Выходим завтра.
— Все равно это глупость, — не преминул вставить Хансен.
— Ну так и нечего тогда тащиться за мной! Как будто если глупость делают трое вместо одного, она перестает быть глупостью… Давайте спать. Если уж мы решили идти, то надо отдохнуть перед дорогой.
— Дельная мысль, — заметил гном и, первым подавая пример, накрылся с головой одеялом и отвернулся к стене. — Только не вздумайте уйти и бросить меня здесь, — глухо донеслось из-под одеяла. — Предупреждаю: сон у меня чуткий.
Вскоре он захрапел.
Приятели подбросили дров в огонь и тоже стали укладываться спать. Однако сон не шел. Через некоторое время Жуга уселся, потянулся за водой. Напился, собрал волосы в горсть, да так и задумался о чем-то с флягой в руке. Хансен некоторое время неодобрительно глядел на него, потом тоже сел.
— Идешь вразнос, Жуга, — с тревогой в голосе сказал он. — Расшатываешь себя, как гвоздь в доске. Далеко ль до беды.
— Хансен, перестань, — отмахнулся тот. — Без доски нам не выиграть, а меч… Мне без него нельзя. — Он снова отхлебнул воды. — Пока нельзя.
— Это безрассудство, Лис. Безрассудство и гибель.
— Насрать, — травник плюнул в костер.
— Терпение — вот чего тебе не хватает, — вздохнул Хансен. — Помнишь наш разговор на скале? Ты еще спросил, когда же мы начнем учебу. Уже в то время мне это было ясно, и я просил тебя не торопиться. Смотреть на волны — это тоже надо уметь.
— Смотреть на волны, — пробормотал Жуга. — Да…
Из-под одеяла торчала косматая, со вздувшимся рубцом макушка маленького гнома. Травник некоторое время задумчиво созерцал ее, потом перевел взгляд на валявшуюся рядом миску из-под каши и усмехнулся.
— Нет, ты только посмотри, — сказал он. — Еще позавчера этот двараг лежал пластом и дышал через раз, а сегодня каши стрескал целый котелок. Если б сам не видел, в жизни б не поверил.
— Vis mediatrix naturae, — невозмутимо пожав плечами, сказал Хансен и тут же, не дожидаясь вопроса, перевел: — «Целительная сила природы». Хотя немного полечиться ему бы не мешало. Три дня полного поста не красят человека. То есть, я хотел сказать — гнома.
— Что верно, то верно… Однако же, какой рубец! Хоть рашпилем его скобли.
Он помолчал, потеребил отросшую рыжую бороду. Потряс головой.
— И как же это я его не раскусил?
— Кого?
— Ашедука. Думал, если он мне доверился, то он мне друг, и опять перепутал откровенность с честностью. Ведь знал же, что нельзя им доверять! Гнилой они все-таки народец, эти гномы. Прокати по столу золотой — верный способ проснутся с ножом в брюхе.
— Этот меч, — спросил вдруг Хансен, — почему он так опасен?
— Он не то, чтобы опасен, — рассеянно ответил Жуга, — он просто — оружие. Очень хорошее оружие. Жаль было б потерять. А уж кому он служит — дело десятое. Это Золтан подстроил, чтобы он попал ко мне. А началось все года полтора тому назад, когда в корчме в Маргене зарезали боярского сынка. Тогда же я и с Орге познакомился.
— Расскажи.
— Да долго.
— Все равно рассказывай, я должен знать.
В молчании Хансен выслушал рассказ о том, как меч попал к травнику, и как они вместе с Золтаном и Бертольдом Шварцем подорвали цитадель дварагов, а точней — плотину в этой цитадели.
— Ах, так это, стало быть, и есть тот самый Хриз, — пробормотал он. — Золтан говорил мне об этом, но я не думала… не думал, что это был ты. Черт, оказывается, я многого не знала… То есть — не знал.
— Да брось ты извиняться, — отмахнулся травник. — Я давно уже не замечаю твоих оговорок.
— Но при других-то мне нельзя ошибаться. А скажи-ка, та девушка — Линора, кажется — что связывало вас?
— Вряд ли тебе нужно это знать. Хотя… какая разница теперь?
Слово за слово Жуга вновь принялся вспоминать, перескакивая с места на место. События чередовались в полном беспорядке, Хансен часто переспрашивал, и в итоге вся история, рассказанная травником, растянулась чуть ли не на час. Закончив, травник вновь подбросил дров в огонь и потянулся за котелком.
— Все равно сидим, — сказал он. — Хотя б поесть на утро сготовим.
— Поспал бы лучше.
— А, — неловко отмахнулся тот. — Уж если на меня нашло, все равно не усну. Уж я-то себя знаю.
Он потер грудь, где раскаленный пламенем янтарь навек впечатал в кожу солнечный безглавый крест. След был едва заметен, и вместе с тем — вполне отчетлив. Жуга перехватил взгляд Хансена, потупился и затянул завязки ворота.
— Вот, выжгло, — буркнул он, не глядя Хансену глаза. — Когда в костре плясал там с этим… С Черным.
— Да, — сказал, помедлив, Хансен. — Может быть, теперь я лучше понимаю, что ты чувствуешь. На самом деле интересно, что бы было, если б ты остался у себя в горах, женился на той, на первой… Но посмотреть уже нельзя.
На первой? Ты о чем? А, Мара… Странно, — Жуга задумался. — Я вспоминаю о ней, как о чем-то далеком-далеком. Вроде, было, а на деле будто не было. А ведь я думал, что любил ее. А выходит, что нет? Иначе, как же все другие — Зерги, Аннабель?..
— Вечной любви не бывает. Просто иногда жизнь кончается раньше, чем любовь. Есть прошлое и прошлое. Не надо их путать.
— Не понимаю… В чем разница?
— Одно можно вспоминать, но нельзя вернуть. Другое — можно вернуть, но нельзя вспоминать.
— Однако… — травник казался ошарашенным. — Может, и так, — задумался он. — Но толку мало. Все равно скребется в душе что-то. Будто ноет. Не могу забыть. И больно.
— Зудит — значит, заживает, — кивнул Хансен. — Выкарабкаешься.
— Ты думаешь?
Хансен кивнул:
— Vis mediatrix naturae.
До утра Жуга не спал и грыз ногти, и когда с рассветом вышли в путь, по своему обыкновению не сказал ни слова никому о том, что было ночью. Лишь едва заметные круги темнели под глазами, словно от удара — от бессонницы и давящей усталости последних дней. И все.
И больше — ничего.
Дождь и оттепель ударили внезапно, обнажив облизанные ветром камни и пожухлую траву. Зеленые подушки мха оттаяли и брызгали водой, когда по ним ступали. То была земля неплодородная, скупая и ранимая, но все, что здесь росло, имело жуткую, невероятную способность жить. Приземистая цепкая растительность мгновенно «слизывала» с обуви любую смазку; ноги тотчас же промокли.
Вскоре стали попадаться горы; небольшие, они вырастали из тумана внезапно, и каждый раз сердца путешественников невольно замирали при мысли: а вдруг это и есть их цель? Орге сразу начинал всех радостно подбадривать и пер вперед, как будто бы и не ему на днях чуть не пробили голову. Но всякий раз их ожидало разочарование. Дорога поглотила целый день и половину следующего, пока перед троими путниками в белесых облаках не замаячила большая черная гора с обрезанной вершиной — Снайфедльс.
— Чтоб я сгорел, — Орге остановился, сдвинул капюшон и прищурился из-под ладони. — Вот он, Черный Клык! Выходит, правильно мы шли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
— Все равно это глупость, — не преминул вставить Хансен.
— Ну так и нечего тогда тащиться за мной! Как будто если глупость делают трое вместо одного, она перестает быть глупостью… Давайте спать. Если уж мы решили идти, то надо отдохнуть перед дорогой.
— Дельная мысль, — заметил гном и, первым подавая пример, накрылся с головой одеялом и отвернулся к стене. — Только не вздумайте уйти и бросить меня здесь, — глухо донеслось из-под одеяла. — Предупреждаю: сон у меня чуткий.
Вскоре он захрапел.
Приятели подбросили дров в огонь и тоже стали укладываться спать. Однако сон не шел. Через некоторое время Жуга уселся, потянулся за водой. Напился, собрал волосы в горсть, да так и задумался о чем-то с флягой в руке. Хансен некоторое время неодобрительно глядел на него, потом тоже сел.
— Идешь вразнос, Жуга, — с тревогой в голосе сказал он. — Расшатываешь себя, как гвоздь в доске. Далеко ль до беды.
— Хансен, перестань, — отмахнулся тот. — Без доски нам не выиграть, а меч… Мне без него нельзя. — Он снова отхлебнул воды. — Пока нельзя.
— Это безрассудство, Лис. Безрассудство и гибель.
— Насрать, — травник плюнул в костер.
— Терпение — вот чего тебе не хватает, — вздохнул Хансен. — Помнишь наш разговор на скале? Ты еще спросил, когда же мы начнем учебу. Уже в то время мне это было ясно, и я просил тебя не торопиться. Смотреть на волны — это тоже надо уметь.
— Смотреть на волны, — пробормотал Жуга. — Да…
Из-под одеяла торчала косматая, со вздувшимся рубцом макушка маленького гнома. Травник некоторое время задумчиво созерцал ее, потом перевел взгляд на валявшуюся рядом миску из-под каши и усмехнулся.
— Нет, ты только посмотри, — сказал он. — Еще позавчера этот двараг лежал пластом и дышал через раз, а сегодня каши стрескал целый котелок. Если б сам не видел, в жизни б не поверил.
— Vis mediatrix naturae, — невозмутимо пожав плечами, сказал Хансен и тут же, не дожидаясь вопроса, перевел: — «Целительная сила природы». Хотя немного полечиться ему бы не мешало. Три дня полного поста не красят человека. То есть, я хотел сказать — гнома.
— Что верно, то верно… Однако же, какой рубец! Хоть рашпилем его скобли.
Он помолчал, потеребил отросшую рыжую бороду. Потряс головой.
— И как же это я его не раскусил?
— Кого?
— Ашедука. Думал, если он мне доверился, то он мне друг, и опять перепутал откровенность с честностью. Ведь знал же, что нельзя им доверять! Гнилой они все-таки народец, эти гномы. Прокати по столу золотой — верный способ проснутся с ножом в брюхе.
— Этот меч, — спросил вдруг Хансен, — почему он так опасен?
— Он не то, чтобы опасен, — рассеянно ответил Жуга, — он просто — оружие. Очень хорошее оружие. Жаль было б потерять. А уж кому он служит — дело десятое. Это Золтан подстроил, чтобы он попал ко мне. А началось все года полтора тому назад, когда в корчме в Маргене зарезали боярского сынка. Тогда же я и с Орге познакомился.
— Расскажи.
— Да долго.
— Все равно рассказывай, я должен знать.
В молчании Хансен выслушал рассказ о том, как меч попал к травнику, и как они вместе с Золтаном и Бертольдом Шварцем подорвали цитадель дварагов, а точней — плотину в этой цитадели.
— Ах, так это, стало быть, и есть тот самый Хриз, — пробормотал он. — Золтан говорил мне об этом, но я не думала… не думал, что это был ты. Черт, оказывается, я многого не знала… То есть — не знал.
— Да брось ты извиняться, — отмахнулся травник. — Я давно уже не замечаю твоих оговорок.
— Но при других-то мне нельзя ошибаться. А скажи-ка, та девушка — Линора, кажется — что связывало вас?
— Вряд ли тебе нужно это знать. Хотя… какая разница теперь?
Слово за слово Жуга вновь принялся вспоминать, перескакивая с места на место. События чередовались в полном беспорядке, Хансен часто переспрашивал, и в итоге вся история, рассказанная травником, растянулась чуть ли не на час. Закончив, травник вновь подбросил дров в огонь и потянулся за котелком.
— Все равно сидим, — сказал он. — Хотя б поесть на утро сготовим.
— Поспал бы лучше.
— А, — неловко отмахнулся тот. — Уж если на меня нашло, все равно не усну. Уж я-то себя знаю.
Он потер грудь, где раскаленный пламенем янтарь навек впечатал в кожу солнечный безглавый крест. След был едва заметен, и вместе с тем — вполне отчетлив. Жуга перехватил взгляд Хансена, потупился и затянул завязки ворота.
— Вот, выжгло, — буркнул он, не глядя Хансену глаза. — Когда в костре плясал там с этим… С Черным.
— Да, — сказал, помедлив, Хансен. — Может быть, теперь я лучше понимаю, что ты чувствуешь. На самом деле интересно, что бы было, если б ты остался у себя в горах, женился на той, на первой… Но посмотреть уже нельзя.
На первой? Ты о чем? А, Мара… Странно, — Жуга задумался. — Я вспоминаю о ней, как о чем-то далеком-далеком. Вроде, было, а на деле будто не было. А ведь я думал, что любил ее. А выходит, что нет? Иначе, как же все другие — Зерги, Аннабель?..
— Вечной любви не бывает. Просто иногда жизнь кончается раньше, чем любовь. Есть прошлое и прошлое. Не надо их путать.
— Не понимаю… В чем разница?
— Одно можно вспоминать, но нельзя вернуть. Другое — можно вернуть, но нельзя вспоминать.
— Однако… — травник казался ошарашенным. — Может, и так, — задумался он. — Но толку мало. Все равно скребется в душе что-то. Будто ноет. Не могу забыть. И больно.
— Зудит — значит, заживает, — кивнул Хансен. — Выкарабкаешься.
— Ты думаешь?
Хансен кивнул:
— Vis mediatrix naturae.
До утра Жуга не спал и грыз ногти, и когда с рассветом вышли в путь, по своему обыкновению не сказал ни слова никому о том, что было ночью. Лишь едва заметные круги темнели под глазами, словно от удара — от бессонницы и давящей усталости последних дней. И все.
И больше — ничего.
Дождь и оттепель ударили внезапно, обнажив облизанные ветром камни и пожухлую траву. Зеленые подушки мха оттаяли и брызгали водой, когда по ним ступали. То была земля неплодородная, скупая и ранимая, но все, что здесь росло, имело жуткую, невероятную способность жить. Приземистая цепкая растительность мгновенно «слизывала» с обуви любую смазку; ноги тотчас же промокли.
Вскоре стали попадаться горы; небольшие, они вырастали из тумана внезапно, и каждый раз сердца путешественников невольно замирали при мысли: а вдруг это и есть их цель? Орге сразу начинал всех радостно подбадривать и пер вперед, как будто бы и не ему на днях чуть не пробили голову. Но всякий раз их ожидало разочарование. Дорога поглотила целый день и половину следующего, пока перед троими путниками в белесых облаках не замаячила большая черная гора с обрезанной вершиной — Снайфедльс.
— Чтоб я сгорел, — Орге остановился, сдвинул капюшон и прищурился из-под ладони. — Вот он, Черный Клык! Выходит, правильно мы шли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171