Разве мало у него родни!
— Как тут со своего острова...
— «Свой остров» ждет тебя на якоре. Здесь у тебя только шкура своя.
Отец все сидел и сидел в пустой комнате, обхватив голову руками, поставив ружье между колен.
И старый Элиас, который уже давно снес свою швейную машинку и чемоданы на парусник, куда-то пропал, его уже не было второй день. Ну куда ты без старого! Как ты оставишь Элиаса пастору!
Наступил вечер, ветер повернул на остров, и, как говорили последние беженцы, каратели уже прибыли в Курессааре. Парусники были под завязку набиты вещами, нашими людьми и беженцами. Но не было отца. Не было также старого Элиаса, Яагупу не оставалось ничего, как вернуться и почти силком привести отца. А тут из-за «теплого домика» показался Элиас.
— Ну где же ты пропадаешь?! — крикнул рассерженно Яагуп.
— Потерпи! Уже идут, идут!— отозвался в ответ Элиас, задыхаясь от быстрой ходьбы и оглядываясь назад.
Вдруг я увидел, как из-за домов на прибрежную насыпь поднялась женщина с узлом, она тащила за руку мальчонку, на мгновение она остановилась и крикнула:
— Аарон! Аарон!
«Рахель! Мама!» Не раздумывая, не дожидаясь чьего- либо указа или запрета, я прыгнул с парусника в лодку, отвязал ее и стал быстро-быстро грести к берегу. В тот самый момент, когда лодка уткнулась в песок, я заметил, как рядом с Рахелью взобрался на насыпь мужчина в форме кордонщика, с винтовкой за плечами.
— Аарон! — крикнула Рахель, увидев мое замешательство, а сама продолжала торопливо спускаться с парнишкой к воде.— Он помог нам с Бенном перебраться через отмель! Он хочет ехать с нами!— проговорила Рахель на одном дыхании.
— Он твой муж?— спросил Яагуп, который встал в рост на другой лодке.
— Какой муж! Перед отмелью первый раз увидела. Он помогал беженцам. И боится, что дознаются и его отдадут казакам.
— Дай винтовку женщине!— крикнул Яагуп по-русски, и пограничник отдал оружие матери.
Когда мы добрались до парусника, было уже совсем сумеречно. Но как только мы взошли на палубу, в лодку метнулась Лена, две придурковатые пякааземеские близняшки следом.
Яагуп непристойно выругался.
— Куда я уйду! Лошади не поены, собаки не кормлены, кошки вокруг домов мяучат! Ну куда я уйду!— сказала Лена.
Яагуп выругался еще крепче.
— Пусть насильничают!— крикнула она из лодки, отплыв от парусника на приличное расстояние.— Пусть насильничают! Хоть это в жизни перед смертью испытаю!
«Родной остров» и «Пааделайд» уже вышли из бухты. На «Своем острове» и на «Кукушке» стучали моторы. Как только Яагуп поднялся на палубу и встал у руля, «Кукушка» тоже снялась с якоря. Наш парусник выходил из Пааделайдской бухты последним. Дедушка Аабрам стоял за рулем. Пярни внизу регулировал обороты мотора. Здесь, у берега, было много больших камней, и, хотя дедушка Аабрам знал фарватер так же, как дорожки на своем дворе, он позволил поднять парус только в открытом море. Другие суда, и «Кукушка» с ними, были далеко впереди. На берегу ни Лены, ни придурковатых близняшек не было видно. Пааделайд казался в сгущающихся сумерках темной полоской, над которой черным крестом выступали крылья ветряка.
Рассказчик умолк и посмотрел вверх на полную луну, которая поднялась над снежным хребтом Скалистых гор.
— Повторил он задумчиво слова Нила Армстронга, которые тот произнес перед тем, как ступить на Луну.
Был сентябрь 1972 года.
— Луна не была тем островом, где могли бы поселиться люди, где они нашли бы кусок хлеба и пядь земли. Но они будут искать свой остров, чтобы отправиться туда, если им на Земле не найдется места, как не нашлось его нам на Пааделайде,— добавил рассказчик.
— Теперь на Пааделайде места вдоволь. Через пару лет советские космонавты и американские астронавты начнут в одном корабле летать вокруг Земли.
— Хорошо бы.
— Твой рассказ смешал все мои творческие планы. Вряд ли раньше чем через пару лет смогу обо всем этом написать. И у меня такое чувство, что к тому времени можно будет и не менять ничьих имен.
— Нет! Слишком много крови и злобы впитала в себя земля, и все это еще не отстоялось. У меня дети, внуки и правнуки...
Луна поднялась высоко над Скалистыми горами и своим холодным светом серебрила их снежные вершины. Море шумело все сильнее, оно достигло высшей точки и теперь неслось через пролив назад, в океан.
Часть вторая БЕГСТВО
Четыре камневозные лодки с Пааделайда, на этот раз груженные вовсе не камнями, а заполненные людьми и их скарбом, уходили все дальше от пааделайдских рифов на запад, не думая о холодном зимнем море и наступающей ночи. Ветер был слабым, зато был сильным человеческий страх. Если бы он вместо ветра задувал в паруса, лодки шли бы куда быстрее. Дедушка Аабрам ухватил одной рукой руль «Своего острова», а другой придерживал шкот среднего паруса; он так надеялся на помощь мотора, но все не решался его запускать — хотел по возможности тише уйти подальше от берега. Известно, что многие, у кого огонь начинал жечь пятки, бежали через Пааделайд, и, как всякое бегство, теперь и свое тоже пааделайдцы старались совершить без шума. К счастью, ветер, пускай слабый, позволял идти не лавируя, и на востоке все сужалась низкая береговая линия острова. По мере того как в снежной завесе удалялся берег, у всех у нас отступал страх перед карательным отрядом, и у меня, пятнадцатилетнего в ту пору парня, тоже. В свое время я целых два года был охвачен страхом обезножеть, но то был иной страх. Теперешний объединял все четыре лодки, и чем больше увеличивалось расстояние между нами и Пааделайдом, тем меньше становился страх. Откуда было взять лодки казакам или матросам карательного отряда, присланным из Риги в Курессааре, чтобы броситься вдогонку, но даже имея их, не знают нашего моря — посадят лодки на подводные рифы. Со стороны моря карательный отряд не страшен — в море всегда вольнее, чем на земле. Царь послал целую армаду на японцев, а ту армаду потопили в Цусимском проливе. Между Ригой и Курессааре палачей не топили — не было топильщиков,— да и мы на своих пааделайдских лодках не способны на это. Лишь бы скорее убраться. Карательные отряды бесчинствуют на суше, не слышно было, чтобы они хватали беглецов на море. Выскочат на конях на обледеневшую гальку у воды, поглядят нам вслед, если что-то еще видно будет, повернут кругом и начнут обшаривать дома и пытать тех, кто остался.
...Что они только сделают с Леной?
Старый барон Маак обязательно будет вместе с карателями, подскажет, кого расстрелять, кого выпороть, а кого в Сибирь угнать. Говорят, бароны в каждом карательном отряде главные советчики и судьи. Барон Маак зол на моего отца Тимму за то, что он привел мужиков требовать у него откупа Пааделайда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Как тут со своего острова...
— «Свой остров» ждет тебя на якоре. Здесь у тебя только шкура своя.
Отец все сидел и сидел в пустой комнате, обхватив голову руками, поставив ружье между колен.
И старый Элиас, который уже давно снес свою швейную машинку и чемоданы на парусник, куда-то пропал, его уже не было второй день. Ну куда ты без старого! Как ты оставишь Элиаса пастору!
Наступил вечер, ветер повернул на остров, и, как говорили последние беженцы, каратели уже прибыли в Курессааре. Парусники были под завязку набиты вещами, нашими людьми и беженцами. Но не было отца. Не было также старого Элиаса, Яагупу не оставалось ничего, как вернуться и почти силком привести отца. А тут из-за «теплого домика» показался Элиас.
— Ну где же ты пропадаешь?! — крикнул рассерженно Яагуп.
— Потерпи! Уже идут, идут!— отозвался в ответ Элиас, задыхаясь от быстрой ходьбы и оглядываясь назад.
Вдруг я увидел, как из-за домов на прибрежную насыпь поднялась женщина с узлом, она тащила за руку мальчонку, на мгновение она остановилась и крикнула:
— Аарон! Аарон!
«Рахель! Мама!» Не раздумывая, не дожидаясь чьего- либо указа или запрета, я прыгнул с парусника в лодку, отвязал ее и стал быстро-быстро грести к берегу. В тот самый момент, когда лодка уткнулась в песок, я заметил, как рядом с Рахелью взобрался на насыпь мужчина в форме кордонщика, с винтовкой за плечами.
— Аарон! — крикнула Рахель, увидев мое замешательство, а сама продолжала торопливо спускаться с парнишкой к воде.— Он помог нам с Бенном перебраться через отмель! Он хочет ехать с нами!— проговорила Рахель на одном дыхании.
— Он твой муж?— спросил Яагуп, который встал в рост на другой лодке.
— Какой муж! Перед отмелью первый раз увидела. Он помогал беженцам. И боится, что дознаются и его отдадут казакам.
— Дай винтовку женщине!— крикнул Яагуп по-русски, и пограничник отдал оружие матери.
Когда мы добрались до парусника, было уже совсем сумеречно. Но как только мы взошли на палубу, в лодку метнулась Лена, две придурковатые пякааземеские близняшки следом.
Яагуп непристойно выругался.
— Куда я уйду! Лошади не поены, собаки не кормлены, кошки вокруг домов мяучат! Ну куда я уйду!— сказала Лена.
Яагуп выругался еще крепче.
— Пусть насильничают!— крикнула она из лодки, отплыв от парусника на приличное расстояние.— Пусть насильничают! Хоть это в жизни перед смертью испытаю!
«Родной остров» и «Пааделайд» уже вышли из бухты. На «Своем острове» и на «Кукушке» стучали моторы. Как только Яагуп поднялся на палубу и встал у руля, «Кукушка» тоже снялась с якоря. Наш парусник выходил из Пааделайдской бухты последним. Дедушка Аабрам стоял за рулем. Пярни внизу регулировал обороты мотора. Здесь, у берега, было много больших камней, и, хотя дедушка Аабрам знал фарватер так же, как дорожки на своем дворе, он позволил поднять парус только в открытом море. Другие суда, и «Кукушка» с ними, были далеко впереди. На берегу ни Лены, ни придурковатых близняшек не было видно. Пааделайд казался в сгущающихся сумерках темной полоской, над которой черным крестом выступали крылья ветряка.
Рассказчик умолк и посмотрел вверх на полную луну, которая поднялась над снежным хребтом Скалистых гор.
— Повторил он задумчиво слова Нила Армстронга, которые тот произнес перед тем, как ступить на Луну.
Был сентябрь 1972 года.
— Луна не была тем островом, где могли бы поселиться люди, где они нашли бы кусок хлеба и пядь земли. Но они будут искать свой остров, чтобы отправиться туда, если им на Земле не найдется места, как не нашлось его нам на Пааделайде,— добавил рассказчик.
— Теперь на Пааделайде места вдоволь. Через пару лет советские космонавты и американские астронавты начнут в одном корабле летать вокруг Земли.
— Хорошо бы.
— Твой рассказ смешал все мои творческие планы. Вряд ли раньше чем через пару лет смогу обо всем этом написать. И у меня такое чувство, что к тому времени можно будет и не менять ничьих имен.
— Нет! Слишком много крови и злобы впитала в себя земля, и все это еще не отстоялось. У меня дети, внуки и правнуки...
Луна поднялась высоко над Скалистыми горами и своим холодным светом серебрила их снежные вершины. Море шумело все сильнее, оно достигло высшей точки и теперь неслось через пролив назад, в океан.
Часть вторая БЕГСТВО
Четыре камневозные лодки с Пааделайда, на этот раз груженные вовсе не камнями, а заполненные людьми и их скарбом, уходили все дальше от пааделайдских рифов на запад, не думая о холодном зимнем море и наступающей ночи. Ветер был слабым, зато был сильным человеческий страх. Если бы он вместо ветра задувал в паруса, лодки шли бы куда быстрее. Дедушка Аабрам ухватил одной рукой руль «Своего острова», а другой придерживал шкот среднего паруса; он так надеялся на помощь мотора, но все не решался его запускать — хотел по возможности тише уйти подальше от берега. Известно, что многие, у кого огонь начинал жечь пятки, бежали через Пааделайд, и, как всякое бегство, теперь и свое тоже пааделайдцы старались совершить без шума. К счастью, ветер, пускай слабый, позволял идти не лавируя, и на востоке все сужалась низкая береговая линия острова. По мере того как в снежной завесе удалялся берег, у всех у нас отступал страх перед карательным отрядом, и у меня, пятнадцатилетнего в ту пору парня, тоже. В свое время я целых два года был охвачен страхом обезножеть, но то был иной страх. Теперешний объединял все четыре лодки, и чем больше увеличивалось расстояние между нами и Пааделайдом, тем меньше становился страх. Откуда было взять лодки казакам или матросам карательного отряда, присланным из Риги в Курессааре, чтобы броситься вдогонку, но даже имея их, не знают нашего моря — посадят лодки на подводные рифы. Со стороны моря карательный отряд не страшен — в море всегда вольнее, чем на земле. Царь послал целую армаду на японцев, а ту армаду потопили в Цусимском проливе. Между Ригой и Курессааре палачей не топили — не было топильщиков,— да и мы на своих пааделайдских лодках не способны на это. Лишь бы скорее убраться. Карательные отряды бесчинствуют на суше, не слышно было, чтобы они хватали беглецов на море. Выскочат на конях на обледеневшую гальку у воды, поглядят нам вслед, если что-то еще видно будет, повернут кругом и начнут обшаривать дома и пытать тех, кто остался.
...Что они только сделают с Леной?
Старый барон Маак обязательно будет вместе с карателями, подскажет, кого расстрелять, кого выпороть, а кого в Сибирь угнать. Говорят, бароны в каждом карательном отряде главные советчики и судьи. Барон Маак зол на моего отца Тимму за то, что он привел мужиков требовать у него откупа Пааделайда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54