– Отлично. Так и стой. Это на тот случай, если он вдруг дёрнется во сне. – Торой ногой придвинул к креслу табурет и уселся аккурат напротив рисовальщика, – Так что, если дёрнется, не пугайся, он спит очень крепко и не видит снов, любые судороги – лишь отзыв тела на то или иное воспоминание.
Маг подумал и закончил:
– Ну, а если дёрнусь я… Значит плохи наши дела.
Ведьма испуганно открыла рот, чтобы отговорить волшебника от опрометчивого поступка, но чародей лишь махнул рукой и раздражённо пробормотал себе под нос:
– Эх, давно я этого не делал…
Торой закрыл глаза и посмотрел на Элукса внутренним взором. Странно, а он-то принял мальчишку за мага-подмастерье, на самом же деле – ни малейшего следа способностей к волшебству – самый обычный человек. Что он делает в Гелинвире? Волшебник осторожно, едва ли не ласково коснулся рассудка паренька. Сознание, некогда имевшее радостный оранжевый цвет (его яркие сполохи нет-нет да высверкивались над головой рисовальщика), теперь стало грязно-охристым, мутным, словно стухшая вода. Прогнав бегущие по телу мурашки, Торой сделал глубокий вдох и шагнул в это полусумасшедшее чужое «я». Разум Элукса болезненно вздрогнул и, ведомый инстинктом, попытался отпрянуть. Не вышло. Чужак легко проник в самые сокровенные мысли, слился с ними и перестал чувствоваться как незваный пришлец.
В этот раз (в отличие от битвы с аметистовой ведьмой) чародей выбрал в качестве прообраза вовсе не двери – с врагом подобная бесцеремонность вполне оправдывала себя, ведь растерянность, вызванная неожиданной болью, помогала уверенно водвориться в чужом сознании, но Торою сейчас требовалось вовсе не это. Он не хотел водворяться и причинять Элуксу боль, лишь подглядеть за последними днями жизни рисовальщика. А подглядеть можно и в окна.
Маг и вздохнуть не успел, как оказался в самолично выдуманном (надо сказать наспех) длинном коридоре. Поскольку Торой не утруждался измысливанием деталей, коридор получился бесконечным, теряющимся во мраке, лишённым каких бы то ни было эстетических прикрас – неровные каменные стены, безликий пол, а потолка и вовсе не намечалось – лишь непроглядная тьма наверху. Зачем он нужен – потолок? В кривых мрачных стенах тоскливо бликовали грязными стёклами окна. Даже выдуманный волшебником коридор не скрывал царящих в сознании Элукса неразберихи и хаоса – в затянутых паутиной окнах то и дело мелькали смутные образы недавних (и очень далёких) воспоминаний. Чаще образы были размытыми и нечёткими – именно такие наполняют сознание сумасшедших, рассудок которых непременно искажает и не удерживает надолго то или иное событие. Иногда (в таком случае образ получался более чётким и понятным) в окне мелькало нечто давнее, из той жизни, когда Элукс ещё не увяз в болоте безумия.
Так, например, Торой увидел всамделишную деревенскую улицу, по которой хилого мальчонку лет пятнадцати таскал за вихры дюжий мужик. Воздух вокруг паренька и его мучителя вспыхивал тревожными красками страха, боли и унижения. Но, вот к мужику подошёл некто низкорослый, в мантии мага. Ага, стало быть, гном… Ну, если гном, то одно из трёх – либо краснодеревщик Лун, либо оружейник Шаха, либо художник Айе.
Вот гном повернулся лицом. Айе. Значит, Элукс действительно рисовальщик… Но почему гном взялся учить человека, неспособного к волшебству? Какой в этом смысл? Да и зачем везти неумёху от чародейства в Гелинвир? Не найдя ответа ни на один из вопросов, Торой перешёл к следующему окну – дожидаться, чем закончится встреча гнома и маленького забитого рисовальщика не имело никакого смысла.
Однако у второго окна (пыльного и мутного) не открылось ничего интересного. Обычные ученические будни – холсты, краски, эскизы (правда, потрясающей красоты и мастерства), кисти, угольные карандаши. А вот в следующем…
Торой вжался пылающим лбом в грязное стекло и застонал. Ничего страшнее он ещё не видел. Нашли, называется, надёжное убежище в Гелинвире…
* * *
Люция, которая, как ей казалось, вот уже битый час топталась за спинкой кресла, удерживая безвольную и заметно отяжелевшую голову спящего Элукса, подпрыгнула от ужаса – волшебник дёрнулся на своём табурете и судорожно вздохнул. Причём ведьма могла поклясться – в этом судорожном вздохе звучал неподдельный ужас. Совершенно струхнув, девушка ещё сильнее стиснула голову рисовальщика, бормоча про себя старинное заклятие к Духам Древнего Леса, прося их о заступничестве и вспомоществовании. И духи услышали!
Торой резво, словно ему прописали хорошего пинка, вскочил с табурета и, хватая ртом воздух, осел на пол. Создавалось впечатление, будто он не из чужого сознания вышел, а вынырнул из водной пучины, причём едва живым. Несколько секунд, скрючившись на корточках, маг молчал – восстанавливал сбившееся дыхание – а потом поднял на свою спутницу совершенно дикое лицо.
– Люция. – Хрипло выдавил чародей. – Ты даже не представляешь, что здесь произошло…
Девушка передёрнулась – так жутко прозвучал осипший голос Тороя – и обречённо сказала:
– Ну, рассказывай что ли. – Она предпочитала не паниковать раньше времени, мужчины, как известно, любят сгущать краски – только волю дай.
Однако прежде, чем что-либо поведать, волшебник указательным пальцем коснулся переносицы Элукса. Слабое мерцание осенило страдальческое лицо мальчишки. И едва погас переливчатый сполох Силы как осунувшийся рисовальщик преобразился – пропали мученические складки в уголках губ, разгладился лоб, и дыхание стало спокойным, почти неслышным. Теперь паренёк казался самым обычным ребёнком, ну, разве что только выглядел по-прежнему младше своих лет.
– Этот мальчик уже никогда не будет прежним. – Тихо произнёс Торой. – Его рассудок не излечить никаким волшебством, я могу лишь немного облегчить его мучения крепким сном.
Ведьма судорожно сглотнула – с некоторых пор она верила в Силу своего волшебника едва ли не больше, чем в Духов Древнего Леса, и уж коли он говорил, что мальчик навсегда останется блаженным… Значит у Элукса и впрямь нет никаких шансов обрести здравый рассудок. Впрочем, даже не это ужаснуло девушку, её напугало другое – мысль о том, что же должно было случиться в магической столице, чего не выдержал разум очевидца?
– Торой, – взмолилась колдунка, – Да говори ж ты толком, что здесь произошло, я и так едва жива от страха!
Собственно и волшебника при одном воспоминании о произошедшем в Гелинвире охватывала буквально животная паника. Вся хвалёная сдержанность развеивалась без следа.
– Понимаешь, Люция, все маги и чародеи Гелинвира, – начал свой рассказ Торой, – умерли оттого, что кто-то стремительно вытянул из них Силу…
Ведьма захлопала глазами и уточнила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151