..
Людей, которые старше тебя и опытнее, надо слушаться. Истина эта, казалось бы, неоспорима. Во всяком случае, Петр не стал бы ее оспаривать, однако же поступил вопреки ей.
Как только приехали в Большой Невер, Петр тут же снял «ужасные» валенки с громоздкими галошами и вместе с овчинным тулупом оставил их у начальника станции. А сам переобулся в щегольские хромовые сапожки, вполне уместные для Москвы, но настолько щегольские, что ни о шерстяных носках, ни о теплых портянках не могло быть и речи.
Иван Кириллович посоветовал Петру восстановить статус-кво, то есть облачиться снова в валенки и переобуться только перед посадкой. Петр нашел какую-то отговорку и остался в своих хромовых, хотя ноги, за двое суток привыкшие к валенкам, жутко мерзли.
Наказание за строптивость последовало самое суровое. Едва успев забраться на свой третий этаж, Петр почувствовал смертельный озноб, потом его кинуло в нестерпимый жар. Иван Кириллович потрогал его пышущий лоб, порылся в своем необъятном рюкзаке, достал градусник и сунул Петру под мышку. Перевалило за сорок...
— Дофорсился!.. — процедил сквозь зубы Иван Кириллович и выругался истинно по-геологически...
Заставил Петра проглотить три таблетки аспирина и вслед за тем поднес почти полстакана неразведенного спирта. Оглушенный Петр забылся тяжелым сном.
Уже под утро очнулся и застонал. Мучительно болела, просто раскалывалась голова, перехватывало дыхание. Он жадно хватал открытым ртом спертый, почти лишенный кислорода воздух. Последние силы оставили его...
Иван Кириллович зажег спичку, разглядел искаженное болью и отчаянием лицо Петра. Спрыгнул с полки и стащил его вниз. Здесь было не так жарко и душно. Но больному все равно не хватало воздуха, он судорожно открывал рот, как выброшенная на берег рыба. Иван Кириллович подтащил Петра к бачку, заставил выпить кружку воды и выволок его в тамбур.
И только здесь, хватив полной грудью свежего прохладного воздуха, Петр словно сбросил с себя тягостное оцепенение. Холодный пот обильно оросил его лицо, он окончательно пришел в себя и задышал ровно и спокойно.
— Дешево отделались,— сказал Иван Кириллович Петру, когда градусник подтвердил, что худшее позади. Помолчал и добавил: — Я тоже хорош! Вкатил вам такую дозу. А если бы у вас сердчишко оказалось слабое?..
— Сердце у меня хорошее,— ответил Петр с виноватой улыбкой.
За неделю, проведенную в пути, Петр окончательно выздоровел, и к Москве путешественники подъехали в полной форме.
Рассчитывать на место в гостинице не приходилось, поэтому оба заранее позаботились о пристанище. Иван Кириллович собирался остановиться у старого приятеля в одном из сретенских переулков, а Петру дано было письмо к тетке Зинаиды Тихоновны, которая проживала в собственном домике в подмосковном городе Пушкино.
Впрочем, на город он был вовсе не похож. Всего несколько двухэтажных каменных домов окружали привокзальную площадь, а чуть отступя от нее шли вовсе пустые улицы. Над высокими сугробами торчали лишь верхушки решетчатых оградок. Дома, почти подряд деревянные, одноэтажные, скрывались в глубине приусадебных участков и утопали в сугробах по самые наличники окон.
Однако же на каждой калитке висела жестяная табличка с номером, и Петр довольно быстро добрался до цели. С трудом открыв занесенную снегом калитку, по узкой, не прокопанной, а протоптанной тропке Петр дошел до затаившегося среди обступивших его деревьев и кустов деревянного домика и, дернув за шнурок колокольчика, известил хозяев о своем прибытии. Дверь, ведущую в холодные сенцы, открыла пожилая женщина в наброшенной на плечи стеганке.
— Вы Полина Петровна? — спросил Петр, хотя женщина совсем не была похожа на ту, что сидела на фотокарточке рядом с девочкой, которая потом стала Зинаидой Тихоновной.
Женщина, заметно потрясенная великолепием волчьей дохи, ответила не сразу.
— Привез вам поклон от Зинаиды Тихоновны,— сказал ей Петр.
— От Зиночки!.. — воскликнула женщина.— Вы, значит, оттуда?..
— Из Приленска,— подтвердил Петр.
— Проходите, проходите... — заторопилась женщина. Она отступила в сторону, пропуская гостя.
— Сегодня приехали? — спросила Полина Петровна, когда гость снял свою великолепную доху, после чего выяснилось, что он вовсе не столь уж громоздок.
— Прямо с поезда.
— Тогда обождите минутку, сейчас кормить вас буду.
— А потом я вас,— сказал Петр и подмигнул хозяйке: он хорошо знал, каково в Москве с продуктами.
Расстегнул ремни на объемистой сумке и достал оттуда несколько кульков с разными крупами, солдатский котелок, полный застывшего топленого масла, и завернутый в пергаментные листы пласт слегка розоватого свиного сала. Выложил все это аккуратно на стол.
— Да что вы... да зачем это?..
— Это не я,— весело отозвался Петр.— Это Зинаида Тихоновна вам прислала.
— Спасибо вам, спасибо...
Полина Петровна поставила на стол сковороду с жареной картошкой, которая после того, как ее сдобрили кусочком масла из солдатского котелка, стала еще вкуснее. Тем более что, не обращая внимания на протесты хозяйки, гость налил и ей и себе по наперсточку неразведенного спирта.
Ели картошку вместе. Полина Петровна тоже еще не завтракала: с утра отправилась на рынок, меняла пайковую махорку на съестное.
— Ну и как, Полина Петровна, удачно?
— Да кто его знает... — вздохнула она.— Мне махорка-то ни к чему. Знала бы, что гость приедет...
— Не беспокойтесь, Полина Петровна, у меня табачок запасен на всю поездку.
Позавтракав, Петр осведомился, как пройти в райвоенкомат, и сказал хозяйке, что после того, как встанет на воинский учет, сразу же отдаст ей паспорт для прописки. Полина Петровна спросила, как будет он отоваривать свои продовольственные карточки: харчиться в столовой или выкупать в магазине?
— Вас попрошу, Полина Петровна, когда свои будете выкупать, мои тоже прихватите.— Петр отдал ей продовольственные карточки.
Дежурный в райвоенкомате внимательно просмотрел все документы Петра, особенно военный билет, потом вернул ему паспорт, служебное и командировочное удостоверения, а с военным билетом Петра прошел в кабинет к военному комиссару. Возвратясь, сказал Петру:
— Вы поставлены у нас на временный воинский учет. Без нашего разрешения из пределов Москвы и его пригородов не выезжать.
В наркомате в первый же день подтвердились худшие опасения Петра. В управлении материально-технического снабжения ему прямо сказали: пусть радуется, что два вагона экстракта уже проскочили за Урал. Возвращать их оттуда бессмысленно, и они дойдут в конце концов до Приленска. Но на большее пусть не рассчитывает. Что же касается поставок на сорок третий год, то об этом говорить еще рано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Людей, которые старше тебя и опытнее, надо слушаться. Истина эта, казалось бы, неоспорима. Во всяком случае, Петр не стал бы ее оспаривать, однако же поступил вопреки ей.
Как только приехали в Большой Невер, Петр тут же снял «ужасные» валенки с громоздкими галошами и вместе с овчинным тулупом оставил их у начальника станции. А сам переобулся в щегольские хромовые сапожки, вполне уместные для Москвы, но настолько щегольские, что ни о шерстяных носках, ни о теплых портянках не могло быть и речи.
Иван Кириллович посоветовал Петру восстановить статус-кво, то есть облачиться снова в валенки и переобуться только перед посадкой. Петр нашел какую-то отговорку и остался в своих хромовых, хотя ноги, за двое суток привыкшие к валенкам, жутко мерзли.
Наказание за строптивость последовало самое суровое. Едва успев забраться на свой третий этаж, Петр почувствовал смертельный озноб, потом его кинуло в нестерпимый жар. Иван Кириллович потрогал его пышущий лоб, порылся в своем необъятном рюкзаке, достал градусник и сунул Петру под мышку. Перевалило за сорок...
— Дофорсился!.. — процедил сквозь зубы Иван Кириллович и выругался истинно по-геологически...
Заставил Петра проглотить три таблетки аспирина и вслед за тем поднес почти полстакана неразведенного спирта. Оглушенный Петр забылся тяжелым сном.
Уже под утро очнулся и застонал. Мучительно болела, просто раскалывалась голова, перехватывало дыхание. Он жадно хватал открытым ртом спертый, почти лишенный кислорода воздух. Последние силы оставили его...
Иван Кириллович зажег спичку, разглядел искаженное болью и отчаянием лицо Петра. Спрыгнул с полки и стащил его вниз. Здесь было не так жарко и душно. Но больному все равно не хватало воздуха, он судорожно открывал рот, как выброшенная на берег рыба. Иван Кириллович подтащил Петра к бачку, заставил выпить кружку воды и выволок его в тамбур.
И только здесь, хватив полной грудью свежего прохладного воздуха, Петр словно сбросил с себя тягостное оцепенение. Холодный пот обильно оросил его лицо, он окончательно пришел в себя и задышал ровно и спокойно.
— Дешево отделались,— сказал Иван Кириллович Петру, когда градусник подтвердил, что худшее позади. Помолчал и добавил: — Я тоже хорош! Вкатил вам такую дозу. А если бы у вас сердчишко оказалось слабое?..
— Сердце у меня хорошее,— ответил Петр с виноватой улыбкой.
За неделю, проведенную в пути, Петр окончательно выздоровел, и к Москве путешественники подъехали в полной форме.
Рассчитывать на место в гостинице не приходилось, поэтому оба заранее позаботились о пристанище. Иван Кириллович собирался остановиться у старого приятеля в одном из сретенских переулков, а Петру дано было письмо к тетке Зинаиды Тихоновны, которая проживала в собственном домике в подмосковном городе Пушкино.
Впрочем, на город он был вовсе не похож. Всего несколько двухэтажных каменных домов окружали привокзальную площадь, а чуть отступя от нее шли вовсе пустые улицы. Над высокими сугробами торчали лишь верхушки решетчатых оградок. Дома, почти подряд деревянные, одноэтажные, скрывались в глубине приусадебных участков и утопали в сугробах по самые наличники окон.
Однако же на каждой калитке висела жестяная табличка с номером, и Петр довольно быстро добрался до цели. С трудом открыв занесенную снегом калитку, по узкой, не прокопанной, а протоптанной тропке Петр дошел до затаившегося среди обступивших его деревьев и кустов деревянного домика и, дернув за шнурок колокольчика, известил хозяев о своем прибытии. Дверь, ведущую в холодные сенцы, открыла пожилая женщина в наброшенной на плечи стеганке.
— Вы Полина Петровна? — спросил Петр, хотя женщина совсем не была похожа на ту, что сидела на фотокарточке рядом с девочкой, которая потом стала Зинаидой Тихоновной.
Женщина, заметно потрясенная великолепием волчьей дохи, ответила не сразу.
— Привез вам поклон от Зинаиды Тихоновны,— сказал ей Петр.
— От Зиночки!.. — воскликнула женщина.— Вы, значит, оттуда?..
— Из Приленска,— подтвердил Петр.
— Проходите, проходите... — заторопилась женщина. Она отступила в сторону, пропуская гостя.
— Сегодня приехали? — спросила Полина Петровна, когда гость снял свою великолепную доху, после чего выяснилось, что он вовсе не столь уж громоздок.
— Прямо с поезда.
— Тогда обождите минутку, сейчас кормить вас буду.
— А потом я вас,— сказал Петр и подмигнул хозяйке: он хорошо знал, каково в Москве с продуктами.
Расстегнул ремни на объемистой сумке и достал оттуда несколько кульков с разными крупами, солдатский котелок, полный застывшего топленого масла, и завернутый в пергаментные листы пласт слегка розоватого свиного сала. Выложил все это аккуратно на стол.
— Да что вы... да зачем это?..
— Это не я,— весело отозвался Петр.— Это Зинаида Тихоновна вам прислала.
— Спасибо вам, спасибо...
Полина Петровна поставила на стол сковороду с жареной картошкой, которая после того, как ее сдобрили кусочком масла из солдатского котелка, стала еще вкуснее. Тем более что, не обращая внимания на протесты хозяйки, гость налил и ей и себе по наперсточку неразведенного спирта.
Ели картошку вместе. Полина Петровна тоже еще не завтракала: с утра отправилась на рынок, меняла пайковую махорку на съестное.
— Ну и как, Полина Петровна, удачно?
— Да кто его знает... — вздохнула она.— Мне махорка-то ни к чему. Знала бы, что гость приедет...
— Не беспокойтесь, Полина Петровна, у меня табачок запасен на всю поездку.
Позавтракав, Петр осведомился, как пройти в райвоенкомат, и сказал хозяйке, что после того, как встанет на воинский учет, сразу же отдаст ей паспорт для прописки. Полина Петровна спросила, как будет он отоваривать свои продовольственные карточки: харчиться в столовой или выкупать в магазине?
— Вас попрошу, Полина Петровна, когда свои будете выкупать, мои тоже прихватите.— Петр отдал ей продовольственные карточки.
Дежурный в райвоенкомате внимательно просмотрел все документы Петра, особенно военный билет, потом вернул ему паспорт, служебное и командировочное удостоверения, а с военным билетом Петра прошел в кабинет к военному комиссару. Возвратясь, сказал Петру:
— Вы поставлены у нас на временный воинский учет. Без нашего разрешения из пределов Москвы и его пригородов не выезжать.
В наркомате в первый же день подтвердились худшие опасения Петра. В управлении материально-технического снабжения ему прямо сказали: пусть радуется, что два вагона экстракта уже проскочили за Урал. Возвращать их оттуда бессмысленно, и они дойдут в конце концов до Приленска. Но на большее пусть не рассчитывает. Что же касается поставок на сорок третий год, то об этом говорить еще рано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108