.. Наш главк должен был выехать в Ярославль, там погрузиться на баржу, которую отбуксируют в Горький, где и быть нам, пока Москва под угрозой. Не буду рассказывать, как выезжали из Москвы, как добирались до Волги, как расстреливали с воздуха, загоняя нас в лес... Добрались все же. А вот когда погрузились на свою баржу, выяснилось, что ни начальника главка, ни главного инжене-
ра нет с нами и где они, неизвестно. Потом уж отыскались где-то в Ташкенте... И я почти целый месяц, пока находились в Горьком, управлял главком...
— Почему только месяц? — спросил Петр.
— Потому, что плохо управлял. Не обеспечил выполнение плана... А мне так осточертела вся эта неразбериха, что стал проситься в армию, интендантом хотя бы. Нет, ответили, одноглазых даже в интенданты не берут. Тогда стал проситься на производство, и, представь, уважили мою просьбу. Теперь я директор самого крупного в Москве ателье по пошиву модельной обуви.
— И теперь кому-то нужна модельная обувь? — изумился Петр.
— Теперь шьем сапоги для комсостава. А для высшего комсостава шьем даже на заказ, с примерочкой. Так что у меня даже маршалы бывают.
— Ты, я вижу, доволен, а я нет,— сказал Петр Александру Ефимовичу.— Мне бы куда как полезнее, если бы ты остался начальником главка, а еще лучше — за это время вышел в народные комиссары.
— И какая тебе в том корысть? — улыбнулся Михаил Иванович.
— Большая. Огромная. Сегодня бил челом наркому: экстракта дубильного просил, хоть бы пару вагонов. Не уважил мою просьбу нарком. А был бы в том кабинете свой человек — глядишь, дело бы и вышло.
— Навряд ли... — вздохнул Михаил Иванович.— Наш директор однокашник с наркомом и бывает у него чуть не каждый день, а дубителей и у нас не хватает.
— Как же выходите из беды? План-то ведь все равно спрашивают?
— Хромпик, слава богу, на Урале делают. На хромпик теперь нажимаем.
— Это и мне посулили подбросить,— сказал Петр.— Так ведь качество не то будет...
Михаил Иванович только рукой махнул.
— Не до жиру, быть бы живу... У тебя, кстати, положение должно быть лучше нашего, хоть мы и к начальству ближе.
— Не понял,— признался Петр.
— Сейчас поймешь. Леса-то есть у вас там или все тундра кругом?
— До тундры далеко еще. Леса, да еще какие! Тайга на тысячи верст во все стороны.
— И рек много?
— Реки!.. Реки у нас такие... — И Петр, не удержавшись, принялся рассказывать, какие в Приленском крае могучие реки, как широка и полноводна Лена, какие вокруг нее просторы, какие на ней острова...
— А по рекам, должно быть, ива растет?
— Растет, конечно. Только у нас ее тальником зовут.
— Пусть так. Это ведь лучший дубитель. Надрать корья, высушить, измельчить — и в дело.
— Про сыпню говорите, Михал Иваныч?
— Про сыпню.
— Долго, да и дорого обойдется.
— Дорого, да мило. Раньше, еще до революции, русская юфть, на ивовой корочке дубленная, на весь мир славилась. Да и теперь корочка эта выручить может.
— Говорили об этом старики рабочие, когда зашел разговор о нехватке экстракта.
— Правильно говорили. Старики зря не скажут. Тем более что корье не только сыпня. Можно соковые хода наладить. Не тебя учить. Я же помню, ты у нас в Прикамске мастером в соковарке начинал.
Когда Петр уходил, Александр Ефимович, полюбовавшись его дохой, на прощанье, однако, заметил:
— Ты угадал, оделся по погоде, но хорош бы ты был, если бы в Москве случилась обычная зима.
На следующее утро в заснеженный домик Полины Петровны явился участковый и сказал Петру, что он должен немедленно явиться в райвоенкомат.
Дежурный сразу провел его к военкому. Кряжистый пожилой подполковник строго посмотрел поверх очков на удивительную доху и попросил Петра предъявить военный билет. Внимательно пролистал все страницы, задержался взглядом на отметке о предоставленной броне и спросил:
— По какой надобности прибыли в Москву?
Петр подал ему служебное и командировочное удостоверения. Военком еще раз внимательно оглядел Петра, словно сопоставляя экзотический внешний вид его с достаточно солидным должностным званием, затем сказал:
— Ввиду того что срок действия вашей брони истек тридцать первого декабря минувшего года, призываю вас на действительную военную службу. Сейчас вам вручат призывную повестку. Сколько просите времени на устройство домашних дел?
— Домашних дел у меня здесь нет никаких,— ответил ему Петр.— Но я должен сдать в наркомат документы и отчитаться в подотчетных суммах.
— Сколько на это потребуется времени?
— Два дня.
— Предоставить два дня, не считая сегодняшнего,— приказал военком делопроизводителю.— С учетом этого времени выписать повестку.— Потом обернулся к Петру и пояснил: — Точно в указанный срок явиться сюда для зачисления в маршевую роту. Ясно?
— Так точно! — четко, по-военному ответил Петр.
Сойдя с электрички, Петр направился было в метро, чтобы ехать в наркомат, но потом сообразил, что наркомат всегда на месте, тогда как Ивана Кирилловича застать дома не так-то просто. А с ним надо было обязательно повидаться. Он на днях возвращается в Приленск и расскажет там, что произошло с Петром. Да и отослать с ним домой надо кое-что.
Ему повезло. Он застал Ивана Кирилловича, и не одного. У него сидел длинный тощий белобрысый человек в каких-то особенных очках, выручающих болезненно близорукие глаза, кандидат химических наук Богомазов, тот самый начальник химической лаборатории Приленского геологотреста, который в свое время отпускал Петру лабораторное оборудование и химикаты и даже помогал и делом и советом.
Петр показал им повестку и дал необходимые пояснения.
— Везет таким! — с откровенной завистью произнес Богомазов.— Я- полгода пороги военкомата обиваю, и все без толку...
— Кому ты нужен,— усмехнулся Иван Кириллович.— Ты же слеп, как сова в полдень.— Потом сверился с часами.— Вот что, друзья. Скажу хозяйке, вам принесут чаю, а я бегу. Волка ноги кормят.
— Все бежим,— ответил Богомазов и спросил Петра: — Чем ты занят вечером?
— Ничем...
— Тогда обмоем твою повестку. У моего тестя, слышал, наверно, про такого: академик... — и он назвал весьма известную фамилию,— сегодня отмечают какую-то семейную дату. Нюхом чую, будет выпивка. Приглашен и я с двоюродным братом. А я приду с двумя...
— Удобно ли?.. — засомневался Петр.
— Неудобно только штаны через голову надевать. Словом, жду тебя в шесть, нет, лучше в семь часов у Ильинских ворот. А точнее, у памятника героям Плевны. Знаешь такой?
— Знаю.
— Ауф видерзейн, герр Петер!
Пока ехал от Сретенки до Девичьего поля, все время точила неотвязная мысль: конечно, Василий Егорович Инчутин решит, что этого он, Петр, сам добился, и расценит это как дезертирство, как предательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
ра нет с нами и где они, неизвестно. Потом уж отыскались где-то в Ташкенте... И я почти целый месяц, пока находились в Горьком, управлял главком...
— Почему только месяц? — спросил Петр.
— Потому, что плохо управлял. Не обеспечил выполнение плана... А мне так осточертела вся эта неразбериха, что стал проситься в армию, интендантом хотя бы. Нет, ответили, одноглазых даже в интенданты не берут. Тогда стал проситься на производство, и, представь, уважили мою просьбу. Теперь я директор самого крупного в Москве ателье по пошиву модельной обуви.
— И теперь кому-то нужна модельная обувь? — изумился Петр.
— Теперь шьем сапоги для комсостава. А для высшего комсостава шьем даже на заказ, с примерочкой. Так что у меня даже маршалы бывают.
— Ты, я вижу, доволен, а я нет,— сказал Петр Александру Ефимовичу.— Мне бы куда как полезнее, если бы ты остался начальником главка, а еще лучше — за это время вышел в народные комиссары.
— И какая тебе в том корысть? — улыбнулся Михаил Иванович.
— Большая. Огромная. Сегодня бил челом наркому: экстракта дубильного просил, хоть бы пару вагонов. Не уважил мою просьбу нарком. А был бы в том кабинете свой человек — глядишь, дело бы и вышло.
— Навряд ли... — вздохнул Михаил Иванович.— Наш директор однокашник с наркомом и бывает у него чуть не каждый день, а дубителей и у нас не хватает.
— Как же выходите из беды? План-то ведь все равно спрашивают?
— Хромпик, слава богу, на Урале делают. На хромпик теперь нажимаем.
— Это и мне посулили подбросить,— сказал Петр.— Так ведь качество не то будет...
Михаил Иванович только рукой махнул.
— Не до жиру, быть бы живу... У тебя, кстати, положение должно быть лучше нашего, хоть мы и к начальству ближе.
— Не понял,— признался Петр.
— Сейчас поймешь. Леса-то есть у вас там или все тундра кругом?
— До тундры далеко еще. Леса, да еще какие! Тайга на тысячи верст во все стороны.
— И рек много?
— Реки!.. Реки у нас такие... — И Петр, не удержавшись, принялся рассказывать, какие в Приленском крае могучие реки, как широка и полноводна Лена, какие вокруг нее просторы, какие на ней острова...
— А по рекам, должно быть, ива растет?
— Растет, конечно. Только у нас ее тальником зовут.
— Пусть так. Это ведь лучший дубитель. Надрать корья, высушить, измельчить — и в дело.
— Про сыпню говорите, Михал Иваныч?
— Про сыпню.
— Долго, да и дорого обойдется.
— Дорого, да мило. Раньше, еще до революции, русская юфть, на ивовой корочке дубленная, на весь мир славилась. Да и теперь корочка эта выручить может.
— Говорили об этом старики рабочие, когда зашел разговор о нехватке экстракта.
— Правильно говорили. Старики зря не скажут. Тем более что корье не только сыпня. Можно соковые хода наладить. Не тебя учить. Я же помню, ты у нас в Прикамске мастером в соковарке начинал.
Когда Петр уходил, Александр Ефимович, полюбовавшись его дохой, на прощанье, однако, заметил:
— Ты угадал, оделся по погоде, но хорош бы ты был, если бы в Москве случилась обычная зима.
На следующее утро в заснеженный домик Полины Петровны явился участковый и сказал Петру, что он должен немедленно явиться в райвоенкомат.
Дежурный сразу провел его к военкому. Кряжистый пожилой подполковник строго посмотрел поверх очков на удивительную доху и попросил Петра предъявить военный билет. Внимательно пролистал все страницы, задержался взглядом на отметке о предоставленной броне и спросил:
— По какой надобности прибыли в Москву?
Петр подал ему служебное и командировочное удостоверения. Военком еще раз внимательно оглядел Петра, словно сопоставляя экзотический внешний вид его с достаточно солидным должностным званием, затем сказал:
— Ввиду того что срок действия вашей брони истек тридцать первого декабря минувшего года, призываю вас на действительную военную службу. Сейчас вам вручат призывную повестку. Сколько просите времени на устройство домашних дел?
— Домашних дел у меня здесь нет никаких,— ответил ему Петр.— Но я должен сдать в наркомат документы и отчитаться в подотчетных суммах.
— Сколько на это потребуется времени?
— Два дня.
— Предоставить два дня, не считая сегодняшнего,— приказал военком делопроизводителю.— С учетом этого времени выписать повестку.— Потом обернулся к Петру и пояснил: — Точно в указанный срок явиться сюда для зачисления в маршевую роту. Ясно?
— Так точно! — четко, по-военному ответил Петр.
Сойдя с электрички, Петр направился было в метро, чтобы ехать в наркомат, но потом сообразил, что наркомат всегда на месте, тогда как Ивана Кирилловича застать дома не так-то просто. А с ним надо было обязательно повидаться. Он на днях возвращается в Приленск и расскажет там, что произошло с Петром. Да и отослать с ним домой надо кое-что.
Ему повезло. Он застал Ивана Кирилловича, и не одного. У него сидел длинный тощий белобрысый человек в каких-то особенных очках, выручающих болезненно близорукие глаза, кандидат химических наук Богомазов, тот самый начальник химической лаборатории Приленского геологотреста, который в свое время отпускал Петру лабораторное оборудование и химикаты и даже помогал и делом и советом.
Петр показал им повестку и дал необходимые пояснения.
— Везет таким! — с откровенной завистью произнес Богомазов.— Я- полгода пороги военкомата обиваю, и все без толку...
— Кому ты нужен,— усмехнулся Иван Кириллович.— Ты же слеп, как сова в полдень.— Потом сверился с часами.— Вот что, друзья. Скажу хозяйке, вам принесут чаю, а я бегу. Волка ноги кормят.
— Все бежим,— ответил Богомазов и спросил Петра: — Чем ты занят вечером?
— Ничем...
— Тогда обмоем твою повестку. У моего тестя, слышал, наверно, про такого: академик... — и он назвал весьма известную фамилию,— сегодня отмечают какую-то семейную дату. Нюхом чую, будет выпивка. Приглашен и я с двоюродным братом. А я приду с двумя...
— Удобно ли?.. — засомневался Петр.
— Неудобно только штаны через голову надевать. Словом, жду тебя в шесть, нет, лучше в семь часов у Ильинских ворот. А точнее, у памятника героям Плевны. Знаешь такой?
— Знаю.
— Ауф видерзейн, герр Петер!
Пока ехал от Сретенки до Девичьего поля, все время точила неотвязная мысль: конечно, Василий Егорович Инчутин решит, что этого он, Петр, сам добился, и расценит это как дезертирство, как предательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108