Маг набросил на похрапывающую даму одеяло, взятое с её же собственного ложа. Чародей очень надеялся, что эта слабая мера спасёт необъятную трактирщицу от опасности замёрзнуть во сне. В результате, укрытая хозяйка таверны стала похожа на бесформенный стог сена, который кому-то вздумалось свалить прямо возле барной стойки.
Плохо знающие Тороя, приняли бы его действия за благотворительность. Остальные, впрочем, тоже. На самом же деле подобная чуткость чародея была продиктована не более чем элементарной предосторожностью. Раз зеркало, которое украли кхалаи, принадлежало хозяйке «Перевёрнутой подковы», значит, очнувшись ото сна, трактирщица сможет хоть что-то о нём рассказать, ну, хотя бы, как оно к ней вообще попало. Где гарантия, что Торою не придётся вернуться в таверну за объяснениями? А раз так, то пусть уж к тому времени Клотильда всё-таки будет жива и не являет собой звенящую от холода глыбу льда.
Закончив с благотворительностью, Торой направился наверх – пора было будить ведьму, облачаться в тёплые одежды, собирать в дорогу провизию и покидать город. Пока же Люция будет возиться с ребёнком, маг побывает на конюшне и выяснит – спят ли лошади в стойле. Скорее всего, именно так оно и окажется, но волшебник до последнего уповал на удачу, очень уж не улыбалась ему перспектива пробираться по глубоким сугробам пешком, таща на закорках Илана.
Ворох одежды, удерживаемый под мышкой, маг бросил на пол у входа в комнату, где спали ведьма и мальчик. Книгу Рогона извлёк из складок хитона и перепрятал во внутренний карман просторного плаща. Прежде чем будить ведьму, Торой хотел закончить ещё одно дело, о котором Люции знать вовсе не следовало. А уж, ради этого дела он мог поступиться даже ценными мгновениями…
Волшебник поспешно проследовал в комнату, которую ещё несколько дней назад снял у Клотильды, ни сном, ни духом не догадываясь о грядущих событиях.
В номере было прибрано, видимо, новый постоялец так и не успел въехать. Маг – не снимая обуви – встал на заправленную стареньким покрывалом кровать, легко подпрыгнул и, зацепившись руками за широкую потолочную балку, подтянулся, окинув быстрым взглядом запылённый брус.
Нож находился там же, где был оставлен хозяином несколько дней назад. Конечно, Люция при всей своей хитрости не могла найти это небольшое уродливое оружие – тайник был безыскусен, и тем самым очень надёжен. Там, где две широкие потолочные балки соединяла металлическая скоба, древесина рассохлась, образовав глубокую трещину, в эту трещину полностью и уместился старинный нож в невзрачных потёртых ножнах. Из трещины была видна только одна из кожаных петель с медной застёжкой, при помощи этой петли оружие крепилось к ноге, аккурат над щиколоткой.
Повиснув на одной руке, волшебник нащупал ножны и, ухватив за петлю, выдернул оружие из тайника, несколько неловко приземлившись на кровать. Тихо выругался и, быстро опустив голенище правого сапога, прикрепил оружие к ноге.
Этот нож, столь трепетно припрятанный, достался Торою, путём блистательной махинации двухлетней давности. В то время уже низложенный, молодой маг смог оказать эльфийскому волшебнику одну неоценимую услугу, в качестве благодарности (или платы, если быть более точным) за которую ему и было передано старинное оружие… Об этой сделке остался, как напоминание, уродливый нож, которому Торой пока не нашёл применения, да припрятанный в кладовых памяти горьковатый, почти осязаемый запах оницы. Последний, кстати, вызывал воспоминания, далёкие от радужных.
Низложенный чародей поправил голенище сапога – ножны даже не чувствовались – и подумал, что, если и была в его жизни бестолковая сделка, принесшая наименьший результат, так это сделка, заключённая два года назад со старым хитрым магом. Начиналось всё так многообещающе, а закончилось…
Торой вышел из номера в мрачный коридор (болотный огонёк покорно поплыл следом, слабо освещая путь). Волшебник поднял с пола взятые в покоях Клотильды вещи и решил, что не станет сейчас размышлять ни о старинном ноже, ни о белых цветах оницы, ни о рыжем локоне. И, тем не менее, разве можно не думать о том, что вызывает целую бурю воспоминаний?
* * *
– Волшебник, я знаю, ты можешь помочь… – дрогнувшим голосом шептал мужчина с молодым лицом и невыразимо древними глазами, – я знаю, это возможно. Так помоги! – Словно в такт шёпоту у его висков качнулись две тонкие каштановые косички, когда эльф перегнулся через грубо сколоченный стол, стараясь приблизиться к своему собеседнику.
Торой сидел в уголке стола. Лицо чародея терялось в тени, на свету оставались только руки, то так, то эдак поворачивающие деревянную кружку с элем.
Низложенный маг сидел и думал о том, как же безысходно зал этой портовой таверны, расположившейся у старого мола, похож на залы десятков, если не сотен, аналогичных заведений в которых ему приходилось жить в последние месяцы. Вот разве что, столики здесь были, как нельзя более удачно изолированы друг от друга скамьями с высокими спинками. Благодаря этому посетители (а они, как вы понимаете, в портовых забегаловках самые разношёрстные) могут спокойно вести разговоры на всевозможные темы. Поэтому-то таверна под названием «Сирена» не пользовалась хорошей репутацией – о чём может договариваться сомнительная публика в такой располагающей ко всякого рода тёмным делишкам атмосфере? Собственно, наверное, именно по этой же причине, в «Сирене» всегда, вне зависимости от времени суток, было многолюдно.
И, вероятно, только тут, в прокуренном и пропахшем морской солью зале, можно было увидеть, как купцы, провозящие контрабандный товар, вполголоса торгуются с покупателями о цене или, как закутанный до самых глаз в бесформенный плащ посетитель о чём-то шепчется с дюжим матросом (рожа последнего, кстати говоря, всегда, как правило, бандитская).
Собственно, происходящее рядом, мало интересовало Тороя. Он сидел над кружкой эльфийского эля и безразлично смотрел, как догорает, истекая воском, свеча. Кстати, вместо подсвечников хозяин таверны наловчился использовать бутылки из-под рома. Дёшево, как говорится, и сердито.
– Волшебник… – Снова лихорадочно, то и дело оглядываясь по сторонам, зашептал эльф, – У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
Низложенный маг с интересом посмотрел в древние, словно бушующий за стенами «Сирены» океан, глаза. На какой-то миг ему показалось, что в них мелькнуло что-то вроде мольбы. Впрочем, это было лишь игрой воображения, усугублённой пляской теней. Потому-то Торой вновь безразлично пожал плечом.
Йонех суетливо помял ладони, хрустнул суставами тонких пальцев, нервно покрутил широкое серебряное кольцо, украшающее мизинец, и продолжил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
Плохо знающие Тороя, приняли бы его действия за благотворительность. Остальные, впрочем, тоже. На самом же деле подобная чуткость чародея была продиктована не более чем элементарной предосторожностью. Раз зеркало, которое украли кхалаи, принадлежало хозяйке «Перевёрнутой подковы», значит, очнувшись ото сна, трактирщица сможет хоть что-то о нём рассказать, ну, хотя бы, как оно к ней вообще попало. Где гарантия, что Торою не придётся вернуться в таверну за объяснениями? А раз так, то пусть уж к тому времени Клотильда всё-таки будет жива и не являет собой звенящую от холода глыбу льда.
Закончив с благотворительностью, Торой направился наверх – пора было будить ведьму, облачаться в тёплые одежды, собирать в дорогу провизию и покидать город. Пока же Люция будет возиться с ребёнком, маг побывает на конюшне и выяснит – спят ли лошади в стойле. Скорее всего, именно так оно и окажется, но волшебник до последнего уповал на удачу, очень уж не улыбалась ему перспектива пробираться по глубоким сугробам пешком, таща на закорках Илана.
Ворох одежды, удерживаемый под мышкой, маг бросил на пол у входа в комнату, где спали ведьма и мальчик. Книгу Рогона извлёк из складок хитона и перепрятал во внутренний карман просторного плаща. Прежде чем будить ведьму, Торой хотел закончить ещё одно дело, о котором Люции знать вовсе не следовало. А уж, ради этого дела он мог поступиться даже ценными мгновениями…
Волшебник поспешно проследовал в комнату, которую ещё несколько дней назад снял у Клотильды, ни сном, ни духом не догадываясь о грядущих событиях.
В номере было прибрано, видимо, новый постоялец так и не успел въехать. Маг – не снимая обуви – встал на заправленную стареньким покрывалом кровать, легко подпрыгнул и, зацепившись руками за широкую потолочную балку, подтянулся, окинув быстрым взглядом запылённый брус.
Нож находился там же, где был оставлен хозяином несколько дней назад. Конечно, Люция при всей своей хитрости не могла найти это небольшое уродливое оружие – тайник был безыскусен, и тем самым очень надёжен. Там, где две широкие потолочные балки соединяла металлическая скоба, древесина рассохлась, образовав глубокую трещину, в эту трещину полностью и уместился старинный нож в невзрачных потёртых ножнах. Из трещины была видна только одна из кожаных петель с медной застёжкой, при помощи этой петли оружие крепилось к ноге, аккурат над щиколоткой.
Повиснув на одной руке, волшебник нащупал ножны и, ухватив за петлю, выдернул оружие из тайника, несколько неловко приземлившись на кровать. Тихо выругался и, быстро опустив голенище правого сапога, прикрепил оружие к ноге.
Этот нож, столь трепетно припрятанный, достался Торою, путём блистательной махинации двухлетней давности. В то время уже низложенный, молодой маг смог оказать эльфийскому волшебнику одну неоценимую услугу, в качестве благодарности (или платы, если быть более точным) за которую ему и было передано старинное оружие… Об этой сделке остался, как напоминание, уродливый нож, которому Торой пока не нашёл применения, да припрятанный в кладовых памяти горьковатый, почти осязаемый запах оницы. Последний, кстати, вызывал воспоминания, далёкие от радужных.
Низложенный чародей поправил голенище сапога – ножны даже не чувствовались – и подумал, что, если и была в его жизни бестолковая сделка, принесшая наименьший результат, так это сделка, заключённая два года назад со старым хитрым магом. Начиналось всё так многообещающе, а закончилось…
Торой вышел из номера в мрачный коридор (болотный огонёк покорно поплыл следом, слабо освещая путь). Волшебник поднял с пола взятые в покоях Клотильды вещи и решил, что не станет сейчас размышлять ни о старинном ноже, ни о белых цветах оницы, ни о рыжем локоне. И, тем не менее, разве можно не думать о том, что вызывает целую бурю воспоминаний?
* * *
– Волшебник, я знаю, ты можешь помочь… – дрогнувшим голосом шептал мужчина с молодым лицом и невыразимо древними глазами, – я знаю, это возможно. Так помоги! – Словно в такт шёпоту у его висков качнулись две тонкие каштановые косички, когда эльф перегнулся через грубо сколоченный стол, стараясь приблизиться к своему собеседнику.
Торой сидел в уголке стола. Лицо чародея терялось в тени, на свету оставались только руки, то так, то эдак поворачивающие деревянную кружку с элем.
Низложенный маг сидел и думал о том, как же безысходно зал этой портовой таверны, расположившейся у старого мола, похож на залы десятков, если не сотен, аналогичных заведений в которых ему приходилось жить в последние месяцы. Вот разве что, столики здесь были, как нельзя более удачно изолированы друг от друга скамьями с высокими спинками. Благодаря этому посетители (а они, как вы понимаете, в портовых забегаловках самые разношёрстные) могут спокойно вести разговоры на всевозможные темы. Поэтому-то таверна под названием «Сирена» не пользовалась хорошей репутацией – о чём может договариваться сомнительная публика в такой располагающей ко всякого рода тёмным делишкам атмосфере? Собственно, наверное, именно по этой же причине, в «Сирене» всегда, вне зависимости от времени суток, было многолюдно.
И, вероятно, только тут, в прокуренном и пропахшем морской солью зале, можно было увидеть, как купцы, провозящие контрабандный товар, вполголоса торгуются с покупателями о цене или, как закутанный до самых глаз в бесформенный плащ посетитель о чём-то шепчется с дюжим матросом (рожа последнего, кстати говоря, всегда, как правило, бандитская).
Собственно, происходящее рядом, мало интересовало Тороя. Он сидел над кружкой эльфийского эля и безразлично смотрел, как догорает, истекая воском, свеча. Кстати, вместо подсвечников хозяин таверны наловчился использовать бутылки из-под рома. Дёшево, как говорится, и сердито.
– Волшебник… – Снова лихорадочно, то и дело оглядываясь по сторонам, зашептал эльф, – У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
Низложенный маг с интересом посмотрел в древние, словно бушующий за стенами «Сирены» океан, глаза. На какой-то миг ему показалось, что в них мелькнуло что-то вроде мольбы. Впрочем, это было лишь игрой воображения, усугублённой пляской теней. Потому-то Торой вновь безразлично пожал плечом.
Йонех суетливо помял ладони, хрустнул суставами тонких пальцев, нервно покрутил широкое серебряное кольцо, украшающее мизинец, и продолжил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151