– Очевидно, он был мертв уже около недели. Он… – Сэмми в нерешительности замолчал. – Ты уверена, что ты сейчас хочешь об этом узнать, детка?
– Дядя Сэмми, – голос Стефани звучал настойчиво.
– Ну хорошо, – однако слова никак не шли с языка. – Фам обнаружил его висящим на люстре в спальне.
– Боже! – Стефани закрыла глаза.
Она как наяву видела перед собой эту голландскую люстру. Почему-то пришло в голову, что эта люстра никогда ей не нравилась. Можно подумать, что, если бы она ее заменила, все было бы по-другому.
Стефани говорила ровным голосом:
– Нужно так много всего сделать… столько хлопот, – она пыталась занять мысли пустяками.
Сэмми, взяв ее за руки, попросил не беспокоиться ни о чем. Он сам все сделает.
В ответ она молча сжала его руки.
Когда они подъехали к Манхэттену, Стефани сообщила, что останется ночевать в доме Осборна.
– Но сначала мне надо заскочить к себе.
Она жила в так называемой Деревне, недалеко, в конце Горацио-стрит, рядом с рекой. Она попросила Сэмми подождать в машине, пока она поднимется наверх.
– Я всего на пять минут, – пообещала Стефани. – Мне надо забрать Уальдо. Не волнуйся, я сама справлюсь.
– Мы никуда не спешим, – заверил ее Сэмми. – Не торопись.
Войдя в свою трехкомнатную квартиру на седьмом этаже, она поднялась по узкой винтовой лестнице, ведущей из гостиной в двухэтажную надстройку. Ее кабинет, наполненный комнатными цветами, выходил на террасу, с которой открывался чудесный вид на Гудзон. Впервые она не остановилась, чтобы включить наружное освещение и полюбоваться на свою богатую оранжерею – два раза в неделю специалисты из озеленительной фирмы наведывались, чтобы позаботиться о ней. Сегодня у Стефани были другие задачи.
– Стеф! Стеф! – приветствовал ее скрипучий голос Уальдо. – Как поживаешь? Я люблю тебя, Стеф!
Стефани не собиралась заводить попугая. Четыре года назад приятель, уезжая из города, попросил ее подержать Уальдо у себя. Приятель так и не вернулся, и теперь гигантский амазонский попугай принадлежал ей.
– Я люблю тебя, Стеф!
– Сегодня твоя Стеф не очень разговорчива, – пробормотала она, подходя к большой медной клетке, висевшей у одного из окон. – Потому что у нее ужасное настроение. Придется тебе с этим смириться, Уальдо.
Спустившись вниз, Стефани передала клетку шоферу. Тот бережно расположил ее на заднем сиденье, и там сразу сделалось тесно. Не дожидаясь, пока его попросят, Сэмми пересел вперед.
Когда она садилась в машину рядом с клеткой, он обернулся.
– Детка, ты уверена, что тебе следует оставаться там на ночь? Ты ведь будешь одна…
– Я не буду одна, дядя Сэмми, – тихо сказала она, проведя пальцем по прутьям клетки. – Со мной будет Уальдо.
– Попугай. – У Сэмми округлились глаза. – Она будет в компании с попугаем, Боже милостивый! – Он опять посерьезнел. – Ты уверена, детка? – Он близко нагнулся к Стефани: – Ты абсолютно уверена?
– Да, – Стефани кивнула.
– Тебе придется пережить много мучительных воспоминаний, – предупредил Сэмми.
– Я хочу их пережить, – тихо ответила Стефани.
Про себя она добавила: «Они мне нужны».
4
Сидон, Ливан
Не успев проехать и половины пути, они попали в сущий ад. Как будто небеса внезапно разверзлись над ними и начался конец света. Снаряды и разрывающиеся бомбы со страшным грохотом вгрызались в землю. Несколько попало в шестиэтажное здание менее чем в трехстах футах от такси.
– Аллах да поможет нам! – крикнул водитель, ударив по тормозам и одновременно выкрутив руль влево, бросая разбитый белый «мерседес» на обочину.
Джонни Стоун, сидевший на переднем сиденье, одной рукой вцепился в приборный щиток, другой – в ручку двери. Покрышки заскрежетали, и машину занесло, вжав его в дверцу.
Стоявшее прямо перед ними здание рассыпалось, как будто в замедленном кино. Передняя стена вывалилась, крыша взлетела. Лишенное корней дерево взмыло вверх, вокруг дождем сыпались обломки, каким-то чудом не попадая в машину. Огромное поднимающееся облако пыли скрыло от них эту жуткую картину разрушения.
– Еще пару секунд, – пробормотал водитель-араб, – и мы бы тоже взорвались. Но мы живы. Слава Аллаху.
– Слава Аллаху, – согласился Джонни Стоун, автоматически потянувшись к «лейке», висевшей у него на шее. Это была мгновенная реакция фотографа-профессионала, но он подавил ее, оставив фотоаппарат в покое. У него было уже достаточно снимков, запечатлевших мгновения, подобные только что пережитому. Что изменит еще один? И что толку от них всех?
Именно в этот момент последовал новый шквал огня. Вокруг свистели оранжевые горящие снаряды. Их охватила волна быстро нараставшего звука, и улица впереди стала наполняться мерцанием, по мере того как яростные языки пламени заскакали и защелкали, жадно истребляя все вокруг.
– Мы сейчас развернемся, – сказал водитель, включая заднюю передачу и начиная виртуозно маневрировать. – Я знаю другой путь, – продолжал он, искоса взглянув на Джонни. – Если Аллах того захочет, мы будем в Дамаске вовремя и вы попадете на самолет.
Джонни крутился на сиденье. Прищурившись, он всматривался в заднее стекло, покрытое толстым слоем пыли. На месте взрыва он увидел полуразрушенное здание. Без передней стены оно походило на какой-то безумный гигантский кукольный домик, с перевернутой вверх ногами мебелью.
Ливан. Джонни устало вздохнул.
Как он любил его когда-то, какой интересной казалась схватка Востока и Запада.
Джонни угрюмо сжал губы. Теперь он уже ненавидел Ливан.
Он всегда возвращался сюда – сделать еще одну фотографию, получить еще одно документальное свидетельство смерти, разрушения, страдания. Все. Больше этого не будет. На этот раз он уезжает навсегда. Ничто не могло остановить его – ни высокая стена, ни глубокий колодец, ни его редактор в «Лайф», ни все, вместе взятые, бомбы. Если Джонни Стоун что-либо решал, его уже невозможно было свернуть с избранного пути.
Джонни Стоун был известный фотограф, удостоенный многих премий. Вольный художник, он смело совался туда, куда менее умелые (или более мудрые) фотографы соваться отказывались. Тридцать пять лет от роду, смесь ирландской и немецкой крови, черные волосы, зеленовато-голубые глаза, решительно сжатые губы.
Некрасивый, но мужественный, высокий и стройный, с сильным, хорошо тренированным телом. Женщины находили его красоту обезоруживающей.
Помимо прочего он обладал талантом, славой, стальными нервами и избытком самоуверенности.
Все это сейчас ему было необходимо. Такси неслось по улице, и по обеим сторонам мелькали разрушенные бомбами дома, в небо взлетали зазубренные осколки камней. Вдали, за крышами домов, вырастали огромные грибы дыма, медленно разносившегося морским ветром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137