почему плохо воспитал бойца. И в ответе не только моральном, но зачастую и дисциплинарном.
Поэтому, несмотря на то что Петру с самого начала удалось установить в своем отделении нормальный климат, удачно избежать и излишне придирчивой требовательности, и еще более опасной мягкотелой фамильярности и добиться того, чтоб подчиненные ему курсанты уважали его и старались не подводить,— несмотря на все это, забот и хлопот хватало, как говорится, досыта и на каждый день.
Самым же трудным делом в армейской жизни на первом году службы была, конечно, уборка, точнее, чистка лошади. (Младшим командирам срочной службы коноводов не положено, и лошадей своих они чистят сами.) Особенно тягостно было в зимние морозы, которые на Дальнем Востоке часто совмещаются с пронзительными ветрами. Озябшие пальцы, казалось, примерзали к металлической скребнице, и не понять было, судорожная боль или стылый ветер высекают слезу из глаз.
Но, как известно, всему на свете — и радостному и грустному, и приятному и тягостному — приходит конец. Закончилась и первая армейская зима. С приходом тепла куда веселее стало у коновязи, да и привычка выработалась за прожитые месяцы.
Наконец завершился и учебный год в полковой школе. После выпускных экзаменов всем курсантам присвоили звания младшего начальствующего состава. Двоим, в том числе и Петру, присвоили звание помкомвзвода (три треугольника на петлицах), остальным — звание командира отделения (два треугольника).
До сих пор продвижение Петра по службе проходило, как говорится, по нормальной схеме. И вдруг в военной его карьере произошел головокружительный скачок.
Дня через два или три после выпуска из полковой школы помкомвзвода Петра Калнина вызвали к командиру эскадрона. В небольшом командирском кабинете собралось все начальство части. Комэск Долгополенко сидел за столом, посасывая неразлучную трубку; комиссар Яковенко стоял у окна, разглядывая что-то происходящее на плацу; начальник школы Рюхин примостился на узеньком диванчике.
— Явился по вашему приказанию! — отчеканил Петр.
— Вольно, вольно... Садись,— сказал командир эскадрона. Петр оглянулся. Единственный стул находился у окна и предназначался, понятно, комиссару. Сесть было некуда. Но Рюхин, потеснясь на диванчике, мотнул головой, указывая ему место. Петр осторожно присел на самый краешек.
— Есть серьезный к тебе разговор,— сказал комэск, обращаясь к Петру.— Мы тут посоветовались. Начальник школы тебя хвалит и ручается за тебя.
Петр покосился на Рюхина. Но он сидел молча с самым безучастным видом, никак не отзываясь на слова командира эскадрона.
— Так я говорю, Сергей Иваныч? — обратился тот к Рюхину.
— В отделении у него порядок,— не спеша, словно бы нехотя, произнес начальник школы.
— Есть мнение, общее наше мнение,— пояснил командир эскадрона,— назначить тебя командиром учебного взвода полковой школы.
Петр так и решил, что ослышался. То, что сказал командир эскадрона, было невероятно, просто даже несуразно. Командир взвода, да еще учебного,— это кадровый средний командир, и никак нельзя представить себе на этом месте младшего командира срочной службы.
— Я вижу, удивлен,— вступил в разговор комиссар эскадрона.— Объясню. У нас в эскадроне недостает кадровых командиров. Должны были нам прислать из училища двух командиров взводов, прислали одного. Сергей Иваныч предлагает назначить тебя на вакантное место.
— Справишься? — спросил Долгополенко.
— Поручиться не могу,— ответил Петр и заметил, что ответ его понравился и комэску, и комиссару.
— Захочет — справится,— сказал Рюхин.
— Захочешь? — спросил комэск.
— Буду стараться,— ответил Петр.
— На том и порешим,— сказал Долгополенко.— Завтра будет приказ по эскадрону.
Петр встал, полагая, что разговор окончен, но комиссар жестом остановил его.
— Наделив Калнина обязанностями среднего командира, не забудем о правах,— сказал он.
— Само собой разумеется,— подтвердил комэск.— Права в полной мере, по уставу.
— Я о другом,— возразил комиссар.— Бойцы должны видеть, что он такой же командир по положению и по облику, как и все остальные. Довольствие и обмундирование должны быть командирские.
— Это в наших силах,— сказал комэск.— На довольствие прикрепим к командирской столовой, обмундирование выдадим, как положено сверхсрочнику. Начхоз, конечно, покряхтит малость, но переживет. Сложнее с проживанием. Срочнослужащий обязан находиться на казарменном положении.
— Можно выгородить келью в красном уголке,— заметил, улыбаясь, комиссар.
— Принято,— сказал командир эскадрона.
— Разрешите идти? — обратился к нему Петр и, получив разрешение, направился к выходу.
Уже в дверях услышал реплику Рюхина:
— Теперь и прическу можешь отрастить.
Если бы дело было только в прическе... Весь вечер после разговора в кабинете комэска Петр был так задумчив и замкнут, что, глядя со стороны, можно было подумать — на него свалилась большая беда. Да и на самом деле он не знал, радоваться ему или печалиться... Конечно, с одной стороны, лестно, когда тебе оказывают такое доверие, подтверждая тем самым, что ты чего-то стоишь, не говоря уже о том, что командирский харч наверняка сочнее солдатского и что в комсостав-ском обмундировании приятнее на люди выйти, особенно когда и «прическа» отрастет... Все это так...
Но, с другой стороны, доверие надо оправдывать, а сможет ли, сумеет ли он?.. И больше всего тревожила мысль: как быть строгим с теми, кто еще вчера был ровней?... (Командир отделения срочной службы мало чем отличается от рядового бойца — вся разница в том лишь, что с отделенного больше спросу.) А строгим быть придется, иначе никак нельзя, иначе всем плохо будет: и им и ему самому.
Вот тут и соображай... Хотя если подумать всерьез, то и думать-то особенно нечего. Это ведь армия. Приказано — выполняй. И если размышлять, то лишь о том, как лучше выполнить приказание. В армии спрос строгий.
Однако вскоре выяснилось, что многие тревоги, притом самые докучливые, неосновательны. Прежде всего: командовать своими сверстниками ему не придется. Они, как и он, закончили школу и разойдутся по своим частям. Да и вообще пока что командовать ему некем. Он назначен командиром взвода полковой школы и обучать будет тех, кто явится в эскадрон после очередного призыва, то есть не раньше осени.
А пока?.. А пока сиди и изучай (зубри!) уставы и наставления, которых в армии, особенно в инженерных частях, более чем достаточно. Кроме того, начальник школы Рюхин часто давал ему разные поручения, связанные с подготовкой школы к новому учебному году. И в тех случаях, когда поручение было достаточно сложным, неизменно приговаривал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Поэтому, несмотря на то что Петру с самого начала удалось установить в своем отделении нормальный климат, удачно избежать и излишне придирчивой требовательности, и еще более опасной мягкотелой фамильярности и добиться того, чтоб подчиненные ему курсанты уважали его и старались не подводить,— несмотря на все это, забот и хлопот хватало, как говорится, досыта и на каждый день.
Самым же трудным делом в армейской жизни на первом году службы была, конечно, уборка, точнее, чистка лошади. (Младшим командирам срочной службы коноводов не положено, и лошадей своих они чистят сами.) Особенно тягостно было в зимние морозы, которые на Дальнем Востоке часто совмещаются с пронзительными ветрами. Озябшие пальцы, казалось, примерзали к металлической скребнице, и не понять было, судорожная боль или стылый ветер высекают слезу из глаз.
Но, как известно, всему на свете — и радостному и грустному, и приятному и тягостному — приходит конец. Закончилась и первая армейская зима. С приходом тепла куда веселее стало у коновязи, да и привычка выработалась за прожитые месяцы.
Наконец завершился и учебный год в полковой школе. После выпускных экзаменов всем курсантам присвоили звания младшего начальствующего состава. Двоим, в том числе и Петру, присвоили звание помкомвзвода (три треугольника на петлицах), остальным — звание командира отделения (два треугольника).
До сих пор продвижение Петра по службе проходило, как говорится, по нормальной схеме. И вдруг в военной его карьере произошел головокружительный скачок.
Дня через два или три после выпуска из полковой школы помкомвзвода Петра Калнина вызвали к командиру эскадрона. В небольшом командирском кабинете собралось все начальство части. Комэск Долгополенко сидел за столом, посасывая неразлучную трубку; комиссар Яковенко стоял у окна, разглядывая что-то происходящее на плацу; начальник школы Рюхин примостился на узеньком диванчике.
— Явился по вашему приказанию! — отчеканил Петр.
— Вольно, вольно... Садись,— сказал командир эскадрона. Петр оглянулся. Единственный стул находился у окна и предназначался, понятно, комиссару. Сесть было некуда. Но Рюхин, потеснясь на диванчике, мотнул головой, указывая ему место. Петр осторожно присел на самый краешек.
— Есть серьезный к тебе разговор,— сказал комэск, обращаясь к Петру.— Мы тут посоветовались. Начальник школы тебя хвалит и ручается за тебя.
Петр покосился на Рюхина. Но он сидел молча с самым безучастным видом, никак не отзываясь на слова командира эскадрона.
— Так я говорю, Сергей Иваныч? — обратился тот к Рюхину.
— В отделении у него порядок,— не спеша, словно бы нехотя, произнес начальник школы.
— Есть мнение, общее наше мнение,— пояснил командир эскадрона,— назначить тебя командиром учебного взвода полковой школы.
Петр так и решил, что ослышался. То, что сказал командир эскадрона, было невероятно, просто даже несуразно. Командир взвода, да еще учебного,— это кадровый средний командир, и никак нельзя представить себе на этом месте младшего командира срочной службы.
— Я вижу, удивлен,— вступил в разговор комиссар эскадрона.— Объясню. У нас в эскадроне недостает кадровых командиров. Должны были нам прислать из училища двух командиров взводов, прислали одного. Сергей Иваныч предлагает назначить тебя на вакантное место.
— Справишься? — спросил Долгополенко.
— Поручиться не могу,— ответил Петр и заметил, что ответ его понравился и комэску, и комиссару.
— Захочет — справится,— сказал Рюхин.
— Захочешь? — спросил комэск.
— Буду стараться,— ответил Петр.
— На том и порешим,— сказал Долгополенко.— Завтра будет приказ по эскадрону.
Петр встал, полагая, что разговор окончен, но комиссар жестом остановил его.
— Наделив Калнина обязанностями среднего командира, не забудем о правах,— сказал он.
— Само собой разумеется,— подтвердил комэск.— Права в полной мере, по уставу.
— Я о другом,— возразил комиссар.— Бойцы должны видеть, что он такой же командир по положению и по облику, как и все остальные. Довольствие и обмундирование должны быть командирские.
— Это в наших силах,— сказал комэск.— На довольствие прикрепим к командирской столовой, обмундирование выдадим, как положено сверхсрочнику. Начхоз, конечно, покряхтит малость, но переживет. Сложнее с проживанием. Срочнослужащий обязан находиться на казарменном положении.
— Можно выгородить келью в красном уголке,— заметил, улыбаясь, комиссар.
— Принято,— сказал командир эскадрона.
— Разрешите идти? — обратился к нему Петр и, получив разрешение, направился к выходу.
Уже в дверях услышал реплику Рюхина:
— Теперь и прическу можешь отрастить.
Если бы дело было только в прическе... Весь вечер после разговора в кабинете комэска Петр был так задумчив и замкнут, что, глядя со стороны, можно было подумать — на него свалилась большая беда. Да и на самом деле он не знал, радоваться ему или печалиться... Конечно, с одной стороны, лестно, когда тебе оказывают такое доверие, подтверждая тем самым, что ты чего-то стоишь, не говоря уже о том, что командирский харч наверняка сочнее солдатского и что в комсостав-ском обмундировании приятнее на люди выйти, особенно когда и «прическа» отрастет... Все это так...
Но, с другой стороны, доверие надо оправдывать, а сможет ли, сумеет ли он?.. И больше всего тревожила мысль: как быть строгим с теми, кто еще вчера был ровней?... (Командир отделения срочной службы мало чем отличается от рядового бойца — вся разница в том лишь, что с отделенного больше спросу.) А строгим быть придется, иначе никак нельзя, иначе всем плохо будет: и им и ему самому.
Вот тут и соображай... Хотя если подумать всерьез, то и думать-то особенно нечего. Это ведь армия. Приказано — выполняй. И если размышлять, то лишь о том, как лучше выполнить приказание. В армии спрос строгий.
Однако вскоре выяснилось, что многие тревоги, притом самые докучливые, неосновательны. Прежде всего: командовать своими сверстниками ему не придется. Они, как и он, закончили школу и разойдутся по своим частям. Да и вообще пока что командовать ему некем. Он назначен командиром взвода полковой школы и обучать будет тех, кто явится в эскадрон после очередного призыва, то есть не раньше осени.
А пока?.. А пока сиди и изучай (зубри!) уставы и наставления, которых в армии, особенно в инженерных частях, более чем достаточно. Кроме того, начальник школы Рюхин часто давал ему разные поручения, связанные с подготовкой школы к новому учебному году. И в тех случаях, когда поручение было достаточно сложным, неизменно приговаривал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108