, подобрав ноги, сидел на скамье, поодаль от миски. Лицо его ещё хранило следы недавних слёз, а точнее даже и не слёз, а самой настоящей бурной истерики – вон как покраснели глаза, припухли веки и нос – но всё же сейчас он улыбался. Как и все дети, выплакавшись, мальчишка на время утешился, а теперь от души посмеивался над проснувшейся взлохмаченной ведьмой, которая зачем-то обрядилась в мужскую тунику.
– Илан? Ты когда проснулся? – Охрипшим со сна голосом спросила Люция.
Паренёк деловито вытер нос рукавом рубашки и с небрежным превосходством ответил:
– Давно… Мы уж зайца приготовить успели, а ты всё дрыхнешь.
Ведьма закуталась в одеяло и с сомнением огляделась:
– А где волшебник? – Бестолково спросила она, словно бы уж и шагу не могла сделать без Тороя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151