И никого это не волнует, скорее всего, наоборот, в то время это одобряли.
Ужасно! Мир сошел с ума. Ужасно было и то, что певица с таким огромным талантом вынуждена была прибегать к подобным мерам, чтобы проложить себе дорогу.
– Продолжай свой рассказ, детка. Может быть, я помогу тебе восполнить некоторые пробелы.
Стефани с благодарностью кивнула. Допив остатки воды, она отставила стакан и уселась поудобней, поджав под себя ноги.
– В те годы Берлинской оперой руководил Детлеф фон Олендорф…
– Этот нацист, который так никогда и не раскаялся! – со злостью заметил Сэмми.
– Он ведь еще жив, не так ли?
– Да, и даже пользуется популярностью, – с горечью ответил Сэмми. – Ему, должно быть, уже за восемьдесят, и тем не менее его принимают везде с распростертыми объятиями – он едва успевает добраться из одной оперы в другую на своем собственном самолете – сегодня он дирижирует в Штутгартской филармонии, завтра – в опере Мельбурна. Уму непостижимо, ему полностью простили его прошлое.
– Если верить рукописи деда, Лили и Олендорф были вот так. – Стефани подняла руку, скрестив при этом два пальца.
– Абсолютно верно.
– Он также пишет, что они были как Фред Астер и Джинджер Роджерс – подпитывали друг друга своим творчеством.
– И это правда. Вне зависимости от того, что лично я презираю его, факт остается фактом: в совместном творчестве они достигли потрясающих результатов. Все началось с первой совместной постановки. Публика была околдована «Фиделио».
– После чего, – добавила Стефани, – их «Cosi Fan Tutte» тоже вошло в историю оперного искусства, а потом они с таким же успехом сделали «Риенци» Вагнера.
– Ты прекрасно справилась со своим домашним заданием, детка, – заметил Сэмми, явно впечатленный знаниями Стефани.
– Неудивительно, что вскоре последовало приглашение посетить Гитлера. Именно тогда Гитлер признался Лили, что он был ее поклонником. Естественно, министр пропаганды Геббельс сделал свое дело, и все газеты быстро разнесли эту новость, после чего Лили могла уже делать что хотела. Да, и еще одно. Именно Олендорф, а не Геббельс, вопреки распространенному мнению, подал идею о ежедневных выступлениях Лили по радио.
– И это сделало Лили сопрано номер один в третьем рейхе, – пробормотал Сэмми.
– И самой популярной на радио – после Гитлера, разумеется. – Стефани помолчала. – Мне все-таки непонятно. В чем причина? Хрустально-чистый голос? Невероятный диапазон? Или ее обширный репертуар – от легких оперетт до тяжелого для восприятия Вагнера?
– Вероятнее всего, – сухо ответил Сэмми, – она взяла верный тевтонский аккорд, близкий германской нации того времени.
– Да, это больше похоже на правду. Так или иначе, вся страна стояла перед ней на коленях. Германию охватила лихорадка «Лили». Каждое воскресенье миллионы немцев и австрийцев настраивали свои приемники на соответствующую волну и слушали пение Лили. Дядя Сэмми, тебе известно, что только в течение одной недели – одной! – более четырехсот новорожденных девочек были названы Лили! И что главные улицы буквально во всех основных городах были названы в ее честь!
– Я не знал об этом, но не вижу здесь ничего удивительного.
– А что случилось потом? Все эти вывески «улица Билфелд» пришлось в одночасье менять.
– Из-за Фридриха Вильгельма Шнайдера.
– Правильно, – кивнула Стефани. – Группенфюрер CA, правая рука начальника штаба CA Эрнста Рема. Он был прирожденный убийца, известный гомосексуалист и страстный любитель оперной музыки – все в одном лице. Его внешность идеально соответствовала всем стандартам истинного арийца: голубоглазый блондин, бледная нордическая кожа, веснушки. Прибавь к этому достаточно смазливую морду и мускулистое тело.
Дедушка пишет, что Шнайдер был любимым партнером Рема в его любовных забавах.
– Об этом я тоже слышал, – подтвердил Сэмми.
– И тут мы подходим к следующему важному событию в жизни Лили, – продолжала Стефани. – В мае тридцать третьего года она вышла замуж за группенфюрера Шнайдера. Торжественная церемония проходила, конечно же, в здании Берлинской государственной оперы – где же еще? – и транслировалась – иначе и быть не могло – на всю Германию. Играл оркестр Берлинской филармонии, пел оперный хор. Был выставлен почетный караул CA и СС. На церемонии присутствовали Гитлер, Гиммлер, Геринг – и много кто еще. Заметь, это была гражданская церемония, но поставлена Альбертом Шпеером со всей помпой вагнеровской коронации. И знаешь, чего я еще никак не пойму?
– Чего же, дорогая?
– Почему они поженились. Учитывая карьеру обоих – я уж не говорю о его сексуальных наклонностях, – вряд ли можно было сказать, что этот брак свершился на небесах.
– Нет, – ответил Сэмми. – Это был вполне земной брак, устроенный на нашей грешной земле.
– Но зачем?
– Правильнее было бы спросить, кто именно устроил этот брак.
– В таком случае, кто же?
– Номер один.
– Уж не хочешь ли ты сказать…
– Правильно, детка, именно это я и имею в виду. Сам Шикльгрубер.
Стефани была потрясена.
– Гитлер! – прошептала она, уставившись на Сэмми. – Но зачем?
– Потому что, моя дорогая, фюрер, хотя и питал отвращение к нездоровым сексуальным наклонностям Шнайдера, тем не менее очень тепло относился к нему. Они прошли вместе долгий путь – начиная с окопов первой мировой войны.
Стефани молча переваривала только что услышанное.
– Понятно, – медленно произнесла она через какое-то время. – Чтобы его направить на путь истинный.
– Точно! А поскольку группенфюрер был тонким ценителем оперы, Гитлер использовал Лили как приманку. Но женитьба никак не повлияла на его сексуальное поведение, равно как и не устранила слухи о его продолжающейся связи с Ремом и его мальчиками. Скорее наоборот, сплетни становились все громче, поскольку слава Лили не оставляла в тени и бедного Фридриха.
Немного помолчав, Стефани воскликнула:
– Да, дядя Сэмми, да! Теперь, когда ты сказал, что не кто иной, как Гитлер устроил этот брак, все становится на свои места. Боже мой! Теперь, например, ясно, почему Лили затеяла бракоразводный процесс, когда…
– Июнь тридцать четвертого? – подсказал Сэмми.
– Точно! Когда шайка Рема получила свое в Тегернзе, они все, включая группенфюрера Шнайдера, были казнены за так называемую измену! – Стефани ошеломленно покачала головой. – А я-то была готова поклясться на стопке библий, что Лили была либо провидцем, либо обладала сверхъестественным чувством самосохранения!
– Она действительно им обладала, детка. Не сомневайся.
– Поверь, я и не сомневаюсь. Но в данном случае ее инстинкт самосохранения был ни при чем. Дядя Сэмми! Разве ты не видишь? – Стефани выпрямилась, глаза ее блестели, возбуждение пронизывало ее, как электрические разряды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Ужасно! Мир сошел с ума. Ужасно было и то, что певица с таким огромным талантом вынуждена была прибегать к подобным мерам, чтобы проложить себе дорогу.
– Продолжай свой рассказ, детка. Может быть, я помогу тебе восполнить некоторые пробелы.
Стефани с благодарностью кивнула. Допив остатки воды, она отставила стакан и уселась поудобней, поджав под себя ноги.
– В те годы Берлинской оперой руководил Детлеф фон Олендорф…
– Этот нацист, который так никогда и не раскаялся! – со злостью заметил Сэмми.
– Он ведь еще жив, не так ли?
– Да, и даже пользуется популярностью, – с горечью ответил Сэмми. – Ему, должно быть, уже за восемьдесят, и тем не менее его принимают везде с распростертыми объятиями – он едва успевает добраться из одной оперы в другую на своем собственном самолете – сегодня он дирижирует в Штутгартской филармонии, завтра – в опере Мельбурна. Уму непостижимо, ему полностью простили его прошлое.
– Если верить рукописи деда, Лили и Олендорф были вот так. – Стефани подняла руку, скрестив при этом два пальца.
– Абсолютно верно.
– Он также пишет, что они были как Фред Астер и Джинджер Роджерс – подпитывали друг друга своим творчеством.
– И это правда. Вне зависимости от того, что лично я презираю его, факт остается фактом: в совместном творчестве они достигли потрясающих результатов. Все началось с первой совместной постановки. Публика была околдована «Фиделио».
– После чего, – добавила Стефани, – их «Cosi Fan Tutte» тоже вошло в историю оперного искусства, а потом они с таким же успехом сделали «Риенци» Вагнера.
– Ты прекрасно справилась со своим домашним заданием, детка, – заметил Сэмми, явно впечатленный знаниями Стефани.
– Неудивительно, что вскоре последовало приглашение посетить Гитлера. Именно тогда Гитлер признался Лили, что он был ее поклонником. Естественно, министр пропаганды Геббельс сделал свое дело, и все газеты быстро разнесли эту новость, после чего Лили могла уже делать что хотела. Да, и еще одно. Именно Олендорф, а не Геббельс, вопреки распространенному мнению, подал идею о ежедневных выступлениях Лили по радио.
– И это сделало Лили сопрано номер один в третьем рейхе, – пробормотал Сэмми.
– И самой популярной на радио – после Гитлера, разумеется. – Стефани помолчала. – Мне все-таки непонятно. В чем причина? Хрустально-чистый голос? Невероятный диапазон? Или ее обширный репертуар – от легких оперетт до тяжелого для восприятия Вагнера?
– Вероятнее всего, – сухо ответил Сэмми, – она взяла верный тевтонский аккорд, близкий германской нации того времени.
– Да, это больше похоже на правду. Так или иначе, вся страна стояла перед ней на коленях. Германию охватила лихорадка «Лили». Каждое воскресенье миллионы немцев и австрийцев настраивали свои приемники на соответствующую волну и слушали пение Лили. Дядя Сэмми, тебе известно, что только в течение одной недели – одной! – более четырехсот новорожденных девочек были названы Лили! И что главные улицы буквально во всех основных городах были названы в ее честь!
– Я не знал об этом, но не вижу здесь ничего удивительного.
– А что случилось потом? Все эти вывески «улица Билфелд» пришлось в одночасье менять.
– Из-за Фридриха Вильгельма Шнайдера.
– Правильно, – кивнула Стефани. – Группенфюрер CA, правая рука начальника штаба CA Эрнста Рема. Он был прирожденный убийца, известный гомосексуалист и страстный любитель оперной музыки – все в одном лице. Его внешность идеально соответствовала всем стандартам истинного арийца: голубоглазый блондин, бледная нордическая кожа, веснушки. Прибавь к этому достаточно смазливую морду и мускулистое тело.
Дедушка пишет, что Шнайдер был любимым партнером Рема в его любовных забавах.
– Об этом я тоже слышал, – подтвердил Сэмми.
– И тут мы подходим к следующему важному событию в жизни Лили, – продолжала Стефани. – В мае тридцать третьего года она вышла замуж за группенфюрера Шнайдера. Торжественная церемония проходила, конечно же, в здании Берлинской государственной оперы – где же еще? – и транслировалась – иначе и быть не могло – на всю Германию. Играл оркестр Берлинской филармонии, пел оперный хор. Был выставлен почетный караул CA и СС. На церемонии присутствовали Гитлер, Гиммлер, Геринг – и много кто еще. Заметь, это была гражданская церемония, но поставлена Альбертом Шпеером со всей помпой вагнеровской коронации. И знаешь, чего я еще никак не пойму?
– Чего же, дорогая?
– Почему они поженились. Учитывая карьеру обоих – я уж не говорю о его сексуальных наклонностях, – вряд ли можно было сказать, что этот брак свершился на небесах.
– Нет, – ответил Сэмми. – Это был вполне земной брак, устроенный на нашей грешной земле.
– Но зачем?
– Правильнее было бы спросить, кто именно устроил этот брак.
– В таком случае, кто же?
– Номер один.
– Уж не хочешь ли ты сказать…
– Правильно, детка, именно это я и имею в виду. Сам Шикльгрубер.
Стефани была потрясена.
– Гитлер! – прошептала она, уставившись на Сэмми. – Но зачем?
– Потому что, моя дорогая, фюрер, хотя и питал отвращение к нездоровым сексуальным наклонностям Шнайдера, тем не менее очень тепло относился к нему. Они прошли вместе долгий путь – начиная с окопов первой мировой войны.
Стефани молча переваривала только что услышанное.
– Понятно, – медленно произнесла она через какое-то время. – Чтобы его направить на путь истинный.
– Точно! А поскольку группенфюрер был тонким ценителем оперы, Гитлер использовал Лили как приманку. Но женитьба никак не повлияла на его сексуальное поведение, равно как и не устранила слухи о его продолжающейся связи с Ремом и его мальчиками. Скорее наоборот, сплетни становились все громче, поскольку слава Лили не оставляла в тени и бедного Фридриха.
Немного помолчав, Стефани воскликнула:
– Да, дядя Сэмми, да! Теперь, когда ты сказал, что не кто иной, как Гитлер устроил этот брак, все становится на свои места. Боже мой! Теперь, например, ясно, почему Лили затеяла бракоразводный процесс, когда…
– Июнь тридцать четвертого? – подсказал Сэмми.
– Точно! Когда шайка Рема получила свое в Тегернзе, они все, включая группенфюрера Шнайдера, были казнены за так называемую измену! – Стефани ошеломленно покачала головой. – А я-то была готова поклясться на стопке библий, что Лили была либо провидцем, либо обладала сверхъестественным чувством самосохранения!
– Она действительно им обладала, детка. Не сомневайся.
– Поверь, я и не сомневаюсь. Но в данном случае ее инстинкт самосохранения был ни при чем. Дядя Сэмми! Разве ты не видишь? – Стефани выпрямилась, глаза ее блестели, возбуждение пронизывало ее, как электрические разряды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137