Их было десять или двадцать, и движения их были так легки и грациозны, что сердце травника невольно застучало чаще и сильнее, наполняясь удивлением и восторгом.
— Видал? — Яльмар весело осклабился. — На суше ты такого не увидишь!
Травник ухватился за борт корабля. Вдруг почему-то закружилась голова.
— Они всегда могут плыть так быстро?
— Шутишь? Обычно они плывут вдвое быстрее, а сейчас они просто играются. Наш кнорр для них — ничто. Игрушка, тихоход.
— Ты говорил, что вы охотились на них. Но как же можно убивать… такое?
— Да брось ты, — отмахнулся Яльмар, — это же просто рыбы.
— Нарвалы не рыбы, — бесцветным голосом сказал Кай. — У них гладкая шкура и теплая кровь.
Травник вздрогнул — это были первые его слова за три дня полного молчания. Однако продолжения не последовало, Кай умолк.
— Ну не рыбы, так все едино звери, — кивнул Яльмар. — Какая разница? Не намного красивее оленя. Жрать захочешь, так еще не то сделаешь.
Нарвалы провожали судно с полчаса, затем ушли на глубину и больше не вернулись, лишь далеко на востоке Жуга различил мелькающие на поверхности тела. Впервые травник вспомнил про Эйнара: если дельфины хоть немного походили на этих единорогов, не было ничего удивительного в том, что маг захотел стать одним из них.
Кай тоже провожал их задумчивым взглядом. Жуга помедлил и нерешительно шагнул к нему.
Остановился.
Он чувствовал, что что-то неправильно. Что-то ужасающе неправильно. Чувствовал, но не мог понять, что и почему. Вдруг вспомнились слова Гертруды: «Я вижу, что случилось, но это не значит, что я понимаю».
«Он мой враг, — подумал травник, глядя на его прямую как струна, обтянутую черной курткой спину. — Он лис, и он на стороне врага. Но ведь я знаю, что он хочет мне добра. И этим причиняет боль. Себе и мне. Я тоже хотел как лучше, а сделал все не так… Как это может быть? Зачем? Мы управляем этой чертовой игрой или игра играет нами? Умный игрок заботится о своих фигурах… А не умный? Мы можем попробовать разломать доску, можем настучать Рику по башке или что-то в этом роде, но наверное это уже ничего не изменит. Игра это не фишки, не фигурки, это уже мы. Что же сказать, чтоб все исправить? Слово, яд и пламя, я опять не знаю нужных слов! Как свист — движенье воздуха, как и слова — движенье мысли, Герта была права… Проклятие, что за наважденье! — я уже думаю о ней так, будто она умерла!»
— Чего ты пялишься мне в спину, словно ворон? — внезапно и не оборачиваясь, глухо бросил Кай. Жуга вздрогнул — он никак не ожидал, что тот угадает его приближение. Сглотнул.
— Ты… теперь совсем не хочешь со мной говорить?
Кай не ответил. Молчание затягивалось. Жуга почувствовал, что должен что-то сделать, должен его как-то поддержать, дать понять, что он не брошен, не один. Он подошел ближе, ободряюще положил ему руку на плечо. Тот обернулся резко и порывисто. В посадке головы, в том, как сверкнули глаза из-под короткой челки, проглянула прежняя Герта.
Проглянула и тут же исчезла.
— Нам надо поговорить.
— Нам не надо говорить, — буркнул тот. Жуга всмотрелся в его глаза.
— Что происходит, Кай? Зачем ты замыкаешься в себе? Я сделал плохо?
Тот долго молчал, прежде чем ответить.
— Я… Нет, не в этом дело, — он бестолково повел руками. — Я должен разобраться. Понять, что со мной. Видишь ли, все это так нелепо. Я не могу понять, что происходит. Иногда я чувствую себя так, словно спрятался или надел маску. А иногда — как будто наоборот, снял ее.
— Послушай, Герта…
— Не называй меня так! — Кай сжал кулаки, лицо его исказилось, как от боли. Казалось, он сейчас расплачется. — Не надо. Я… Извини, я не хочу сейчас об этом говорить.
Жуга нахмурился.
— Мне кажется, я понимаю тебя. Мне тоже когда-то приходилось забывать свое имя. Это… — он задумался, подбирая слово. — Это странно. Да, это странно. Но к этому можно привыкнуть.
— Дело не в имени.
— А в чем?
— Не знаю, в чем! Я чувствую себя так, как будто я на острие ножа. Каждый шаг режет ноги.
— Так спрыгни!
Кай поднял голову. В глазах его была печаль.
— Куда? На другой нож?
Он отошел и сел прямо на палубу, у мачты. Жуга поразмыслил и решил его не беспокоить. Возможно, Кай и в самом деле был способен разобраться во всем сам. Как бы то ни было, он был прав — говорить об этом пока не стоило.
Пока не стоило.
Жуга вздохнул и направился к Тилу.
Маленький эльф сидел на носу корабля, поджавши ноги и глядя на доску. Волосы мальчишки отросли, но Тил не стал их стричь, а вместо этого разжился ремешком и повязал его на голову. На щеках его играл легкий румянец, в остальном же он оставался прежним. Жуга опять подивился его стойкости к холодам — ветер пробирал насквозь, на Телли же была лишь легкая рубашка из тонко выделанной желтоватой кожи и штаны. Дракошка, как всегда, расположился рядом.
— Поговорил? — спросил, не оборачиваясь, Тил.
Жуга со свистом втянул воздух и покачал головой.
— Значит, поговорил, — кивнул тот. Посмотрел на травника. — Зря ты так. Не торопи коней, дай ей прийти в себя.
— Ей? — Жуга опешил. — Кому это «ей»?
— Ну как, кому, — Тил прищурился. — Герте. Или я не прав?
— Яд и пламя, как ты… — травник умолк и сжал кулаки. — Вильям разболтал? Поколочу мерзавца! Ведь просил же…
— Брось, — отмахнулся тот. Откинулся спиною к борту кнорра и забросил ногу на ногу. — Вильям тут не при чем, на этот счет он нем, как рыба. Неужели ты и вправду думал, что тряпки не позволят мне разглядеть его суть? У эльфов мальчики и девочки воспитываются одинаково, на равных. Мы не стремимся обмануть природу, это ваша, людская черта.
— И давно ты догадался?
— С тех пор, как начал вспоминать.
Жуга хлопнул себя по коленкам. Тряхнул головой.
— Ну что тут будешь делать! Вы всегда все знаете лучше меня.
— Ну, положим, не всегда и не все, — усмехнулся тот. — Но кое-что и вправду знаем. А вот тебе не мешало бы иногда спросить совета. Вот как сейчас, например.
— О чем ты?
— Ни о чем, — вдруг с неожиданной резкостью огрызнулся Тил. — Как будто не видишь, что ты натворил.
— А что я натворил?
Черные эльфийские глаза, казалось, прожигали насквозь.
— Ты заставил его раздвоиться. Кем бы он ни был раньше, он был единым, целым. Он был сам собой. Пусть это было и неправильно, но он по-другому не умел. И не хотел уметь. И он цепляется за это. Ты заметил, как он дернулся, когда ты до него дотронулся? Представь, что для девушки означает, когда к ней кто-то прикасается. Ты б его еще за руку взял… Он все еще Гертруда и потому воспринимает мир как женщина. Он еще не понял, что можно называться как угодно, суть от этого не меняется. Чем все это кончится, не знаю. И это теперь тоже играет против нас.
Слова падали и били, словно камни. Травник понял, что Тил прав. Безжалостная трезвая эльфийская логика подействовала на него как ушат холодной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
— Видал? — Яльмар весело осклабился. — На суше ты такого не увидишь!
Травник ухватился за борт корабля. Вдруг почему-то закружилась голова.
— Они всегда могут плыть так быстро?
— Шутишь? Обычно они плывут вдвое быстрее, а сейчас они просто играются. Наш кнорр для них — ничто. Игрушка, тихоход.
— Ты говорил, что вы охотились на них. Но как же можно убивать… такое?
— Да брось ты, — отмахнулся Яльмар, — это же просто рыбы.
— Нарвалы не рыбы, — бесцветным голосом сказал Кай. — У них гладкая шкура и теплая кровь.
Травник вздрогнул — это были первые его слова за три дня полного молчания. Однако продолжения не последовало, Кай умолк.
— Ну не рыбы, так все едино звери, — кивнул Яльмар. — Какая разница? Не намного красивее оленя. Жрать захочешь, так еще не то сделаешь.
Нарвалы провожали судно с полчаса, затем ушли на глубину и больше не вернулись, лишь далеко на востоке Жуга различил мелькающие на поверхности тела. Впервые травник вспомнил про Эйнара: если дельфины хоть немного походили на этих единорогов, не было ничего удивительного в том, что маг захотел стать одним из них.
Кай тоже провожал их задумчивым взглядом. Жуга помедлил и нерешительно шагнул к нему.
Остановился.
Он чувствовал, что что-то неправильно. Что-то ужасающе неправильно. Чувствовал, но не мог понять, что и почему. Вдруг вспомнились слова Гертруды: «Я вижу, что случилось, но это не значит, что я понимаю».
«Он мой враг, — подумал травник, глядя на его прямую как струна, обтянутую черной курткой спину. — Он лис, и он на стороне врага. Но ведь я знаю, что он хочет мне добра. И этим причиняет боль. Себе и мне. Я тоже хотел как лучше, а сделал все не так… Как это может быть? Зачем? Мы управляем этой чертовой игрой или игра играет нами? Умный игрок заботится о своих фигурах… А не умный? Мы можем попробовать разломать доску, можем настучать Рику по башке или что-то в этом роде, но наверное это уже ничего не изменит. Игра это не фишки, не фигурки, это уже мы. Что же сказать, чтоб все исправить? Слово, яд и пламя, я опять не знаю нужных слов! Как свист — движенье воздуха, как и слова — движенье мысли, Герта была права… Проклятие, что за наважденье! — я уже думаю о ней так, будто она умерла!»
— Чего ты пялишься мне в спину, словно ворон? — внезапно и не оборачиваясь, глухо бросил Кай. Жуга вздрогнул — он никак не ожидал, что тот угадает его приближение. Сглотнул.
— Ты… теперь совсем не хочешь со мной говорить?
Кай не ответил. Молчание затягивалось. Жуга почувствовал, что должен что-то сделать, должен его как-то поддержать, дать понять, что он не брошен, не один. Он подошел ближе, ободряюще положил ему руку на плечо. Тот обернулся резко и порывисто. В посадке головы, в том, как сверкнули глаза из-под короткой челки, проглянула прежняя Герта.
Проглянула и тут же исчезла.
— Нам надо поговорить.
— Нам не надо говорить, — буркнул тот. Жуга всмотрелся в его глаза.
— Что происходит, Кай? Зачем ты замыкаешься в себе? Я сделал плохо?
Тот долго молчал, прежде чем ответить.
— Я… Нет, не в этом дело, — он бестолково повел руками. — Я должен разобраться. Понять, что со мной. Видишь ли, все это так нелепо. Я не могу понять, что происходит. Иногда я чувствую себя так, словно спрятался или надел маску. А иногда — как будто наоборот, снял ее.
— Послушай, Герта…
— Не называй меня так! — Кай сжал кулаки, лицо его исказилось, как от боли. Казалось, он сейчас расплачется. — Не надо. Я… Извини, я не хочу сейчас об этом говорить.
Жуга нахмурился.
— Мне кажется, я понимаю тебя. Мне тоже когда-то приходилось забывать свое имя. Это… — он задумался, подбирая слово. — Это странно. Да, это странно. Но к этому можно привыкнуть.
— Дело не в имени.
— А в чем?
— Не знаю, в чем! Я чувствую себя так, как будто я на острие ножа. Каждый шаг режет ноги.
— Так спрыгни!
Кай поднял голову. В глазах его была печаль.
— Куда? На другой нож?
Он отошел и сел прямо на палубу, у мачты. Жуга поразмыслил и решил его не беспокоить. Возможно, Кай и в самом деле был способен разобраться во всем сам. Как бы то ни было, он был прав — говорить об этом пока не стоило.
Пока не стоило.
Жуга вздохнул и направился к Тилу.
Маленький эльф сидел на носу корабля, поджавши ноги и глядя на доску. Волосы мальчишки отросли, но Тил не стал их стричь, а вместо этого разжился ремешком и повязал его на голову. На щеках его играл легкий румянец, в остальном же он оставался прежним. Жуга опять подивился его стойкости к холодам — ветер пробирал насквозь, на Телли же была лишь легкая рубашка из тонко выделанной желтоватой кожи и штаны. Дракошка, как всегда, расположился рядом.
— Поговорил? — спросил, не оборачиваясь, Тил.
Жуга со свистом втянул воздух и покачал головой.
— Значит, поговорил, — кивнул тот. Посмотрел на травника. — Зря ты так. Не торопи коней, дай ей прийти в себя.
— Ей? — Жуга опешил. — Кому это «ей»?
— Ну как, кому, — Тил прищурился. — Герте. Или я не прав?
— Яд и пламя, как ты… — травник умолк и сжал кулаки. — Вильям разболтал? Поколочу мерзавца! Ведь просил же…
— Брось, — отмахнулся тот. Откинулся спиною к борту кнорра и забросил ногу на ногу. — Вильям тут не при чем, на этот счет он нем, как рыба. Неужели ты и вправду думал, что тряпки не позволят мне разглядеть его суть? У эльфов мальчики и девочки воспитываются одинаково, на равных. Мы не стремимся обмануть природу, это ваша, людская черта.
— И давно ты догадался?
— С тех пор, как начал вспоминать.
Жуга хлопнул себя по коленкам. Тряхнул головой.
— Ну что тут будешь делать! Вы всегда все знаете лучше меня.
— Ну, положим, не всегда и не все, — усмехнулся тот. — Но кое-что и вправду знаем. А вот тебе не мешало бы иногда спросить совета. Вот как сейчас, например.
— О чем ты?
— Ни о чем, — вдруг с неожиданной резкостью огрызнулся Тил. — Как будто не видишь, что ты натворил.
— А что я натворил?
Черные эльфийские глаза, казалось, прожигали насквозь.
— Ты заставил его раздвоиться. Кем бы он ни был раньше, он был единым, целым. Он был сам собой. Пусть это было и неправильно, но он по-другому не умел. И не хотел уметь. И он цепляется за это. Ты заметил, как он дернулся, когда ты до него дотронулся? Представь, что для девушки означает, когда к ней кто-то прикасается. Ты б его еще за руку взял… Он все еще Гертруда и потому воспринимает мир как женщина. Он еще не понял, что можно называться как угодно, суть от этого не меняется. Чем все это кончится, не знаю. И это теперь тоже играет против нас.
Слова падали и били, словно камни. Травник понял, что Тил прав. Безжалостная трезвая эльфийская логика подействовала на него как ушат холодной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171