Хлопнув от восторга в ладоши, старик зачарованно уставился на фотографию. Потом его глаза затуманились и из груди вырвались всхлипывания.
– Мне! – прошептал он. – Мне!
Стефани подалась вперед.
– На память… – договорила за него она.
– На память, – повторил он. – Да, на память.
– Лили хотела, чтобы эта фотография была у вас. – Стефани чувствовала, что голос опять отказывает ей. – Когда я сообщила ей, что еду в Милан, она сняла с себя шарф – вот этот самый, завернула в него фотографию и попросила меня передать это вам.
Она еще не успела договорить, как старик схватил шарф и поднес его к лицу. От быстрого движения краски шарфа вспыхнули волшебным светом. Уткнувшись лицом в шарф, старик вдыхал его аромат – слабый аромат лаванды.
– Лили! – шептал он. – Лили…
Стефани, неожиданно ставшая свидетельницей этой интимной сцены, сделала усилие, чтобы не отводить глаз. Реакция Губерова, его волнение заставили ее сильнее почувствовать свою вину. Ведь она проделала дешевую, омерзительную шутку. И все-таки… и все-таки она вынуждена играть на чувствах старика – у нее нет другого выхода. Только так она может пробиться сквозь все линии обороны – другого способа она не придумала.
И она добилась своего. Всего-то и понадобились шарф и несколько капель лаванды: она вычитала у деда, что Лили всегда предпочитала именно этот аромат.
Нравится это ей или нет, придется использовать любые средства, пусть даже жестокие и недостойные, чтобы получить информацию. Три человека уже лишены жизни, и ей не до того, чтобы щадить чьи-то чувства. Нет. Она сделала ему больно – что ж, ей очень жаль, это не входило в ее намерения. В данном случае цель оправдывала средства.
– Лаванда! – голос Губерова звучал приглушенно: он все еще прижимал шарф к лицу. – Я слышу запах лаванды.
Стефани почувствовала, как в ее крови заработал адреналин. Именно сейчас наступил подходящий момент, чтобы пройти в те двери, которые ей удалось открыть. Именно сейчас можно было вытянуть у него то, что ее интересовало.
– Лили сказала, – медленно начала Стефани. Она перевела глаза на свои руки, сложенные на коленях, затем опять на старика, – она сказала, что ей хотелось бы с вами скоро снова увидеться. Конечно, она упомянула, что ей не удается встречаться со старыми друзьями так часто, как ей бы хотелось.
– Что ж, она не вправе ожидать другого, не так ли?
Старик со вздохом уронил руку, сжимающую шарф, на колени. Его глаза, немигающие, как у ящерицы, были полны слез.
– Я с самого начала предупреждал ее: секрет вечной молодости требует дорогой цены… ей придется пожертвовать всем! И знаете, что она сделала? – Его голос задрожал. – Она рассмеялась мне в лицо! В лицо! Она сказала, что ей безразлична цена: карьера, друзья, слава, имя – она готова пожертвовать всем ради вечной молодости и жизни.
По его впалым пергаментным щекам струились слезы.
Стефани, измученной переживаниями старика, хотелось его ободрить. Она сказала как можно мягче:
– И все-таки вы один из тех людей, которым Лили доверяет. И вы знаете это. – Она сама была потрясена, как легко и гладко слетела с языка ложь.
– Лили и я… нас связывают многие годы. – Он опять всхлипнул. – Долгие годы.
– Вы влюблены в нее! – воскликнула Стефани.
– Нет! – крикнул Губеров. Он закрыл глаза, как будто пытался преодолеть приступ непереносимой боли. – Да! Боже, помоги мне! – прохрипел он. Руки его комкали шарф. – Но как могли мы любить друг друга земной любовью? Она, вечно юная, и я, превращавшийся в беспомощную развалину!
Он опустил голову, чтобы спрятать лицо. Стефани отвела глаза. Она смотрела на гордо развешанные концертные афишы с его портретами, на молодое, необычайно красивое лицо. Сейчас фотографии времен его давно ушедшей молодости как бы дразнили его, издеваясь над его старостью и немощностью.
– Лили рассказывала мне, как много для нее значило ваше искусство, – возобновила Стефани разговор. – Особенно когда вы ей аккомпанировали. «Сильвия». Ей это очень нравилось.
Глаза старика впились в Стефани, его лицо затуманили воспоминания.
– Да, но он -то об этом не думает! Нет! Бизнес, один только бизнес. Это единственное, о чем он думает, – бизнес и деньги. – Слово «деньги» он выплюнул с отвращением, как что-то омерзительное, гадкое. – Он не умолкнул на протяжении всего нашего маленького импровизированного концерта! Он даже не слушал нас! – старик произносил это с видом обиженного ребенка.
Стефани напряглась. Кто это «он»? Не «ему» ли принадлежал голос, на фоне которого звучало пение Лили? Эрнесто де Вейга? Должно быть, он! Но о чем он говорил? О чем? И вдруг она вспомнила.
– Но это было в то время, когда появилась возможность проникнуть на рынки Восточной Европы. Ему же надо было… – начала Стефани.
Его взгляд. Она видела, как заходили иссохшиеся желваки. А его глаза – их вдруг заволокла пелена. Он весь как-то вдруг отдалился от нее.
Тиканье часов в наступившей тишине вдруг стало особенно громким. Пауза затягивалась, и Стефани почувствовала неловкость.
Старик подался вперед.
– А откуда вы знаете, о чем он говорил? – прошептал он. – Вас ведь там не было!
– Вы имеете в виду, на «Хризалиде»? Конечно, меня там не было, – Стефани заставила себя улыбнуться. – Вы прекрасно это знаете.
Тогда… откуда? Откуда вам это известно?
– По-моему, Лили мне рассказывала об этом. Откуда же еще я могу об этом знать?
На лице старика мелькнула тень догадки.
– Но Лили не рассказывает! Лили никогда ни о чем не рассказывает!
Стефани, оглушенная столь стремительным поворотом в ходе разговора, молчала.
– Вы вовсе не ее подруга! – прошептал старик. – Лили не посылала вас сюда!
Ее мысли метались в поисках выхода: надо было спасать ситуацию. Старик медленно опустил голову и в ужасе уставился на вещи, лежавшие у него на коленях.
– Это… это не ее подарки!
Резким движением старик швырнул на пол фотографию и шарф.
– Кто вы? – спросил он высоким дребезжащим голосом.
– Я же сказала вам, я друг…
– Нет! Вы обманули меня, – простонал старик, – вы обманули меня, вам нужно было выведать все о ней!
По его лицу струились потоки слез.
Стефани смотрела, как он плакал, не в силах сдержать своих эмоций. Наконец он вытер слезы иссохшими руками. Затем, вынув из нагрудного кармашка шелковый платок, шумно в него высморкался. С достоинством, которое вызвало почти болезненное ощущение у Стефани, он поднял голову.
– Как вы можете оставаться здесь? – прошептал он. – У вас что, стыда нет! Уходите! Уходите!
Еще никогда в своей жизни Стефани не чувствовала себя так скверно. И все-таки она не уходила. Как будто она намертво приклеилась к этому хрупкому стулу, некогда принадлежавшему Марии Каллас.
Дрожащей рукой Губеров вытер верхнюю губу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137