Яагуп писал редко, да и то чаще отцу, чем мне, но письма мы читали вместе. После каждого письма с Пааделайда охватывала жгучая тоска по родине и оставшимся там людям, прямо хоть собирай вещи и возвращайся домой. С отцом об этом и говорить не стоило, он боялся насмешек фон Маака. Разве что когда в России действительно произойдут какие-нибудь перемены, вот тогда... Но перемен никаких не предвиделось, наоборот, началась война,
в которой Россия выступила вместе с Англией, а значит и с Канадой, против Германии. Оставалось ждать, чем закончится эта бойня и смертоубийство. Я со своими слабыми ногами мог не бояться армии, отца избавляли его годы. Яагуп в России тоже сумел отвертеться. Местные газеты предвещали поражение Германии, винили ее в развязывании войны и повторяли библейское изречение: «Кто меч поднимет, от меча и погибнет». Так оно и вышло.
Война вызвала в России в начале 1917 года одну революцию, осенью свершилась вторая. Вместе с ней установилась новая власть и началась гражданская война.
За время войны ни одной битвы на территории Канады не произошло, но в армию забрали больше полумиллиона мужиков, из которых свыше шестидесяти тысяч погибло, и среди них двое финнов. Когда смерть пожинала свои плоды во Франции, жизнь в Канаде начала бурлить. Фронт требовал оружия, боеприпасов, пропитания, обмундирования, и все должен был давать тыл, а уж деньги-то на это находились.
Мне, портному, прозябавшему на далеком острове , война доходов не принесла. Женщины, чьи мужья ушли на войну, не спешили заказывать себе новые юбки. Не было таких, кто гонялся бы за новой модой, да и совесть не позволяла. По-прежнему я перебивался с гроша на копейку. Кое-какой бабенке все же случалось сшить обновку. Зато в начале войны со мной произошла история, которую я и представить себе не мог: я женился — вернее, Лемби просто прибрала меня к рукам, хоть я сперва и сопротивлялся. Семейная жизнь у моих родителей не задалась, особенно у отца. Лет двадцать спустя я прочел «Анну Каренину» — моя судьба была в чем-то схожей с судьбой сына Анны Сергея. В романе, правда, говорилось о князьях и графах, а у меня отец и мать были простыми крестьянами, относились к самому низшему сословию в России. Да и Высоцкий не был, подобно Вронскому, графом и служил всего лишь начальником кордона. Толстой ничего не поведал о женитьбе взрослого Сергея, ограничился трагической судьбой Анны, но предположить можно, что и у него судьба сложилась не очень-то удачливо. Мое же недолгое супружество с Лемби было счастливым, но кончилось трагически: Лемби умерла при родах. Младенца взяла к себе и выкормила грудью моя сестра Наама, которая на год раньше меня вышла замуж за брата Лемби — Лаури
и жила тоже на и дочь родила незадолго до того, как у Лемби родился сын. Молока у Наамы было много, хватало обоим, так они и росли двойняшками. Лау- ри занимался рыболовством, детей опекал почти одинаково, будто родной отец. Дал сыну моему образование, теперь он видный и состоятельный человек здесь, в Британской Колумбии. Сам Лаури Андерсон умер два года назад и похоронен тут же на острове, где провел большую часть своей жизни. После смерти мужа Наама продала хозяйство и, как вдова финна, перебралась в Ванкувер в дом для престарелых финнов. В Ванкувере живет с семьею и дочь Наамы. Как она познакомилась со своим будущим мужем? Все благодаря мне. Ведь Наама навещала нас с отцом на острове. Да, некогда молодые сестра и брат, Лемби и Лаури, покоятся теперь на кладбище. Лемби была совсем молодой и покинула этот мир давным-давно. Не умри она в молодости, и моя бы жизнь сложилась иначе.
Два года прожил вдовцом — Люба все время была рядом, но между нами ничего не произошло, ни она мне, ни я ей не сказали ни одного любовного слова. И все же ка- кая-то необъяснимая сила удерживала нас за одним портняжьим столом. Но потом ее подруга Марга вдруг захотела меня в мужья и делала это куда энергичнее Любы. Отец Марги, Таавет Лыхмус, работал на лесопилке. Он принимал участие в революции 1905 года, ему посчастливилось в Ляянемаа скрыться от карательных отрядов, сначала он бежал в Финляндию, а оттуда уже через Швецию уехал сюда, в Канаду. За два года работы лесорубом он сумел скопить столько денег, что перевез в Канаду жену с дочерью. Вначале они снимали жилье — хозяин-финн перебрался на шахту в Нанаймо,— потом они этот дом выкупили. Таавет Лыхмус водил дружбу с моим одиноким отцом Тимму, оба слыли ярыми ненавистниками правящего в России строя, оба бежали от карательных отрядов. Когда в России вспыхнула революция, они напряженно следили за происходящим. Оба выписывали эстонскую газету «Уус Ильм», которая выходила в Нью-Йорке, и получали оттуда основную информацию. Отцы наши дружили, так почему бы и нам с Маргой было не сблизиться?.. Словом, Марга, Маргарета Лыхмус, стала моей второй женой. И после этого Люба оставалась мне помощницей за портняжьим столом — а куда ей, хромоножке, было деваться!
Таавет Лыхмус работал в Таллине вместе с русскими на пилораме и очень уважал их, но ненавидел российский правящий строй, царское правительство. Когда свергли царя, Таавет даже хотел вернуться в Таллин. Но началась гражданская война. Правительство Ленина заключило с Эстонией мирный договор и признало ее самостоятельной республикой. По сообщениям газеты «Уус Ильм», жизнь трудового люда в Эстонии была совсем дрянная, да и Яагуп в своих письмах не очень-то хвалил новую республику. На перевозке камней теперь не заработаешь, камни никому больше не нужны, да и камневозных судов нету, их во время войны у людей отобрали и затопили в Ирбенском проливе, чтобы преградить немецким кораблям путь в Рижский залив. Но где там! Зато освободились от барона Маака, новое правительство отобрало баронскую землю. Сам Маак уехал с семьей в Германию, перед отъездом, правда, заявил, чтобы поселенцы подводили под свои дома колеса,— он снова вернется и восстановит на мызных землях прежний порядок. Пааделайд, конечно, от барона освободился, только что теперь с этой свободой на голом острове делать, если на вывозе камней нельзя заработать?.. Но не беда, картошка растет, рыбы в море хватает, голода бояться нечего, особенно если в прежние хорошие годы удалось отложить немного денег, да если к тому же это такие деньги, которые и во времена марок кое-что значат. Царские бумажные ассигнации годятся сейчас разве что для розжига, но золотой рубль еще в цене. Хозяин Хюль- ескиви перед войной снес свои сбережения в городской банк — мол, пускай набегают проценты,— теперь, во времена марок, остался без всего. Он, Яагуп, никаким бумажкам не верил, пусть даже бумажным деньгам,— такое неверие в него вселил еще старый Элиас: тот собирал тоже лишь золотые и держал при себе, ни в одни банки не верил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54