Места сколов приобрели ржавый темно-коричневый цвет, собственно и вся тарелка была покрыта тонкой коричневой сеточкой трещин – словом, ужас, что такое.
– На! – Ведьма швырнула скатанный из тянучки шарик на тарелку, ловко покачала блюдо в руках, чтобы комок покатился вдоль низкого бортика, и отдала всю эту странность Торою.
– Скажи, кого хочешь видеть, и мысленно представь. – Зло приказала она.
– А что это? – По-прежнему недоумевая, спросил волшебник, брезгливо отбрасывая на хвою шарик из тянучки.
– Это? Не видишь что ли? Тарелка.
Чародей нахмурился и ехидно произнёс, почтительно склонившись к блюду:
– Что ж, хочу увидеть Ихвель. – И сразу же насмешливо перевёл взгляд на ведьму.
– Хочешь, так смотри. – Буркнула она и отвернулась.
Не понимая внезапной обиды спутницы, маг перевёл взгляд на блюдо.
И тут же очень близко увидел перед собой лицо Ихвели – испуганное и виноватое. На левой скуле колдуньи расцветало багровое пятно пощёчины.
Илан взвизгнул от восторга и навалился на локоть мага, чтобы получше разглядеть то, что показывало блюдо. Взрослый этому не воспрепятствовал, поскольку буквально окаменел от потрясения. Меж тем, действие в блюде разворачивалось – получившая оплеуху ведьма развернулась и бросилась бежать, выскочила из какого-то шатра, понеслась по лужайке. Вот промелькнули два одинаковых лица – близнецы-чернокнижники. И снова на переднем плане спина Ихвели, несущейся, Сила знает куда – видимо в близлежащий лесок, выплеснуть злость.
– Что это… – Прохрипел Торой, жадно вглядываясь в изображение.
Надо сказать, картинка была нечёткая, по краям (видимо из-за сколов на блюде) размытая, да ещё и вся покрытая никуда не исчезнувшей паутиной трещин.
– А звук где? – Невпопад спросил маг и порывисто ослабил ворот сорочки.
– Нету звука. – Сварливо и зло ответила Люция. – Блюдо это, а не хрустальный шар. Звук ему ещё подавай…
И она пренебрежительно фыркнула.
Торой вцепился в тарелку и жадно следил за разворачивающимся действом. Впрочем, действо было наискучнейшим – Ихвель прибежала на опушку леса и принялась орать от злости (точнее, беззвучно открывать рот), распугивая птицу и дичь вёрст на сто вокруг. Не без приятности в сердце волшебник подумал, что чаще всего в этих воплях наверняка слышится именно его имя. Закончив пугать своим ором окрестных белок, ведьма взялась яростно топать ногами. Дивное зрелище…
Наконец, Торою прискучило наблюдать за однообразным представлением. Волшебник уже хотел попросить тарелку показать что-нибудь ещё, как изображение само собой погасло – эмаль снова стала непрозрачной и грязно-белой, а вместо Ихвели проявились дурацкие завитушки.
– Люция, – выдохнул волшебник, – и всё это время ты молчала??? У тебя была такая… такая… штука и ты молчала?!
В ответ на его возмущение колдунка только насупилась и буркнула:
– А когда было сказать-то? То от чернокнижников убегаем, то от смерти тебя спасаю, то от ведьмы прячемся, то бурю останавливаем, то вы с Иланом языками чешете – слова не вставишь. Когда говорить?
Он ударил кулаком по пружинистой хвое, на которой сидел:
– Уж, ради этого могла бы найти секунду! Я тебе рассказал всё без утайки, а ты…
Маг даже побледнел от злости, и Илан, испугавшись за няньку, вцепился в его руку.
– Хватит на меня орать. – Сухо отчеканила ведьма. – Ишь, разошёлся. Думаешь, рассказал мне о своих видениях и я тебе всё выложу на блюдечке с голубой каёмочкой?
Лишнее упоминание о блюдечке прозвучало в высшей степени цинично. Чародей, словно разгневанный аспид, зашипел сквозь зубы:
– Я надеялся – откровенность в обмен на откровенность, уважение – в ответ на уважение, но видимо и вправду – волшебник да ведьма взаимоисключающие понятия! Ты такая же вероломная, как все твои товарки!
Люция вскочила на ноги, не вытерпев оскорбления:
– Да ты, ты… Ты вообще!.. Только издеваешься надо мной постоянно!
– Когда? Когда я над тобой издевался? – Уже не на шутку начал выходить из себя маг, совершенно забыв, что изначально предмет ссоры был совсем иным.
– А хотя бы сегодня! Когда я Ульне траву заговоренную отдала, ты что себе под нос пробормотал? – И она передразнила Тороя, – «Надеюсь, наша милая Люция ничего не перепутала, а то вместо исцеления суставов старушка покроется леопардовой шерстью».
В глазах ведьмы полыхнула недобрая искра. Девчонка была слишком упряма и горда, а потому не любила, когда кто-то вот так – носом – тыкал её в горькую правду жизни и собственную неумелость.
Девушка гневно топнула ногой (совсем как недавно Ихвель где-то на далёкой опушке). И, конечно, как это всегда бывает, всплеск сильных эмоций сам собой породил отголосок колдовской силы – над левым плечом лесной колдуньи с готовностью вспыхнул, злобно переливаясь, болотный огонёк. Он всем своим видом выражал полную решимость вступить в битву с грубияном и невеждой, осмелившимся обидеть хозяйку. Ну? Кто тут хочет схлопотать?
Разумеется, вреда от этого огонька никакого, по-хорошему его можно было бы сравнить, ну, к примеру со слезами или смехом – самая обычная освобождённая эмоция, только колдовского свойства.
Торой неуверенно покосился направо и увидел, как к его плечу точно так же стекает из ниоткуда язычок ослепительно белого пламени. В отличие от болотного сгустка Силы он не переливался и не трепетал свирепыми сполохами, а горел ровно и безмятежно. Однако становилось ясно, если какая зелёная нечисть и рванёт к его волшебнику, бита она за то будет нещадно. Ага, и такое тоже бывало – когда сталкиваются две чужеродных Силы, запросто может получиться эдакий магический пинок или подножка.
Как и следовало ожидать, трусоватый ведьмин огонёк отпрянул, но воинственности своей не утратил, и даже отчаянно замерцал, выказывая тем самым презрение к неприятелю. Торою подумалось, что, будь зелёный светляк человеком, он бы, наверное, корчил сейчас противнику гнусные рожи. А так вон – только мигает. Впрочем, волшебный язычок белого пламени в ответ на оскорбление лишь ярче вспыхнул, будто ногой топнул: «Ух, я тебя!..» Зелёный же светляк продолжил вздорно мерцать и переливаться – нарочно, что ли злил?
– Стоп! – Крикнул Торой, поняв, что сам спровоцировал пустую перебранку и ненужные всплески Силы, напав на Люцию с обвинениями. – Стоп! Мы вообще-то про блюдо говорили!
И он схватил с земли злосчастную тарелку:
– Просто объясни, почему ты молчала? Мы могли бы не убегать, могли бы давно выяснить, что там за ведьма такая и чего приключилось в Гелинвире…
Говорил он уже спокойнее и белый огонёк сам собою погас. Болотный светляк, успокоенный ровным голосом волшебника и некоторой попыткой хозяйки взять себя в руки, тоже растворился в воздухе мерцающими зелёными искрами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
– На! – Ведьма швырнула скатанный из тянучки шарик на тарелку, ловко покачала блюдо в руках, чтобы комок покатился вдоль низкого бортика, и отдала всю эту странность Торою.
– Скажи, кого хочешь видеть, и мысленно представь. – Зло приказала она.
– А что это? – По-прежнему недоумевая, спросил волшебник, брезгливо отбрасывая на хвою шарик из тянучки.
– Это? Не видишь что ли? Тарелка.
Чародей нахмурился и ехидно произнёс, почтительно склонившись к блюду:
– Что ж, хочу увидеть Ихвель. – И сразу же насмешливо перевёл взгляд на ведьму.
– Хочешь, так смотри. – Буркнула она и отвернулась.
Не понимая внезапной обиды спутницы, маг перевёл взгляд на блюдо.
И тут же очень близко увидел перед собой лицо Ихвели – испуганное и виноватое. На левой скуле колдуньи расцветало багровое пятно пощёчины.
Илан взвизгнул от восторга и навалился на локоть мага, чтобы получше разглядеть то, что показывало блюдо. Взрослый этому не воспрепятствовал, поскольку буквально окаменел от потрясения. Меж тем, действие в блюде разворачивалось – получившая оплеуху ведьма развернулась и бросилась бежать, выскочила из какого-то шатра, понеслась по лужайке. Вот промелькнули два одинаковых лица – близнецы-чернокнижники. И снова на переднем плане спина Ихвели, несущейся, Сила знает куда – видимо в близлежащий лесок, выплеснуть злость.
– Что это… – Прохрипел Торой, жадно вглядываясь в изображение.
Надо сказать, картинка была нечёткая, по краям (видимо из-за сколов на блюде) размытая, да ещё и вся покрытая никуда не исчезнувшей паутиной трещин.
– А звук где? – Невпопад спросил маг и порывисто ослабил ворот сорочки.
– Нету звука. – Сварливо и зло ответила Люция. – Блюдо это, а не хрустальный шар. Звук ему ещё подавай…
И она пренебрежительно фыркнула.
Торой вцепился в тарелку и жадно следил за разворачивающимся действом. Впрочем, действо было наискучнейшим – Ихвель прибежала на опушку леса и принялась орать от злости (точнее, беззвучно открывать рот), распугивая птицу и дичь вёрст на сто вокруг. Не без приятности в сердце волшебник подумал, что чаще всего в этих воплях наверняка слышится именно его имя. Закончив пугать своим ором окрестных белок, ведьма взялась яростно топать ногами. Дивное зрелище…
Наконец, Торою прискучило наблюдать за однообразным представлением. Волшебник уже хотел попросить тарелку показать что-нибудь ещё, как изображение само собой погасло – эмаль снова стала непрозрачной и грязно-белой, а вместо Ихвели проявились дурацкие завитушки.
– Люция, – выдохнул волшебник, – и всё это время ты молчала??? У тебя была такая… такая… штука и ты молчала?!
В ответ на его возмущение колдунка только насупилась и буркнула:
– А когда было сказать-то? То от чернокнижников убегаем, то от смерти тебя спасаю, то от ведьмы прячемся, то бурю останавливаем, то вы с Иланом языками чешете – слова не вставишь. Когда говорить?
Он ударил кулаком по пружинистой хвое, на которой сидел:
– Уж, ради этого могла бы найти секунду! Я тебе рассказал всё без утайки, а ты…
Маг даже побледнел от злости, и Илан, испугавшись за няньку, вцепился в его руку.
– Хватит на меня орать. – Сухо отчеканила ведьма. – Ишь, разошёлся. Думаешь, рассказал мне о своих видениях и я тебе всё выложу на блюдечке с голубой каёмочкой?
Лишнее упоминание о блюдечке прозвучало в высшей степени цинично. Чародей, словно разгневанный аспид, зашипел сквозь зубы:
– Я надеялся – откровенность в обмен на откровенность, уважение – в ответ на уважение, но видимо и вправду – волшебник да ведьма взаимоисключающие понятия! Ты такая же вероломная, как все твои товарки!
Люция вскочила на ноги, не вытерпев оскорбления:
– Да ты, ты… Ты вообще!.. Только издеваешься надо мной постоянно!
– Когда? Когда я над тобой издевался? – Уже не на шутку начал выходить из себя маг, совершенно забыв, что изначально предмет ссоры был совсем иным.
– А хотя бы сегодня! Когда я Ульне траву заговоренную отдала, ты что себе под нос пробормотал? – И она передразнила Тороя, – «Надеюсь, наша милая Люция ничего не перепутала, а то вместо исцеления суставов старушка покроется леопардовой шерстью».
В глазах ведьмы полыхнула недобрая искра. Девчонка была слишком упряма и горда, а потому не любила, когда кто-то вот так – носом – тыкал её в горькую правду жизни и собственную неумелость.
Девушка гневно топнула ногой (совсем как недавно Ихвель где-то на далёкой опушке). И, конечно, как это всегда бывает, всплеск сильных эмоций сам собой породил отголосок колдовской силы – над левым плечом лесной колдуньи с готовностью вспыхнул, злобно переливаясь, болотный огонёк. Он всем своим видом выражал полную решимость вступить в битву с грубияном и невеждой, осмелившимся обидеть хозяйку. Ну? Кто тут хочет схлопотать?
Разумеется, вреда от этого огонька никакого, по-хорошему его можно было бы сравнить, ну, к примеру со слезами или смехом – самая обычная освобождённая эмоция, только колдовского свойства.
Торой неуверенно покосился направо и увидел, как к его плечу точно так же стекает из ниоткуда язычок ослепительно белого пламени. В отличие от болотного сгустка Силы он не переливался и не трепетал свирепыми сполохами, а горел ровно и безмятежно. Однако становилось ясно, если какая зелёная нечисть и рванёт к его волшебнику, бита она за то будет нещадно. Ага, и такое тоже бывало – когда сталкиваются две чужеродных Силы, запросто может получиться эдакий магический пинок или подножка.
Как и следовало ожидать, трусоватый ведьмин огонёк отпрянул, но воинственности своей не утратил, и даже отчаянно замерцал, выказывая тем самым презрение к неприятелю. Торою подумалось, что, будь зелёный светляк человеком, он бы, наверное, корчил сейчас противнику гнусные рожи. А так вон – только мигает. Впрочем, волшебный язычок белого пламени в ответ на оскорбление лишь ярче вспыхнул, будто ногой топнул: «Ух, я тебя!..» Зелёный же светляк продолжил вздорно мерцать и переливаться – нарочно, что ли злил?
– Стоп! – Крикнул Торой, поняв, что сам спровоцировал пустую перебранку и ненужные всплески Силы, напав на Люцию с обвинениями. – Стоп! Мы вообще-то про блюдо говорили!
И он схватил с земли злосчастную тарелку:
– Просто объясни, почему ты молчала? Мы могли бы не убегать, могли бы давно выяснить, что там за ведьма такая и чего приключилось в Гелинвире…
Говорил он уже спокойнее и белый огонёк сам собою погас. Болотный светляк, успокоенный ровным голосом волшебника и некоторой попыткой хозяйки взять себя в руки, тоже растворился в воздухе мерцающими зелёными искрами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151