«Новые» пааделайдские семьи — аземеские и пякаазе- меские — у которых подворья были столь малы, что осенние штормы грозили снести их домики в море, стали требовать у «старых» семей прирезка к своим землям. А откуда у «старых» лишняя подворная земля? На Пааделайде и не было такой семьи, которая могла бы не думать об угрозе со стороны моря, однако отец мой посчитал, что хюльескивиский Вилльпикс мог бы отрезать несколько квадратных саженей пякааземескому Вилльпиксу. Когда хюльескивиский хозяин прослышал об этом, он тут же вскинулся на нашего отца, словно земля под хюльескивиским домом была уже выкуплена и будто приходилось в самом деле отрезать от нее кусок. К счастью, не было раздоров из-за общественного хлева и картофельной полоски — там все оставалось по-старому.
Да, после радостной вести, которую отец принес из города, пааделайдцев охватила многообещающая горячка. Ну, наконец! Уж теперь-то прочно встанут на ноги! Что там сравнивать гнев осеннего моря с многовековой жестокостью баронов и царей! Теперь-то уж она будет сломлена! Наконец-то наши пааделайдские гнезда не будут больше висеть между небом и землей, а станут насовсем нас — на веки вечные нашими!..
Здесь солнце уже вновь завершало свой дневной путь, склоняясь на хребет острова Ванкувер; тени отдельных вершин уже перекинулись через пролив, хотя до настоящей темноты было еще далеко. Фебе подошла к мужу и положила руку ему на плечо — поздние розы в саду ждали вечернего полива.
ИДУТ КАЗАКИ...
Барон в мызе все еще не появлялся. Кто из нас мог знать, что всегда казавшийся спокойным фон Маак в это время дрожал в панике за толстыми каменными стенами своего замка в Курессааре-Аренсбурге в ожидании немецкого корабля. Бежавший в Берлин депутат Сааремааского конвента барон фон Фрейтаг-Лорингхофен молил о помощи государственного секретаря по иностранным делам барона Освальда фон Рихтховена, вследствие чего отплыл крейсер «Принц Генрих». «Надеюсь, что мои соотечественники не потеряют более ни одного мгновения и воспользуются этой, видимо, последней возможностью для спасения себя и своих семей»,— писал фон Фрейтаг- Лорингхофен коллегии Сааремааского ландрата. Однако капитан «Принца Генриха», несмотря на мягкую зиму, не доверился ледовой обстановке в Рижском заливе и вместо Курессааре задымил на Таллин и действительно взял на борт кое-какие дворянские семьи.
Если бы на совести баронов не было грехов, унаследованных еще от прежних поколений, будь их совесть чиста, тогда бы им не стоило проявлять такого страха. В пятом году в Эстонии был убит лишь один немец, барон фон Баранофф, из мызы Пенинга. А в конце года на призыв баронов о помощи царское правительство послало карательные отряды, которые по наущению господ убили и повесили триста двадцать восемь человек, не говоря уже о десятках жертв кровавой расправы на Новом рынке, не говоря о тех, кто умер от полученных побоев или скончался на каторге в Сибири.
«Идут казаки! Казаки идут!» — неслись по всей земле тревожные крики, как разносились они не раз до этого в течение двух столетий.
Перед карательным отрядом, который вел по Вильяндимаа барон фон Сивере, катилась волна беженцев, дымились от крови разысканные на мызских конюшнях старые скамьи, на которых пороли непокорных, чернели могилы расстрелянных, а стоны сосланных разносились по бесконечной сибирской тайге. То же самое было, где проходили отряды генерала Безобразова и других высоких чинов.
Первые беженцы, которые добрались до Пааделайда, были в основном сторонники бюргерства на Тартуском съезде. Их требования выглядели скромными, умеренными, они соглашались на конституционную монархию, зато чемоданы были у них внушительные, они заполнили всю палубу «Кукушки». Гаабрель завел мотор, Яагуп встал у руля и переправил беженцев за море.
Следующая волна беженцев явилась с рюкзаками и небольшими чемоданами, но требовали они большего — они голосовали за демократическую республику. Этих беженцев трехсаженный «Свой остров» переправил в Шведское королевство.
Потом была третья волна, многие и вовсе без чемоданов и рюкзаков, но с ружьями за плечами. Эстонцы и латыши вперемешку, эти хотели бороться за свободу с карательными отрядами и раза два вступили в схватку — их с л е - до в а л о перевезти.
А тут подошла и наша собственная очередь. Мы не поджигали мызы и считали, что вообще никакого другого зла не совершили, но от беженцев слышали, что каратели избивали и даже расстреливали безвинных, случайно попавших к ним в руки людей только за то, что кое-кто был не по нраву церкви или мызе. Мы же на Пааделайде были не угодны ни мызе, ни церкви. Были вероотступниками и даже требовали от управляющего Маака выкупа Пааделайда. В придачу ко всему отец был избран народным представителем, принял участие в их собрании. По представлению Маака и пастора, вины у нас было больше чем надо, поэтому Пиксы и Ряхки ни в мызе, ни в церкви не показывались. Мы больше не беспокоили их, и они, кордонщики туда же, нас пока еще не трогали. Боялись беженцев с ружьями и ожидали карательного отряда, который должен был прибыть в Курессааре на ледоколе из Риги — в первых числах нового года.
Зима была мягкой, со стороны открытого моря, возле Сааремаа, льда еще не было. Но наступил январь и мог с ходу надвинуть крышку на море. Еще до того как все парусники вернулись из Швеции, мы начали перетаскивать €вое имущество на те два судна, которые стояли на якоре у Пааделайда. Всего с собой не возьмешь, старый рояль, который достался Силле в приданое, поместиться не мог, наши маленькие трюмы и без того были до отказа набиты сундуками, ящиками, комодами и мешками. Невозможно было оторвать со дна весь Пааделайд и взять его на буксир, но мы бы и это сделали, если бы возможно было и хватило бы времени. В спешке забивали скот. Солили в бочки мясо, вместе с другими припасами перетаскивали их на парусники; хотя Готланд и был землей наших точил, первой якорной стоянкой, но кто знает, в каком государстве и за сколькими морями мы обретем себе крышу над головой. Элиас все говорил о Канаде и Ьотез1еас1. Но Канада была далеко-далеко. Каким образом и вообще доберемся ли мы туда на своих маленьких суденышках? По правде говоря, наши парусники — это всего лишь большие лодки, на которых надстроили палубы.
Уходить собрались все, даже тщедушная старушка, которая сама уже не поднималась с постели. И тут отца вдруг будто прорвало:
— Убьют так убьют! Где смерть, там и могила!
— В одиночку собираешься с казаками воевать? — спросил Яагуп.
— Казаки или солдаты, без Маака они сюда не явятся. Гарпунное ружье бьет далеко, уж в барона-то я угожу.
— Что там один барон!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54