Госпожа вдруг оказалась в интересном положении, чего с ней ранее не случалось, хотя и делила она со старым мастером брачное ложе вот уже десять лет.
Элиас отправился назад в Ригу, куда в те времена, когда между Курессааре и Вяйналинна еще не было регулярной пароходной линии, лежал неблизкий путь. В Риге Элиас устроился к тому же мастеру, защищая имущество которого заработал свой шрам. Тот не забыл его, и благодаря безупречной работе самого Элиаса, а еще больше покровительству хозяина он выслужил нужные бумаги, и мастер-еврей, используя свои обширные связи, отправил Элиаса в Германию. Переходя с места на место, из одного города в другой, как было в обычае у тогдашних подмастерьев, Элиас познакомился с учением Вильгельма Вейтлинга.
По профессии Вейтлинг тоже был портным. Появился он на свет божий хоть и «по своей доброй воле» (цыпленок сам пробивает изнутри скорлупу...), но и не без помощи наполеоновского офицера и бедной магдебургской кухарки, состоявшей в неосвященной любовной связи, этот рано вкусил горечь жизни. В двенадцать лет парнишке пришлось пойти учиться портновскому делу к мастеру, от которого из-за его привередливости сбежали шесть предыдущих учеников. Вильгельм учение одолевает, да так успешно, что придумывает плиссировочную машину и с ее помощью надеется в Вене выбиться в люди. Но мечта выйти в люди очень скоро покидает его, потому что помимо умелых рук и проницательного ума он был наделен еще и острым видением того, как мало тех, кто, выбившись в люди, сидит у жирного куска, и куда больше таких, кто вынужден за гроши продавать свой труд, кто живет в страхе потерять и хлеб свой, и работу. Перебиваясь портняжным ремеслом, Вейтлинг ездил по разным странам, призывал себе подобных выступать против несправедливости, изучал книжную премудрость и сам написал пару книг. «Евангелие бедного грешника», в котором он обвиняет церковников, что они в угоду богатым и сильным мира сего ложно толкуют в церкви Библию, на год засаживает его за решетку. Вейтлинг заводит дружбу с Энгельсом и Марксом, с которыми, правда, потом полностью общего языка не находит. Он стал бельмом на глазу для европейских ищеек и решает отправиться в Америку. Здесь он некоторое время издает газету и, следуя своему учению, пытается создать коммуну, которая, однако, терпит крах.
Таков был человек, чье «Евангелие бедного грешника» стало евангелием для моего старого дяди Элиаса. Будучи портным, ему легко было отыскивать следы своего учителя, потому что именно с портными, сапожниками, часовщиками и другими ручных дел мастерами водил дружбу Вейтлинг, делился взглядами, нередко спорил. Так же как Вейтлинг, Элиас отправляется в Америку, но создателя и проповедника «Евангелия бедного грешника» он уже не увидел — к тому времени, когда Элиас добрался туда, Вейтлинг скончался, в 1871 году. Но для Элиаса он не умер, даже неудачи Вейтлинга не отпугнули его. Он не слепо следовал слову и делу Вейтлинга. То, что не удалось Вейтлингу, где-то все же должно было воплотиться.
Старый Элиас считал, что Вейтлинг слишком широко размахнулся. Мысли самого Элиаса сходились прежде всего к Пиксам и Ряхкам на Пааделайде. Он даже чувствовал перед ними себя в чем-то виноватым. Несколько его братьев и сестер умерли с голоду в тяжелые годы потопа, он же попал в город, обучился доходной всюду требуемой работе, выучился нескольким языкам, мир повидал. Теперь он чувствовал себя обязанным спасти своих ближних, увести их подальше от лютеранской и православной веры, от барона Маака, от всей Российской империи, туда, где бог и впрямь высоко, а царь далеко, чтобы они не смогли мешать жить бедному люду.
Карл Роберт Якобсон пробуждал, направлял и просвещал эстонский народ и женился при этом на немке, Вейтлинг хотел исправить весь мир, жену взял себе в Америке и умер в убогой нищете, будучи отцом целой оравы детей; Элиас Кивиряхк, боявшийся большого размаха, хотя и знавший портняжье дело по женской и мужской части, остался до конца жизни холостяком и думал прежде всего о нескольких десятках Пиксов и Ряхков. Да и то о всех ли с одинаковым пылом? Может, только вначале, когда пытался отыскать в Германии и Америке следы своего учителя и найти местечко для близких, осевших на Пааделайде. Но потом, когда он вернулся на Сааремаа и подбил пааделайдцев сняться с места...
Добывая себе хлеб портняжным трудом (есть ли на земле уголок, где бы женщины не хотели быть привлекательными, а мужчины хорошо одеваться!), Элиас шел по Америке все дальше на запад, потом на север, пока не добрался сюда, до Британской Колумбии. Перед ним был огромный океан, идти дальше он не решился. Правда, и это море с тысячью островами не оставалось без власти, только королева и впрямь была в далекой Англии, а жестокого, карающего Иегову последователь вейтлинговского евангелия своим богом не считал. (Если в вейтлинговском евангелии говорилось о боге, то скорее это была субстанция Спинозы, чем мстительный Иегова.)
Индейцы обитали небольшими группами на побережье материка по берегам быстро водных рек, которые сбегали со Скалистых гор, ведь в здешние т1е1 — фиорды и реки — заходил нереститься лосось, хлеб аборигенов. Но острова, кроме огромного Ванкувера, в основном были не заселены. Элиас подружился с индейцами побережья — разве индианки не хотят быть красивыми! — в благодарность индейцы на своих каноэ перевозили белого портного
с одного незаселенного острова на другой, завезли и сюда, хотя в то время некоторые другие острова пришлись Элиасу больше по душе.
И Элиас пошел назад, на восток.
Говорят, что катящийся камень не обрастает мхом, а вот Элиас, перекатываясь с места на место, успел и мхом обрасти. Не было, правда, у него в Америке ни палат, ни дома, ни земель, ни живности, ни своей портняжьей мастерской, ни жены, ни детей. Но он был прежде всего дамский мастер, причем вовсе не какой-то кроткий Иосиф, который, убегая от жены Потифара, оставляет свою одежду. Из своих первых общений с хозяйкой мастера в Курессааре он извлек кое-какой опыт, и чем дольше странствовал по свету, тем больше видел, как мало было браков, в которых жена или муж сохраняли бы верность друг другу и не имели бы кого-нибудь на стороне. И все же юбочником он не был, на это у него не хватало времени. Вырвавшись в широкий мир из барщинной лахтевахеской деревни,, он впитывал в себя все, что видел и слышал, прежде всего языки, потому что лишь с помощью языка он мог познать духовное, и не только духовное, богатство чужого народа. Выученный в Америке английский язык, понятно, был не таким чистым, как в Англии, но книги на этом языке он читал без особого труда, мог и письмо написать, когда требовалось подать о себе весточку тамошним заказчикам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Элиас отправился назад в Ригу, куда в те времена, когда между Курессааре и Вяйналинна еще не было регулярной пароходной линии, лежал неблизкий путь. В Риге Элиас устроился к тому же мастеру, защищая имущество которого заработал свой шрам. Тот не забыл его, и благодаря безупречной работе самого Элиаса, а еще больше покровительству хозяина он выслужил нужные бумаги, и мастер-еврей, используя свои обширные связи, отправил Элиаса в Германию. Переходя с места на место, из одного города в другой, как было в обычае у тогдашних подмастерьев, Элиас познакомился с учением Вильгельма Вейтлинга.
По профессии Вейтлинг тоже был портным. Появился он на свет божий хоть и «по своей доброй воле» (цыпленок сам пробивает изнутри скорлупу...), но и не без помощи наполеоновского офицера и бедной магдебургской кухарки, состоявшей в неосвященной любовной связи, этот рано вкусил горечь жизни. В двенадцать лет парнишке пришлось пойти учиться портновскому делу к мастеру, от которого из-за его привередливости сбежали шесть предыдущих учеников. Вильгельм учение одолевает, да так успешно, что придумывает плиссировочную машину и с ее помощью надеется в Вене выбиться в люди. Но мечта выйти в люди очень скоро покидает его, потому что помимо умелых рук и проницательного ума он был наделен еще и острым видением того, как мало тех, кто, выбившись в люди, сидит у жирного куска, и куда больше таких, кто вынужден за гроши продавать свой труд, кто живет в страхе потерять и хлеб свой, и работу. Перебиваясь портняжным ремеслом, Вейтлинг ездил по разным странам, призывал себе подобных выступать против несправедливости, изучал книжную премудрость и сам написал пару книг. «Евангелие бедного грешника», в котором он обвиняет церковников, что они в угоду богатым и сильным мира сего ложно толкуют в церкви Библию, на год засаживает его за решетку. Вейтлинг заводит дружбу с Энгельсом и Марксом, с которыми, правда, потом полностью общего языка не находит. Он стал бельмом на глазу для европейских ищеек и решает отправиться в Америку. Здесь он некоторое время издает газету и, следуя своему учению, пытается создать коммуну, которая, однако, терпит крах.
Таков был человек, чье «Евангелие бедного грешника» стало евангелием для моего старого дяди Элиаса. Будучи портным, ему легко было отыскивать следы своего учителя, потому что именно с портными, сапожниками, часовщиками и другими ручных дел мастерами водил дружбу Вейтлинг, делился взглядами, нередко спорил. Так же как Вейтлинг, Элиас отправляется в Америку, но создателя и проповедника «Евангелия бедного грешника» он уже не увидел — к тому времени, когда Элиас добрался туда, Вейтлинг скончался, в 1871 году. Но для Элиаса он не умер, даже неудачи Вейтлинга не отпугнули его. Он не слепо следовал слову и делу Вейтлинга. То, что не удалось Вейтлингу, где-то все же должно было воплотиться.
Старый Элиас считал, что Вейтлинг слишком широко размахнулся. Мысли самого Элиаса сходились прежде всего к Пиксам и Ряхкам на Пааделайде. Он даже чувствовал перед ними себя в чем-то виноватым. Несколько его братьев и сестер умерли с голоду в тяжелые годы потопа, он же попал в город, обучился доходной всюду требуемой работе, выучился нескольким языкам, мир повидал. Теперь он чувствовал себя обязанным спасти своих ближних, увести их подальше от лютеранской и православной веры, от барона Маака, от всей Российской империи, туда, где бог и впрямь высоко, а царь далеко, чтобы они не смогли мешать жить бедному люду.
Карл Роберт Якобсон пробуждал, направлял и просвещал эстонский народ и женился при этом на немке, Вейтлинг хотел исправить весь мир, жену взял себе в Америке и умер в убогой нищете, будучи отцом целой оравы детей; Элиас Кивиряхк, боявшийся большого размаха, хотя и знавший портняжье дело по женской и мужской части, остался до конца жизни холостяком и думал прежде всего о нескольких десятках Пиксов и Ряхков. Да и то о всех ли с одинаковым пылом? Может, только вначале, когда пытался отыскать в Германии и Америке следы своего учителя и найти местечко для близких, осевших на Пааделайде. Но потом, когда он вернулся на Сааремаа и подбил пааделайдцев сняться с места...
Добывая себе хлеб портняжным трудом (есть ли на земле уголок, где бы женщины не хотели быть привлекательными, а мужчины хорошо одеваться!), Элиас шел по Америке все дальше на запад, потом на север, пока не добрался сюда, до Британской Колумбии. Перед ним был огромный океан, идти дальше он не решился. Правда, и это море с тысячью островами не оставалось без власти, только королева и впрямь была в далекой Англии, а жестокого, карающего Иегову последователь вейтлинговского евангелия своим богом не считал. (Если в вейтлинговском евангелии говорилось о боге, то скорее это была субстанция Спинозы, чем мстительный Иегова.)
Индейцы обитали небольшими группами на побережье материка по берегам быстро водных рек, которые сбегали со Скалистых гор, ведь в здешние т1е1 — фиорды и реки — заходил нереститься лосось, хлеб аборигенов. Но острова, кроме огромного Ванкувера, в основном были не заселены. Элиас подружился с индейцами побережья — разве индианки не хотят быть красивыми! — в благодарность индейцы на своих каноэ перевозили белого портного
с одного незаселенного острова на другой, завезли и сюда, хотя в то время некоторые другие острова пришлись Элиасу больше по душе.
И Элиас пошел назад, на восток.
Говорят, что катящийся камень не обрастает мхом, а вот Элиас, перекатываясь с места на место, успел и мхом обрасти. Не было, правда, у него в Америке ни палат, ни дома, ни земель, ни живности, ни своей портняжьей мастерской, ни жены, ни детей. Но он был прежде всего дамский мастер, причем вовсе не какой-то кроткий Иосиф, который, убегая от жены Потифара, оставляет свою одежду. Из своих первых общений с хозяйкой мастера в Курессааре он извлек кое-какой опыт, и чем дольше странствовал по свету, тем больше видел, как мало было браков, в которых жена или муж сохраняли бы верность друг другу и не имели бы кого-нибудь на стороне. И все же юбочником он не был, на это у него не хватало времени. Вырвавшись в широкий мир из барщинной лахтевахеской деревни,, он впитывал в себя все, что видел и слышал, прежде всего языки, потому что лишь с помощью языка он мог познать духовное, и не только духовное, богатство чужого народа. Выученный в Америке английский язык, понятно, был не таким чистым, как в Англии, но книги на этом языке он читал без особого труда, мог и письмо написать, когда требовалось подать о себе весточку тамошним заказчикам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54