.. Хорошо, если бы сумел убедить...
Он напрасно тревожился. Никто и слышать не хотел о том, чтобы уйти, не закончив выгрузку.
— Пока не кончим, не уйдем,— солидно заявил какой-то подросток, невесть как затесавшийся в бригаду Юсупова.
Знакомое лицо, и вихры из-под кепки тоже...
— Не уйдем, значит? — переспросил улыбаясь Петр.
— Не уйдем.
— Немного и осталось, Петр Николаич,— сказал Юсупов.— От силы на полчаса, если поднажать.
Поднажали и действительно вскоре выкатили на палубу последнюю бочку.
— Замерзли? — спросил Петр у сбившихся в кучку девчат.
— Разогрелись, Петр Николаич! — задорно ответила Надя. Ее золотые кудряшки намокли и порыжели, а голубой берет стал почти черным.
Обратно шли с песнями.
У пристанских ворот уже ожидала колонна автомашин. Грузились опять с шумом и гамом. Начальник пристани подошел к Петру.
— Сорвала работу непогода,— посетовал он.— Конечно, тут ничего не поделаешь... с таким грузом на мокрых трапах не работа...
— Почему не работа? — недоумевая, возразил Петр.— Выгрузку закончили.
Начальник пристани настороженно посмотрел на него.
— Подтвердите, Василий Прокопьич,— обратился Петр к Хомячкову.
— Документик имеется! — торжественно произнес Хомячков и протянул начальнику пристани справку шкипера.
— Всю баржу! Все восемьсот тонн! — вскричал начальник пристани.— Вот это по-рабочему. Спасибо, товарищи!
Когда Петр вернулся домой, женщины, разглядев его, переполошились.
— Ты синий, как покойник! — воскликнула Аля.
— Так и заболеть недолго,— сказала Глафира Федотовна.
— Сейчас полечимся,— успокоил их Петр,— а пока дайте что-нибудь сухое переодеться.
Через несколько минут, переодевшись и умывшись, Петр сидел за столом.
— Чаек это хорошо,— сказал он, принимая из рук Глафиры Федотовны стакан горячего крепкого чаю,— только еще бы лучше лекарство перед чайком.
— Не повредит, не повредит,— согласилась Глафира Федотовна.— А чего дать? Кальцекса или аспиринчику?
— Нет, Глафира Федотовна,— засмеялся Петр.— Мне бы лекарства нашего, заполярного: три капли воды на стакан спирта.
Лекарство было подано и принято.
Повеселевший «больной» плотно закусил, выпил сколько смог чаю и, разогревшись, чувствуя приятную усталость во всем теле, отправился на боковую.
Петр зашел в заготовочный цех незадолго до окончания обеденного перерыва. Поднимаясь по лестнице, удивился: непривычно тихо в цехе, не слышно обычного женского разноголосья. В дальнем углу цеха возле широкого окна сидела Ольга Ростовцева с газетой в руках. Она каждый день приходила в цех читать газеты, в первую очередь сводки Совинформ-бгоро.
— «Постановление Государственного Комитета Обороны...— читала Ольга, внятно произнося каждое слово.— Сим объявляется, что оборона Москвы...»
При слове «Москва» Таня Агафонова, сидевшая у конвейера против своей машины, вздрогнула, тут же встала и подошла к работницам, окружившим Ольгу.
— «Ввести с двадцатого октября в Москве и прилегающих пригородах осадное положение...» — продолжала читать Ольга.
Петр не мог не заметить, какая тревога отразилась на лице Тани Агафоновой и так и не сходила, пока читался приказ Верховного Главнокомандующего. Петр подошел к Тане.
— Почему вы так встревожились, услышав о Москве?
— Сергей... Сережа там...— ответила она чуть слышно.
— Этого мы с вами не можем знать,— возразил Петр, пытаясь успокоить ее.
— Письмо я от него получила... Вот, почитайте...— и протянула Петру солдатский треугольник. Заметила, что он не решается раскрыть его, и подтвердила: — Читайте, читайте! Я женщинам нашим прочитать хотела...
Сергей Агафонов сообщал, что долго лежал в госпитале, потому и не посылал писем. «Хотя и лежал по пустякам: руку вывихнул,— не писал, чтобы не- беспокоилась...»
Петр повторил фразу и добавил:
— Заботится он, чтобы не беспокоились. Таня грустно улыбнулась:
— А что столько времени молчал, так я не беспокоилась?.. «Теперь я здоров, как всегда, и вместе с товарищами не
дождусь дня отправки. Скоро выедем на фронт. Как слышно, поедем туда, где мы с тобой, Танюша, думали побывать и где сейчас наш брат, сибиряк, всего нужнее...»,
— Очень странно,— тихо, как бы про себя, произнес Петр,— очень странно, что эти строки в письме не зачеркнули, намек весьма понятный...
Таня смутилась:
— Не по почте письмо... В госпитале вместе лежали... Его на побывку отпустили, он и письмо привез...
Петр дочитал письмо: «Считаем дни до встречи с проклятым врагом. Худо будет немцу от встречи с сибиряками. У бойцов кровь в сердце кипит. Мне здесь тоже машину дали хорошую, станковый пулемет называется. Познакомился я с ней как надо, весь техминимум прошел, не терпится поскорее экзамен на квалификацию сдать. Лейтенант наш говорит, что пулеметчик из меня подходящий, и надеюсь, в бою управлюсь с машиной не хуже, чем в цехе управлялся. Теперь следующее письмо жди уже оттуда. Напишу, как поработали мы с «максимом». Шибко много во мне, Танюша, злости к немцу накопилось, донести бы, не расплескать...»
— Хорошее письмо,— сказал Петр,— очень хорошее... Только когда будете читать в цехе, пропустите то место, где он пишет об отправке на фронт: могут спросить, а куда вы тогда собирались...
— Лучше я его подальше спрячу,— ответила Таня.
— Да, до поры до времени так будет лучше...
Когда-то бытовала оптимистическая поговорка: трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать. Несколько позднее она приобрела сатирическую окраску: трудности для того и создаются, чтобы было, что преодолевать. Но как бы то ни было, как бы ни трактовать их, хоть оптимистически, хоть сатирически, они, трудности, то и дело возникают и, следовательно, являются категорией вполне реальной. И столь же неизбежной становится необходимость их преодоления.
Ночью произошла серьезная авария. Ветер, достигший штормовой силы, сорвал верхнее звено металлической заводской трубы. Восьмиметровое звено, склепанное из листов котельного железа, обрушилось с сильным грохотом, повредив при падении кирпичный цоколь трубы.
Когда Петр прибежал в котельную, механик завода Анатолий Кузьмич был уже там. По-видимому, ему первому сообщили об аварии. Взяв у кочегара лопату, Анатолий Кузьмич сильными взмахами забрасывал в топку уголь, затем энергично орудовал шуровкой.
Петр подошел к манометру; стрелка его медленно, но безостановочно сползала вниз, сколь яростно ни шуровал в топке Анатолий Кузьмич. Только на уровне двух атмосфер удалось удержать падающую стрелку.
Анатолий Кузьмич вернул лопату кочегару, отер тыльной стороной ладони пот, покрывший лицо крупными каплями, и подошел к Петру.
— Тяги не хватает,— сказал он, насупясь.
— Что будем делать, Анатолий Кузьмич?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Он напрасно тревожился. Никто и слышать не хотел о том, чтобы уйти, не закончив выгрузку.
— Пока не кончим, не уйдем,— солидно заявил какой-то подросток, невесть как затесавшийся в бригаду Юсупова.
Знакомое лицо, и вихры из-под кепки тоже...
— Не уйдем, значит? — переспросил улыбаясь Петр.
— Не уйдем.
— Немного и осталось, Петр Николаич,— сказал Юсупов.— От силы на полчаса, если поднажать.
Поднажали и действительно вскоре выкатили на палубу последнюю бочку.
— Замерзли? — спросил Петр у сбившихся в кучку девчат.
— Разогрелись, Петр Николаич! — задорно ответила Надя. Ее золотые кудряшки намокли и порыжели, а голубой берет стал почти черным.
Обратно шли с песнями.
У пристанских ворот уже ожидала колонна автомашин. Грузились опять с шумом и гамом. Начальник пристани подошел к Петру.
— Сорвала работу непогода,— посетовал он.— Конечно, тут ничего не поделаешь... с таким грузом на мокрых трапах не работа...
— Почему не работа? — недоумевая, возразил Петр.— Выгрузку закончили.
Начальник пристани настороженно посмотрел на него.
— Подтвердите, Василий Прокопьич,— обратился Петр к Хомячкову.
— Документик имеется! — торжественно произнес Хомячков и протянул начальнику пристани справку шкипера.
— Всю баржу! Все восемьсот тонн! — вскричал начальник пристани.— Вот это по-рабочему. Спасибо, товарищи!
Когда Петр вернулся домой, женщины, разглядев его, переполошились.
— Ты синий, как покойник! — воскликнула Аля.
— Так и заболеть недолго,— сказала Глафира Федотовна.
— Сейчас полечимся,— успокоил их Петр,— а пока дайте что-нибудь сухое переодеться.
Через несколько минут, переодевшись и умывшись, Петр сидел за столом.
— Чаек это хорошо,— сказал он, принимая из рук Глафиры Федотовны стакан горячего крепкого чаю,— только еще бы лучше лекарство перед чайком.
— Не повредит, не повредит,— согласилась Глафира Федотовна.— А чего дать? Кальцекса или аспиринчику?
— Нет, Глафира Федотовна,— засмеялся Петр.— Мне бы лекарства нашего, заполярного: три капли воды на стакан спирта.
Лекарство было подано и принято.
Повеселевший «больной» плотно закусил, выпил сколько смог чаю и, разогревшись, чувствуя приятную усталость во всем теле, отправился на боковую.
Петр зашел в заготовочный цех незадолго до окончания обеденного перерыва. Поднимаясь по лестнице, удивился: непривычно тихо в цехе, не слышно обычного женского разноголосья. В дальнем углу цеха возле широкого окна сидела Ольга Ростовцева с газетой в руках. Она каждый день приходила в цех читать газеты, в первую очередь сводки Совинформ-бгоро.
— «Постановление Государственного Комитета Обороны...— читала Ольга, внятно произнося каждое слово.— Сим объявляется, что оборона Москвы...»
При слове «Москва» Таня Агафонова, сидевшая у конвейера против своей машины, вздрогнула, тут же встала и подошла к работницам, окружившим Ольгу.
— «Ввести с двадцатого октября в Москве и прилегающих пригородах осадное положение...» — продолжала читать Ольга.
Петр не мог не заметить, какая тревога отразилась на лице Тани Агафоновой и так и не сходила, пока читался приказ Верховного Главнокомандующего. Петр подошел к Тане.
— Почему вы так встревожились, услышав о Москве?
— Сергей... Сережа там...— ответила она чуть слышно.
— Этого мы с вами не можем знать,— возразил Петр, пытаясь успокоить ее.
— Письмо я от него получила... Вот, почитайте...— и протянула Петру солдатский треугольник. Заметила, что он не решается раскрыть его, и подтвердила: — Читайте, читайте! Я женщинам нашим прочитать хотела...
Сергей Агафонов сообщал, что долго лежал в госпитале, потому и не посылал писем. «Хотя и лежал по пустякам: руку вывихнул,— не писал, чтобы не- беспокоилась...»
Петр повторил фразу и добавил:
— Заботится он, чтобы не беспокоились. Таня грустно улыбнулась:
— А что столько времени молчал, так я не беспокоилась?.. «Теперь я здоров, как всегда, и вместе с товарищами не
дождусь дня отправки. Скоро выедем на фронт. Как слышно, поедем туда, где мы с тобой, Танюша, думали побывать и где сейчас наш брат, сибиряк, всего нужнее...»,
— Очень странно,— тихо, как бы про себя, произнес Петр,— очень странно, что эти строки в письме не зачеркнули, намек весьма понятный...
Таня смутилась:
— Не по почте письмо... В госпитале вместе лежали... Его на побывку отпустили, он и письмо привез...
Петр дочитал письмо: «Считаем дни до встречи с проклятым врагом. Худо будет немцу от встречи с сибиряками. У бойцов кровь в сердце кипит. Мне здесь тоже машину дали хорошую, станковый пулемет называется. Познакомился я с ней как надо, весь техминимум прошел, не терпится поскорее экзамен на квалификацию сдать. Лейтенант наш говорит, что пулеметчик из меня подходящий, и надеюсь, в бою управлюсь с машиной не хуже, чем в цехе управлялся. Теперь следующее письмо жди уже оттуда. Напишу, как поработали мы с «максимом». Шибко много во мне, Танюша, злости к немцу накопилось, донести бы, не расплескать...»
— Хорошее письмо,— сказал Петр,— очень хорошее... Только когда будете читать в цехе, пропустите то место, где он пишет об отправке на фронт: могут спросить, а куда вы тогда собирались...
— Лучше я его подальше спрячу,— ответила Таня.
— Да, до поры до времени так будет лучше...
Когда-то бытовала оптимистическая поговорка: трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать. Несколько позднее она приобрела сатирическую окраску: трудности для того и создаются, чтобы было, что преодолевать. Но как бы то ни было, как бы ни трактовать их, хоть оптимистически, хоть сатирически, они, трудности, то и дело возникают и, следовательно, являются категорией вполне реальной. И столь же неизбежной становится необходимость их преодоления.
Ночью произошла серьезная авария. Ветер, достигший штормовой силы, сорвал верхнее звено металлической заводской трубы. Восьмиметровое звено, склепанное из листов котельного железа, обрушилось с сильным грохотом, повредив при падении кирпичный цоколь трубы.
Когда Петр прибежал в котельную, механик завода Анатолий Кузьмич был уже там. По-видимому, ему первому сообщили об аварии. Взяв у кочегара лопату, Анатолий Кузьмич сильными взмахами забрасывал в топку уголь, затем энергично орудовал шуровкой.
Петр подошел к манометру; стрелка его медленно, но безостановочно сползала вниз, сколь яростно ни шуровал в топке Анатолий Кузьмич. Только на уровне двух атмосфер удалось удержать падающую стрелку.
Анатолий Кузьмич вернул лопату кочегару, отер тыльной стороной ладони пот, покрывший лицо крупными каплями, и подошел к Петру.
— Тяги не хватает,— сказал он, насупясь.
— Что будем делать, Анатолий Кузьмич?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108