Потерял сознание... задохнулся...
— Слезай! — закричал что есть мочи Анатолий Кузьмич. И тогда из проема глухо донеслось:
— Доберусь...
И почти тут же показался конец бечевы.
— Устал,— обратился механик к Петру.— Это я виноват, надо было строго наказать: на каждой пятой, а то и четвертой ступеньке передохни...
Или у Феди еще сохранились силы, или он очень уж опасался снова испугать оставшихся внизу, только больше роздыху он себе не давал. И еще через десять — теперь уже особенно долгих — минут голова Феди в лохматой шапке показалась над верхним урезом трубы.
— Готово! — крикнул он и, взмахнув рукой, сбросил вниз конец бечевы.
— Тяни! — скомандовал Анатолий Кузьмич. Подбирая бечеву, Федя вытянул конец прочной пеньковой веревки. Теперь ему предстояло выполнить вторую, пожалуй, не менее сложную и трудную часть порученной ему работы: поднять наверх тяжелый металлический хомут с блоком и прикрепить его к трубе.
— Тяни без натуги! — приказал Анатолий Кузьмич. Федя Данилов тянул медленно, не напрягаясь, давая себе
передышку: сберегал силы. Прошло еще минут десять, и массивный хомут — широкое и толстое стальное кольцо с прикрепленным сбоку болтом — был поднят.
Теперь предстояло самое трудное. Работа вовсе не по мальчишечьим силам. Работал Федя, сцепив зубы, и все-таки довел дело до конца: установил хомут и закрепил его намертво двенадцатью болтами. И снова крикнул: . — Готово!
— Бросай веревку! — крикнул механик.
Осталось последнее: втащить наверх конец стального троса и пропустить его через блок. Только и всего!.. И на этом конец первого, едва ли не самого сложного этапа операции, в котором главным исполнителем был Федя Данилов.
А еще через несколько минут измазанный и запыхавшийся, но сияющий и счастливый Федя Данилов вылез из дымохода.
— Молодец! — сказал ему Петр.
А механик сгреб мальчишку в свои могучие объятия, расцеловал в обе щеки и скомандовал:
— Теперь в душ и отдыхать!
— А как же?.. — взмолился Федя.— Сами обещали — до конца буду с вами работать...
— Когда отдохнешь, сынок. Не бойся, работы хватит. Прибежала тоже запыхавшаяся секретарша Фаина.
— Петр Николаевич! Вас срочно вызывает нарком.
— Самое время...— сказал стоявший возле Анатолий Кузьмич.
Нарком даже прислал за директором свою машину. Стало быть, дело совершенно не терпело отлагательства. Петру очень не хотелось уезжать с завода в такую минуту, но что поделаешь...
Петр, конечно, понимал, какое у наркома к нему дело. Безусловно, Протвину доложили, что директор комбината не принял к исполнению санкционированные самим наркомом указания комиссии, а приступил к аварийно-восстановительным работам по своему бредовому проекту.
«Недотепа!.. — обругал себя Петр.— Надо было позвонить Инчутину».
Он даже и предполагать не мог, что тихонькой и застенчивой Зинаиде Тихоновне тоже придет в голову эта мысль и что она, долго не раздумывая, приведет ее в исполнение.
Наркомат был совсем недалеко от горкома, и, когда Петр вошел в кабинет наркома, Инчутин был уже там. Протвин сухо поздоровался с Петром и без предисловий сразу приступил к делу:
— Почему вы технический вопрос, который должно решить руководство наркомата, поставили на обсуждение партийного собрания?
— Партийной организации по уставу предоставлено право контроля,— ответил Петр, покосившись на Инчутина. Тот сидел в сторонке и сосредоточенно рассматривал висевшую на стене многоцветную диаграмму.
— В данном случае,— возразил нарком,— парторганизации нечего было еще контролировать. К тому времени вы еще не получили указаний технического отдела наркомата.
— Я считал, что обсуждение на партсобрании поможет вам принять правильное решение,— ответил Петр.— Потому и попросил секретаря парторганизации довести до вашего сведения постановление собрания.
— Сдается мне, вы сделали это для того,— резко сказал Протвин,— чтобы противопоставить предприятие наркомату.
— Товарищ нарком,— возразил Петр,— мы уклонились от сути дела. Главное в том, правильно ли мы решили. Мы убеждены, что правильно.
— Инженеры технического отдела убеждены в обратном. Вы только затянете ликвидацию аварии. Работать без лесов опасно. Могут быть человеческие жертвы.
— Это их доводы. Наши доводы вам также известны. Решайте. Вы можете приказать нам.
Ответив так, Петр покривил душой. Он уже твердо решил ни за что не останавливать начатые работы. Протвин, по-видимому, понял это.
— Приказать легко... В таком деле нужна осмотрительность и еще раз осмотрительность. Как твое мнение, Василий Егорович?
— Ты руководитель, ты должен решить,— строго сказал Инчутин.
— В таком случае прошу совета.
— Совета? — повторил Инчутин.— Это другое дело. Но тогда у меня вопрос к директору комбината. Какая разница в сроках, если работать по вашему способу и,— он кивнул в сторону Протвина,— по вашему?
— Примерно месяц,—. ответил Петр.
— И еще один вопрос. Сколько обуви спецзаказа выпускает комбинат в месяц?
— Тридцать тысяч пар.
— Значит, из-за нашей осмотрительности,— Инчутин подчеркнул это слово,— две дивизии должны идти в бой босиком? Так, товарищ народный комиссар?
Протвин не ответил.
— Чего же молчишь? Ты сам просил совета,— резко бросил Инчутин.
— Хорошо,— после довольно продолжительного раздумья сказал Протвин.— Разрешаю продолжать начатые работы. Но помните, товарищ директор, вы головой отвечаете за последствия!
Петра задела, даже оскорбила эта угрожающая фраза, особенно тон.
— Приступая к работам, не .дождавшись вашего разрешения, я тем самым уже принял на себя всю ответственность, товарищ народный комиссар!
Протвин вспыхнул, но, почувствовав свой промах, сумел сдержаться.
— Разрешили продолжать работы, Анатолий Кузьмич,— сказал Петр механику, вернувшись на завод.
— Вот и хорошо, что не совсем опоздали разрешить,— усмехнулся Анатолий Кузьмич,— а то пришлось бы ставить трубу без разрешения начальства.
Наконец определилось, что ехать в Москву надо немедленно, и ехать именно Петру. Вопрос о поездке возник еще в конце октября, как только стало известно, что из четырех вагонов дубильного экстракта, занаряженных и отгруженных, два уже в пути переадресованы другим заводам. Мотивировалось это выходом из строя всех белорусских и значительной части украинских экстрактовых заводов.
Следовало срочно прояснить обстановку со снабжением комбината на следующий год. Но ехать в Москву в октябре было бессмысленно. Почти все наркоматы и другие центральные учреждения эвакуировались из Москвы, и большинство их в эту пору находились «в пути».
После разгрома немцев под Москвой положение кардинально изменилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Слезай! — закричал что есть мочи Анатолий Кузьмич. И тогда из проема глухо донеслось:
— Доберусь...
И почти тут же показался конец бечевы.
— Устал,— обратился механик к Петру.— Это я виноват, надо было строго наказать: на каждой пятой, а то и четвертой ступеньке передохни...
Или у Феди еще сохранились силы, или он очень уж опасался снова испугать оставшихся внизу, только больше роздыху он себе не давал. И еще через десять — теперь уже особенно долгих — минут голова Феди в лохматой шапке показалась над верхним урезом трубы.
— Готово! — крикнул он и, взмахнув рукой, сбросил вниз конец бечевы.
— Тяни! — скомандовал Анатолий Кузьмич. Подбирая бечеву, Федя вытянул конец прочной пеньковой веревки. Теперь ему предстояло выполнить вторую, пожалуй, не менее сложную и трудную часть порученной ему работы: поднять наверх тяжелый металлический хомут с блоком и прикрепить его к трубе.
— Тяни без натуги! — приказал Анатолий Кузьмич. Федя Данилов тянул медленно, не напрягаясь, давая себе
передышку: сберегал силы. Прошло еще минут десять, и массивный хомут — широкое и толстое стальное кольцо с прикрепленным сбоку болтом — был поднят.
Теперь предстояло самое трудное. Работа вовсе не по мальчишечьим силам. Работал Федя, сцепив зубы, и все-таки довел дело до конца: установил хомут и закрепил его намертво двенадцатью болтами. И снова крикнул: . — Готово!
— Бросай веревку! — крикнул механик.
Осталось последнее: втащить наверх конец стального троса и пропустить его через блок. Только и всего!.. И на этом конец первого, едва ли не самого сложного этапа операции, в котором главным исполнителем был Федя Данилов.
А еще через несколько минут измазанный и запыхавшийся, но сияющий и счастливый Федя Данилов вылез из дымохода.
— Молодец! — сказал ему Петр.
А механик сгреб мальчишку в свои могучие объятия, расцеловал в обе щеки и скомандовал:
— Теперь в душ и отдыхать!
— А как же?.. — взмолился Федя.— Сами обещали — до конца буду с вами работать...
— Когда отдохнешь, сынок. Не бойся, работы хватит. Прибежала тоже запыхавшаяся секретарша Фаина.
— Петр Николаевич! Вас срочно вызывает нарком.
— Самое время...— сказал стоявший возле Анатолий Кузьмич.
Нарком даже прислал за директором свою машину. Стало быть, дело совершенно не терпело отлагательства. Петру очень не хотелось уезжать с завода в такую минуту, но что поделаешь...
Петр, конечно, понимал, какое у наркома к нему дело. Безусловно, Протвину доложили, что директор комбината не принял к исполнению санкционированные самим наркомом указания комиссии, а приступил к аварийно-восстановительным работам по своему бредовому проекту.
«Недотепа!.. — обругал себя Петр.— Надо было позвонить Инчутину».
Он даже и предполагать не мог, что тихонькой и застенчивой Зинаиде Тихоновне тоже придет в голову эта мысль и что она, долго не раздумывая, приведет ее в исполнение.
Наркомат был совсем недалеко от горкома, и, когда Петр вошел в кабинет наркома, Инчутин был уже там. Протвин сухо поздоровался с Петром и без предисловий сразу приступил к делу:
— Почему вы технический вопрос, который должно решить руководство наркомата, поставили на обсуждение партийного собрания?
— Партийной организации по уставу предоставлено право контроля,— ответил Петр, покосившись на Инчутина. Тот сидел в сторонке и сосредоточенно рассматривал висевшую на стене многоцветную диаграмму.
— В данном случае,— возразил нарком,— парторганизации нечего было еще контролировать. К тому времени вы еще не получили указаний технического отдела наркомата.
— Я считал, что обсуждение на партсобрании поможет вам принять правильное решение,— ответил Петр.— Потому и попросил секретаря парторганизации довести до вашего сведения постановление собрания.
— Сдается мне, вы сделали это для того,— резко сказал Протвин,— чтобы противопоставить предприятие наркомату.
— Товарищ нарком,— возразил Петр,— мы уклонились от сути дела. Главное в том, правильно ли мы решили. Мы убеждены, что правильно.
— Инженеры технического отдела убеждены в обратном. Вы только затянете ликвидацию аварии. Работать без лесов опасно. Могут быть человеческие жертвы.
— Это их доводы. Наши доводы вам также известны. Решайте. Вы можете приказать нам.
Ответив так, Петр покривил душой. Он уже твердо решил ни за что не останавливать начатые работы. Протвин, по-видимому, понял это.
— Приказать легко... В таком деле нужна осмотрительность и еще раз осмотрительность. Как твое мнение, Василий Егорович?
— Ты руководитель, ты должен решить,— строго сказал Инчутин.
— В таком случае прошу совета.
— Совета? — повторил Инчутин.— Это другое дело. Но тогда у меня вопрос к директору комбината. Какая разница в сроках, если работать по вашему способу и,— он кивнул в сторону Протвина,— по вашему?
— Примерно месяц,—. ответил Петр.
— И еще один вопрос. Сколько обуви спецзаказа выпускает комбинат в месяц?
— Тридцать тысяч пар.
— Значит, из-за нашей осмотрительности,— Инчутин подчеркнул это слово,— две дивизии должны идти в бой босиком? Так, товарищ народный комиссар?
Протвин не ответил.
— Чего же молчишь? Ты сам просил совета,— резко бросил Инчутин.
— Хорошо,— после довольно продолжительного раздумья сказал Протвин.— Разрешаю продолжать начатые работы. Но помните, товарищ директор, вы головой отвечаете за последствия!
Петра задела, даже оскорбила эта угрожающая фраза, особенно тон.
— Приступая к работам, не .дождавшись вашего разрешения, я тем самым уже принял на себя всю ответственность, товарищ народный комиссар!
Протвин вспыхнул, но, почувствовав свой промах, сумел сдержаться.
— Разрешили продолжать работы, Анатолий Кузьмич,— сказал Петр механику, вернувшись на завод.
— Вот и хорошо, что не совсем опоздали разрешить,— усмехнулся Анатолий Кузьмич,— а то пришлось бы ставить трубу без разрешения начальства.
Наконец определилось, что ехать в Москву надо немедленно, и ехать именно Петру. Вопрос о поездке возник еще в конце октября, как только стало известно, что из четырех вагонов дубильного экстракта, занаряженных и отгруженных, два уже в пути переадресованы другим заводам. Мотивировалось это выходом из строя всех белорусских и значительной части украинских экстрактовых заводов.
Следовало срочно прояснить обстановку со снабжением комбината на следующий год. Но ехать в Москву в октябре было бессмысленно. Почти все наркоматы и другие центральные учреждения эвакуировались из Москвы, и большинство их в эту пору находились «в пути».
После разгрома немцев под Москвой положение кардинально изменилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108