Действительно, минут через 20, Вл. Ил. приехал и прошел прямо ко мне
в кабинет. Я стал было ему говорить, зачем он беспокоился, ведь я бы к
нему приехал. "Я, Владимир Николаевич, сейчас ровно ничего не делал, а
вы работали; нечего об этом толковать". Снял я коллобийную повязку и
сказал, что можно оставаться без повязки. "Ну, вот и хорошо, а то вся
эта ерунда мне очень надоела". Потом Вл. Ил. стал спрашивать меня, как
бы ему поблагодарить мою фельдшерицу и не нужно ли чего д-ру Очкину. Я
сказал, что фельдшерица моя очень издергалась нервами, у нее есть девоч-
ка-воспитанница, которая перенесла только-что какую-то детскую инфекцию,
и было бы очень хорошо им поехать в Крым, в санаторию. Вл. Ил. записал
себе это в книжку и сказал, что он об этом скажет Семашко. Про д-ра Оч-
кина я ничего не мог сказать, сказал только, что у него жена хворает. Я
стал спрашивать Вл. Ил., как он вообще себя чувствует. Вл. Ил. ответил,
что в общем ничего, только вот головные боли по временам, иногда сон не-
важный, настроение плохое. Я стал убеждать Вл. Ил., что ему необходимо
хорошенько поотдохнуть, бросить на время всякие дела, пожить просто рас-
тительной жизнью. А он на это мне в ответ: "вам, тов. Розанов, самим-то
надо отдохнуть, вид у вас тоже скверный, поезжайте за границу, я вам это
устрою". Я поблагодарил его, но сказал, что в Германию ехать - не отдох-
нешь, так как невольно побежишь по клиникам, да по больницам, если ехать
отдыхать, то разве только на рижское взморье". - "Ну, и поезжайте" (Вл.
Ил., действительно, дал возможность мне отдохнуть в Риге, а моя фельдше-
рица с'ездила в Крым). Я сказал спасибо Вл. Ил. и опять к нему с угово-
рами. Вл. Ил. тепло поблагодарил меня за лечение и сказал, что он о себе
"все-таки" думает и старается отдыхать, что за этим особенно смотрит Ма-
рия Ильинична; сказал, что его беспокоит больше не свое здоровье, а здо-
ровье Надежды Константиновны, которая, кажется, стала мало слушаться Фе-
дора Александровича (д-ра Гетье), и просил сказать Гетье, чтобы он с ней
был понастойчивее, а то она всегда говорит, что "ей хорошо". А я в от-
вет: "так же, как вы". Он засмеялся и, пожимая руку, проговорил: "рабо-
тать, работать нужно".
Расстался Вл. Ил. со мной в полном благополучии и поехал в Горки, а
недели через 3, 25 мая утром, часов в 10, звонит ко мне по телефону Ма-
рия Ильинична и с тревогой в голосе просит поскорее к ним приехать, го-
воря, что "Володе что-то плохо, какие-то боли в животе, рвота". Скоро
подали автомобиль, заехали в Кремль, а оттуда уже на двух машинах отпра-
вились в Горки, забравши из аптеки все необходимое и для ин'екций и раз-
личные медикаменты. Поехали Н. А. Семашко, д-р Л. Г. Левин, брат Вл. Ил.
Дмитрий Ильич, тов. Беленький и еще кто-то.
Вл. Ил. в это время жил в маленьком домике наверху; большой дом еще
отделывался. Раньше нас из Химок приехал уже Федор Ал. Гетье и осмотрел
Вл. Ил.; сначала, по словам окружающих, можно было подумать, что заболе-
вание просто гастрическое, хотели связать его с рыбой, якобы не совсем
свежей, которую Вл. Ил. с'ел накануне, хотя все другие ели, но ни с кем
ничего не случилось. Ночью Вл. Ил. спал плохо, долго сидел в саду, гу-
лял. Фед. Ал. передал, что у Вл. Ил. рвота уже кончилась, болит голова,
но скверно то, что у него имеются явления пареза правых конечностей и
некоторые непорядки со стороны органа речи. Было назначено соответствую-
щее лечение, главным образом, покой. Решено было вызвать на консультацию
невропатолога, насколько помню, проф. В. В. Крамера. И так, в этот день
грозный призрак тяжкой болезни впервые выявился, впервые смерть опреде-
ленно погрозила своим пальцем. Все это, конечно, поняли; близкие по-
чувствовали, а мы, врачи, осознали. Одно дело разобраться в точной диаг-
ностике, поставить топическую диагностику, определить природу, причину
страдания, другое дело - сразу схватить, что дело грозное, и вряд ли
одолимое - это всегда тяжело врачу. Я не невропатолог, но опыт в мозго-
вой хирургии большой; невольно мысль заработала в определенном, хирурги-
ческом направлении, все-таки порой наиболее верном при терапии некоторых
мозговых страданий. Но какие диагностики я ни прикидывал, хирургии не
было места для вмешательства, а это было грустно, не потому, конечно,
что я хирург, а оттого, что я знал: борьба у невропатологов будет успеш-
на только в том случае, если имеется специфическое заболевание. Рассчи-
тывать же на это не было никаких оснований. У меня давнишняя привычка
спрашивать каждого больного про то, были ли у него какие-либо специфи-
ческие заболевания, или нет. Леча Влад. Ил. я, конечно, его тоже об этом
спрашивал. Влад. Ил. всегда относился ко мне с полным доверием, тем бо-
лее у него не могло быть мысли, что я нарушу это доверие. Болезнь могла
длиться недели, дни, годы, но грядущее рисовалось далеко не радостное.
Конечно, могло быть что-либо наследственное, или перенесенное незаметно,
но это было мало вероятно.
10 марта 1923 г. вечером ко мне позвонил Вл. А. Обух и сказал, что
меня просят принять участие в постоянных дежурствах у Владимира Ильича,
которому плохо; на другой день мне о том же позвонил т. Сталин и сказал,
что он и его товарищи, зная, что Вл. Ил. ко мне относится очень хорошо,
просят, чтобы я уделял этому дежурству возможно больше времени.
Я увидел Влад. Ильича 11 числа и нашел его в очень тяжелом состоянии:
высокая температура, полный паралич правых конечностей, афазии. Несмотря
на затемненное сознание, Вл. Ил. узнал меня, он не только несколько раз
пожал мне руку своей здоровой рукой, но, видно довольный моим приходом,
стал гладить мою руку. Начался длительный, трудный уход за тяжелым
больным.
Тяжесть ухода усиливалась тем, что Вл. Ил. не говорил. Весь лексикон
его был только несколько слов. Иногда совершенно неожиданно выскакивали
слова: "Ллойд-Джордж", "конференция", "невозможность" и некоторые дру-
гие. Этим своим обиходным словам Вл. Ил. старался дать тот или другой
смысл, помогал жестами, интонацией. Жестикуляция порой бывала очень
энергичная, настойчивая, но понимали Вл. Ил. далеко не всегда, и это
доставляло ему не только большие огорчения, но и вызывало порой, особен-
но в первые 3-4 месяца, припадки возбуждения. Вл. Ил. гнал от себя тогда
всех врачей, сестер и санитаров. В такие периоды психика Вл. Ил. была,
конечно, резко затемнена, и эти периоды были бесконечно тяжелыми и для
Надежды Константиновны, и для Марии Ильиничны, и для всех нас. Вся забо-
та о внешнем уходе лежала на Марии Ильиничне и, когда она спала, никому
не известно. Кроме Над. Конст., Марии Ил., дежурящих врачей и ухаживаю-
щего персонала, к которому должен быть причислен и Петр Петрович Покалл,
к Влад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117