ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Не обращаясь ко мне, отец заговорил со слугой:
- Он будет рубить дрова целый день. Ему разрешено сделать три перерыва, чтобы выпить воды. Никакой еды. Вечером ты должен привести его сюда. Это все.
Мужчина удивленно нахмурился.
- И это все, что я должен делать? Следить за ним, чтобы он рубил дрова, пил не больше трех раз за день и ничего не ел?
- Если это не слишком тяжелая для тебя работа, Нарл, - ровным тоном ответил отец.
Слуга сердито посмотрел на него.
- Я могу это сделать. Просто мне казалось, что вы хотели, чтобы я делал что-то еще.
- Нет. Это все.
Отец развернулся на каблуках и вышел из комнаты. Я натянул сапоги и встал.
- Ну, пойдем колоть дрова, - предложил я.
Мужчина нахмурился еще сильнее, так что его лоб вспух гребнями морщин.
- Ты хочешь идти? Мне не придется заставлять тебя силой и все такое?
- Уверяю тебя, я так же мечтаю это сделать, как и мой отец. Пойдем.
- Он твой отец?
Я оставил попытки объясниться с Нарлом.
- Я иду вниз на улицу рубить дрова, - сообщил я ему и вышел, и он последовал за мной, как послушная собака.
Я колол дрова целый день. Никто со мной не заговаривал и не обращал на меня внимания. Один раз сержант Дюрил прошел мимо, но снова исчез. Я подозревал, что у него есть для меня какие-то новости, но не хотел обращаться к нему в присутствии охранника. На моих ладонях появились, а потом лопнули мозоли затем начала слезать кожа. Я помнил, что могу попросить воды лишь трижды, и поэтому ждал, пока мое тело ее не потребует, а потом пил от души. Должно быть, отец не дал указаний насчет количества дозволенной мне воды.
Видимо, охранять меня было скучным делом. Нарл сидел на куске бревна и наблюдал за мной. На нем была шляпа с вислыми полями, и, когда тень от дровяного сарая двигалась, он перетаскивал бревно так, чтобы оставаться под ее защитой. Рубить мне в основном приходилось тощие жерди, с которыми я разделывался одним ударом, или длинные тяжелые бревна, выловленные из реки.
В конце дня Нарл отвел меня назад в мою комнату. Входя, я заметил, что снаружи к моей двери приделали большой засов. Значит, меня будут запирать на ночь, чтобы я не устраивал полуночные набеги на кухню. Спасибо, отец. В комнате было душно, окно накрепко закрыто снаружи. Мой отец не оставил мне возможности даже выпрыгнуть из окна в сад. Я отчетливо представлял себе, что такой прыжок сделал бы с моими коленями и лодыжками.
Мой страж закрыл за мной дверь. Я сел на кровать, прислушиваясь к звукам в коридоре и полагая, что он задвинет засов, однако до меня донеслись лишь его удаляющиеся шаги. Служанка долила воды в кувшин, а еще я с отвращением увидел, что мне принесли ночной горшок. Я обрадовался воде для умывания, хотя предпочел бы принять ванну или искупаться на отмели.
Довольно скоро на лестнице раздались новые шаги. Я услышал стук в дверь и, открыв ее, увидел на пороге отца с подносом, накрытым полотенцем. На меня он не смотрел. Думаю, даже ему было неловко от того, что он со мной делал.
- Твоя еда, - объявил он, как будто я мог по ошибке принять ее за что-то другое.
Я почувствовал запах мяса, и мой рот тут же наполнился слюной. Голод, на который я до определенной степени мог не обращать внимания в отсутствие еды, становился одержимостью, когда я видел или чуял ее. Я был рад, что отец поставил свою ношу на стол, не открыв. Я опасался, что, увидев содержимое подноса, не смог бы сосредоточиться на его словах.
- Надеюсь, ты понимаешь, что я делаю это ради тебя, Невар, - сдержанно проговорил он. - Доверься мне, и обещаю, что к концу недели одежда будет висеть на тебе, как на вешалке. Я докажу тебе, что твой жир является последствием твоей жадности, а не какого-то «магического заклинания».
- Сэр, - сказал я, подтверждая, что слышал его слова, но не выражая своего о них мнения.
Он счел это грубостью и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. На этот раз я услышал звук задвигаемого засова. Прекрасно. Не теряя попусту времени, я приступил к ужину.
По-своему он был справедлив. Думаю, он мог посадить меня на хлеб и воду. Вместо этого я получил понемногу всего, что ела наша семья внизу, в столовой, даже полбокала вина. Полотенце, которым был накрыт поднос, стало моей салфеткой. Я не позволил себе съесть ни кусочка, пока не разделил всю еду на тарелке на тщательно отмеренные крошечные порции. Затем начал есть так, словно каждый кусок был последним, наслаждаясь вкусом в попытке утолить голод небольшим объемом пищи. Я нарезал мясо так тонко, что оно превратилось в пучки волокон, и держал их во рту, пока не пропадал аромат. Бобы я ел по одному, выдавливая нежную мякоть из кожуры и наслаждаясь тем, какие они разные. Я бесконечно жевал хлеб, с восхищением обнаружив, что каждый его маленький ломтик становится сладким, если долго лежит на языке.
Отец, видимо, из чувства справедливости принес мне крошечную порцию сладкого пудинга с тремя вишенками. Его я разделил на такие маленькие части, что они не цеплялись на вилку. Обращал ли я раньше внимание на резкий контраст между сладким и кислым, понимал ли, какие части моего языка сообщают о различных вкусах? Мои лишения вдруг стали для меня упражнением в осознании собственных ощущений.
Когда я дочиста выскреб тарелку, я с наслаждением приступил к вину. Я смочил им губы, затем провел по ним языком. Вдохнул аромат и каплю за каплей выпил вино. Трапеза, которая в Академии продолжалась бы пару минут, заняла у меня больше часа в одиночестве моей комнаты.
Впрочем, не стоит обманываться, утолить голод мне не удалось. Он разинул пасть и ревел внутри меня, требуя большего. Если бы в моей комнате было что-нибудь хоть отдаленно съедобное, я бы это съел. Я мечтал о больших порциях, которые мог бы с наслаждением отправлять в рот. Если бы я позволил себе думать о своем голоде, я бы, наверное, сошел с ума. Но я напомнил себе, что, когда я путешествовал с Девара, мне приходилось довольствоваться гораздо меньшим, я страдал, но от голода не умер. Я поставил тарелки на поднос, накрыл их салфеткой и взялся за забытые учебники.
Я решил сделать по уроку из каждой книги и упрямо выполнил все, что наметил. Прочитал главу и сделал записи по гернийской военной истории, изучил раздел по математике, решил все упражнения и тщательно проверил все ответы. Затем перевел с варнийского несколько страниц из «Военного искусства» Беллока.
Закончив, я достал свой дневник и подробно и честно записал в него все, что происходило в этот день. Потом погасил лампу и лег спать в своей душной, тесной комнатке.
На следующее утро я уже встал и оделся, когда мой охранник отпер дверь. В этот день мне пришлось побелить несколько строений. Работа была не тяжелой, но бесконечной. Плечи у меня болели, а ободранные ладони отказывались держать кисть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212