Этот день был у Петра плотно занят, но на следующий он прямо с утра отправился на стройплощадку, отведенную Луке Силычу в дальнем конце заводского двора.
Старый мастер только что начал врезать шпангоуты в опорный килевой брус, закрепленный на огромных санях, надежно сбитых из толстых лиственничных бревен.
— И сколько всего будет таких ребер? — спросил Петр, указывая на уже врезанную пару шпангоутов.
— Двенадцать пар. Как у человека,— ответил с усмешкой Лука Силыч.
— Надо полагать, хитрая работа — врезать их?
— Точность большая требуется,— пояснил старый мастер.— На шпангоутах, по-нашему на кокорах, обшивка крепится, и от того, насколь точен изгиб у каждой кокоры, зависит вся обводка судна, все его качества: и крепость судна, и какая будет скорость на ходу...
Петр отошел несколько в сторону, чтобы не отвлекать мастера от работы, и, встав так, чтобы взгляд лег вдоль килевого бруса, пронаблюдал, как Лука Силыч врезал вторую пару кокор. И снова поразился точности его работы.
— Тревожитесь, однако, как это я без чертежа? — спросил, обернувшись к нему, Лука Силыч.
— Нисколько,— ответил Петр.— Верю, Лука Силыч, в ваш глаз, в вашу руку.
— Вы это для того говорите, чтобы промеж нас неудовольствия не возникло?
— Я действительно уверен, что вы мастер своего дела. Старик отложил в сторону инструмент и как-то особенно
внимательно посмотрел на Петра.
— Ну, коли так, Петр Николаич, то спасибо на добром слове. И будьте в надеже: я вас не подведу. Приложу как есть все свое старание...
Старый мастер сдержал слово. И катер, и шаланды были изготовлены к сроку, к началу навигации на Лене. И сработано все было на совесть.
Новенький катер с голубой надстройкой стоял у причала, покачиваясь на легкой волне. Белая полоска ватерлинии, отделяющая светло-серый борт от выкрашенной суриком подводной части корпуса, то показывалась на поверхности, то погружалась под воду. Алый вымпел трепетал на верхушке невысокой мачты.
Из рубки выглянул Федя Данилов.
— Петр Николаич, заводить?
Петр, одетый в защитный комбинезон и высокие болотные сапоги, разговаривал на берегу с Василием Васильевичем и Ольгой Ростовцевой.
— Заводите!
— На сколько дней едете? — спросил Василий Васильевич.
— Наверно, дня за два управимся. Егор Иваныч старый охотник, острова эти исходил вдоль и поперек.
Послышался рокот заработавшего мотора.
— Завели! — крикнул Федя Данилов, снова выглядывая из рубки.
Петр в несколько прыжков спустился по береговому откосу и быстро вбежал по трапу на катер.
— Кажется, то, что нам надо! — воскликнул Петр, когда катер, обогнув длинную песчаную косу, вошел в широкую, далеко протянувшуюся курью.
По обоим ее берегам сплошной стеной рос высокий тальник. Гладкие, почти лишенные сучьев, зеленовато-серые стволы лишь на высоте десяти, а то и более метров увенчивались шапками свежей молодой листвы. Под деревьями густо зеленел сочный, только что пошедший в рост пырей.
В средней своей части курья сужалась. Здесь, оттесняя тальниковую поросль, на обоих берегах виднелись полянки, полого спускавшиеся к воде.
— Очень даже подходящее место,— сказал Егор Иванович.— И на той, и на другой стороне палатки ставить можно. Причаливай! — крикнул он в рубку.
— На каком берегу больше массив тальника? — спросил Петр.
— На обоих берегах много. На этом острове тальника шибко много...
— Как остров называется?
— Медвежий остров.
— Почему? Медведи водятся?
— Нет, однако. Когда высокая вода, заливает остров. Как медведь жить будет?
Катер описал плавную дугу и, работая на малых оборотах, медленно пристал к берегу. Федя проворно спустил трап.
— Мы с Егором Иванычем идем на разведку,— обратился Петр к Феде,— а вам чай варить.
— Это ему,— Федя указал на старшего моториста Гришу,— а я делом займусь,— важно произнес он, доставая закидушки из большой брезентовой сумки.
— Зайди вон на тот мысок,— показал Феде Егор Иванович.— Там шибко хорошо ловится.
Егор Иванович и Петр пересекли неширокую прибрежную полянку и углубились в тальниковую рощу.
— Трава-то! — поразился Петр.— Давно ли потеплело, а уже выше колена.
— Летом у нас тепла много, света тоже много, ночи почти совсем нет. Все растет быстро. Через месяц в этой траве человек спрячется.
— Вот тебе и Крайний Север!
— У нас только зимой север,— засмеялся Егор Иванович.— Летом у нас совсем юг. Что трава, а тальник?.. У вас там разве такой растет?
— Хороший тальник,— подтвердил Петр,— замечательный, нам такой годится.
Солнце уже клонилось к закату, когда разведчики, обойдя все массивы тальника по обоим берегам курьи, вернулись к становищу.
— Чай сварили? — обратился Егор Иванович к отдыхающим на траве мотористам.
— Чай уж два раза пили,— ответил Гриша.— Хотели ужин приготовить, да побоялись переварить.
А Федя без лишних слов вскочил, побежал к воде и вскоре вернулся. На кукане трепетало с десяток ельцов и окуньков и бойко извивалась порядочная щучка.
— Молодец! На ушицу добыл,— похвалил его Егор Иванович.
Все принялись за дело. Петр чистил рыбу. Гриша побежал споласкивать котелок. Федя собирал хворост. Егора Ивановича согласно определили в шеф-повара.
— Главное дело — не переварить рыбу,— поучительно пояснял Егор Иванович, заглядывая в кипящий котелок.— Как глаз у рыбы побелеет, значит, готова уха.
Покрошив в уху сочного зеленого лука, сорванного тут же на полянке, Егор Иванович снял котелок с тагана. На траве разостлали плащ, все пристроились вокруг котелка. От ухи распространялся вкусный дразнящий запах. я
— Вот это уха! — Петр ел и приговаривал: — Уха так уха! Из свежей рыбки, на костре сварена да на свежем воздухе!..
После ухи и чаепития Егор Иванович и Петр долго разговаривали у затухающего костра.
Егор Иванович рассказывал внимательно слушавшему
Петру о своей жизни, о неприветливом сиротском детстве, о том, как мальчишкой гнул спину в непосильной работе у улусных богатеев-тойонов.
— Вам, молодым, так не пришлось,— говорил Егор Иванович.— Только в книжках читали, от стариков слышали. Однако все то и пересказать нельзя. Сам вспоминаю, не верю, как это люди терпели?..
Он встал, подбросил в костер несколько хворостин и поверх их пучок зеленой травы, чтобы дымом отпугнуть назойливых комаров.
— А сколько людей на земле и по сей день еще терпят. Той же постылой жизнью живут...— задумчиво произнес Петр.
— Терпят...— согласился Егор Иванович и повторил сердито: — Терпят и так живут... А наша светлая жизнь им как щепка в глазу. Вот сейчас фашисты войной пришли, хотят старый режим вернуть. Жадные и злые дураки!..— Он сердито сплюнул в сторону.— Хуже зверей мучают народ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108