— Тут и гости есть,— ответил Богомазов.
Самого академика уже не было. Во главе стола сидела очень пожилая женщина в строгом темном платье с высоким наглухо застегнутым воротом.
— Я хочу познакомить вас с новым моим другом, который завтра уезжает на фронт! — громогласно объявил Леонид и подтолкнул Петра поближе к столу.
Раздался гул одобрительных возгласов, затем даже что-то похожее на аплодисменты. А какая-то дама, помоложе остальных (как говорится, ближе к сорока, чем к тридцати) и довольно еще привлекательная собою, чуть было не выпросила у Петра его экзотическую доху:
— Зачем она вам? А я так мерзну каждый день. Езжу на работу в Лосинку. Знаете, где это?.. Не знаете?.. Вы сами где сейчас живете?
— В Пушкино.
— Так вот Лосинка это как раз половина пути до Пушкино. Видите, как далеко приходится мне ездить! Каждый день. И я так мерзну!..
Петр все же догадался сказать, что доха казенная и он обязан ее сдать, иначе... иначе его просто посадят, как мелкого жулика.
— А где же эта дама работает? — спросил Петр у Леонида, когда они вышли из зала.
— В какой-то мастерской. Им привозят мины, ну снаряды для минометов, и они их начиняют...— Заметив, что Петр смотрит с явным недоверием, Леонид широко улыбнулся и продолжил: — Удивлены? Все,— он кивнул на дверь зала,— все, до единого человека, работают. Папа сказал, кто не хочет ехать в эвакуацию, все должны работать, кто где сумеет. Ну а знаете, если папа сказал, то...
— Неужели это правда и все эти старухи где-то работают? — уже на улице спросил Петр у Богомазова.
— Все,— подтвердил Богомазов.— Кроме матери-игуменьи, той, которая сидела во главе стола. Это сестра академика, старшая. Она и ведет этот ноев ковчег.
— Точно сказано. Воистину ноев ковчег. Не пойму только, все-таки как создается и поддерживается это удивительное изобилие?
— Ты просто невнимателен. Я тебе еще утром объяснил: семейный праздник. Этот праздник чтут, можно сказать, химики всей страны. Я уверен, сегодня на столе были дары даже из самых скудных мест...
Проходными дворами выбрались на бульвар. Прошли почти до самой Покровки, и тут их остановили.
— Комендантский патруль. Проверка документов! Старший сержант и с ним двое красноармейцев. Подвели задержанных к тускло светившему фонарю. Сержант протянул руку за документами; возле него, чуть позади, красноармеец; второй, несколько отступив, сбоку задержанных. У обоих, как положено, автоматы наготове, палец на спусковом крючке.
Первыми подали свои паспорта братья Богомазовы.
— Пропуск на право хождения ночью имеете? Нет. Придется задержать. А у вас?
Петр наконец-то отыскал свою повестку, отдал ее в руки старшему патруля. Тот, увидев повестку, сразу просветлел лицом.
— Старший сержант?..
— Как видишь.
— Чего так поздно?
— Повестку обмывали,— пояснил старший Богомазов.
— Понятно. Можете идти! — разрешил сержант и даже откозырнул.
— Так следующий патруль снова задержит,— сказал Богомазов.— Будь другом, старший сержант, проводи до дому. Тут вовсе недалеко, Мыльников переулок.
— Шагайте. Проводим.
Дел у Петра в наркомате теперь было совсем немного: сдать документы и авансовый отчет. На все это потребуется от силы час, поэтому вовсе не обязательно было идти туда утром. Ему сейчас каждый час дорог. Прежде всего нужно написать подробное письмо домой и не менее обстоятельное на комбинат главному инженеру и, вполне вероятно, будущему директору Зинаиде Тихоновне. Прояснить, как будет с экстрактом, и изложить все свои соображения о том, как заготавливать и применять местные дубители.
И если подробное письмо домой уместилось на трех страничках, то второе не уложилось и в десять страниц. Покончив с письмами, Петр отправился в наркомат. Начальник отдела кадров встретил его предельно сухо.
— Вы должны были прийти утром.
— Вам я ничего не должен,— в тон ему ответил Петр.— Мне предоставлены для устройства личных дел двое суток. Они еще не истекли.
— Ничего вам не предоставлено... — проворчал кадровик. Достал из ящика стола красную книжечку и произнес: — Верните мне повестку.
— И не подумаю!
— Получите билет и верните повестку! — приказал кадровик и протянул Петру красную книжечку.
— Это не мой билет! Мой в Пушкинском райвоенкомате.
— Был там, а теперь здесь,— усмехнулся кадровик и повторил строго: — Берите билет и распишитесь в получении!
Петр, все еще не веря ему, осторожно взял военный билет... свой билет и заглянул на страницу, где была отметка о броне. Там появилась еще одна запись: «Предоставлена броня по 31 декабря 1942 года». И большая круглая печать...
В Приленске Петра ожидала скорбная весть — телеграмма о смерти отца. Она пришла через два дня после того, как Петр выехал в Москву. Через две недели после телеграммы пришло письмо от матери. Письмо тревожное: мать не знала, как
ей быть, куда прибиться. Как добираться зимой до Приленска, она тоже не знала...
— Почему не сообщили мне в Москву? — спросил Петр. Глафира Федотовна вздохнула и ничего не ответила, а Аля сказала:
— Не хотела тебя тревожить... И какое имеет значение, что ты узнал на две недели позднее?..
Как ни странно, кажется, она действительно не понимала, какое это имеет значение.
— Огромное,— возразил Петр, стараясь удержаться, чтобы не наговорить грубостей.— Я мог заехать к матери. Я был рядом!..
— Если не ошибаюсь, оттуда до Москвы почти тысяча километров.
— Но не восемь тысяч! — Он все же взорвался.— Если бы я знал, мог заехать за ней, привезти сюда.
— Вот уж об этом я даже не подумала.
— Даже не подумала... А может быть, подумала, да лишнего рта испугалась?
Конечно, упрек был несправедлив, и, сколь ни был раздражен, он это хорошо понимал, но ему хотелось, чтобы ей тоже стало больно, хоть на минуту...
— Как тебе не стыдно! — сказала Аля. Резко повернулась и вышла из комнаты.
В тот же день Петр послал матери огромную телеграмму. Пытался утешить, хотя понимал, как пусты в подобном случае слова утешения. Сказал, что ждет ее к себе в Приленск, только предупредил, что преодолеть этот путь зимой ей будет очень трудно. Советовал до весны не трогаться с места. Спрашивал, по какому адресу посылать ей деньги.
Телеграмму отправил с оплаченным ответом и через три дня получил его. Мать благодарила за приглашение приехать, сообщала, что зимой ехать боится и до весны останется в Прикамске, на старой квартире, как ей разрешили, и что деньги у нее есть и посылать ей не надо.
До того как идти к наркому, Петр посоветовался со своими заводскими. Позвал тех, от кого ждал дельного совета, и тех, кому предстояло решать новую задачу.
Кроме главного инженера и главного бухгалтера, без которых не положено директору принимать какое бы то ни было решение, пригласил на этот неофициальный совет механика Анатолия Кузьмича, Юсупова, Вакшляка и стариков Егора Амосова и Федора Михеича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108