21
Нью-Йорк – Капри
На Капри было девять часов две минуты вечера, в Нью-Йорке – три часа две минуты пополудни.
Телефон сотрясался от громких настойчивых звонков.
Сэмми Кафка, неколебимо уверенный в том, что послеобеденный сон очень полезен для здоровья, с раздражением снял трубку.
– Ну хорошо, хорошо, – сонно пробормотал он в микрофон. – Я уже проснулся, если вам от этого станет легче, конечно. Говорите.
После небольшой паузы в трубке раздался женский голос:
– Мистер Кафка?
– Да. Кто это?
– Чартис Франклин из больницы Святого Луки. Помните меня? Я нянечка. Вы всегда мне гвоздику дарите, когда навещаете мистера Кляйнфелдера.
Ну и ну! Сэмми задумчиво почесал в затылке. Разве он может помнить всех нянечек и медсестер, которым он дарил гвоздики? Он вручал их всем, кто дежурил в день его посещения.
Чартис Франклин… Сэмми пытался собраться с мыслями. И вдруг он вспомнил. Ну конечно! Эта красивая негритянка с оранжевыми волосами!
– Прошу прощения, мисс Франклин. Я не очень вежливо начал разговор. Просто я задремал.
– Извините, я не знала, что разбудила вас. Но вы просили меня позвонить вам, если пациент выйдет из комы.
При этом сообщении в голове у Сэмми сразу же все встало на свои места. Остатки сна мгновенно улетучились.
– Он что, пришел в сознание? – хрипло спросил Сэмми. Трубка в его руке дрожала.
– Пятнадцать минут назад! Я была у другого пациента, а Бетти, напарница, она вдруг завизжала, как поросенок. Я все бросаю, бегу к ней. Представляете, этот мистер Кляйнфелдер, вот только что он был в коме, и вдруг открыл глаза и ущипнул Бетти!
Сэмми почувствовал себя так, как будто сделал сальто в воздухе, – хотя его почтенный возраст уже давно удерживал его от подобных юношески-безрассудных упражнений.
– Можно мне задать вам вопрос, мисс Франклин?
– Ну конечно, мистер Кафка.
– Если я вас поцелую, вы выйдете за меня замуж?
– Ну, вы скажете! – Она фыркнула и, рассмеявшись, повесила трубку.
Сэмми вскочил с кровати. Вопреки обыкновению – может быть, первый раз в своей жизни! – этот заядлый щеголь не стал раздумывать, во что ему облачиться. Нацепив первое, что попалось под руку, он выбежал из квартиры.
Ловушка!
Стефани яростно царапала руку, зажавшую ей рот Она задыхалась. Единственный звук, который она могла издать, был приглушенный ладонью вой ужаса Слишком поздно она поняла свою глупость.
Ее пальцы отчаянно, но тщетно попытались отодрать большую сильную руку. Она чувствовала, как кто-то утаскивает ее все дальше в темноту.
Челюсть ее одеревенела, глаза остановились. Никогда еще ей не было так страшно. Внезапно ей вспомнился взрыв, унесший жизнь Фама, и она похолодела. «Значит, я была права! Эта бомба предназначалась для меня!»
Как освободиться от этой душащей руки, как убежать?
«Борись! – стучало у нее в голове. – Сопротивляйся! Причини ему боль! Обмани его! Испробуй все возможные средства! Выиграй хотя бы несколько секунд!»
Но ее уже волокли в другую комнату. Хлопнула дверь, как бы подтвердив реальность происходящего Неожиданно над головой зажглась лампочка. После темноты яркий свет больно полоснул по глазам. Стефани огляделась. Побеленные стены, скудная мебель.
Рука, зажимавшая ей рот, разжалась. Ее толкнули вперед. Толчок был не настолько сильным, чтобы она потеряла равновесие, но достаточным для того, чтобы ее мучитель оказался на расстоянии.
Сердце Стефани заколотилось. «Вот он, шанс! Беги!»
Она обернулась к двери.
– Забудь об этом, – сказал стоявший перед дверью мужчина. – Ты никуда отсюда не уйдешь.
– Ручку! – прохрипел Аарон Кляйнфелдер. Изголовье кровати было приподнято. Многочисленные провода и трубки соединяли его с капельницей, мониторами, дыхательным аппаратом.
– Вот, пожалуйста, – тихо сказал Сэмми Кафка, кладя на колени Аарону блокнот. Затем, сняв с ручки колпачок, он вложил ее в дрожащую руку Аарона и сжал пальцы. – И не беспокойтесь за почерк. Я все потом расшифрую. Хорошо?
Слегка кивнув, Аарон медленно начал писать.
– Ты… ты… ублюдок! – Стефани бешено металась по комнате. – Ты подлый, мерзкий подонок! Не могу поверить, что ты выслеживал меня!
Несколько мгновений она стояла с воздетыми руками, потом уронила их в отчаянии.
– Ты следил за нами все утро!
Джонни Стоун, скрестив на груди руки, стоял, опершись на тяжелую дверь. На лице его не было никаких эмоций.
– Виноват… – Он опустил голову.
– А теперь ты заманил меня сюда! – В голове у Стефани все встало на свои места. – Значит, не было никакого столкновения лодок! Все это ты придумал, чтобы убрать Эдуардо!
– А тебя завлечь сюда. – Джонни опять наклонил голову. – Виноват.
– И у тебя… у тебя хватило наглости преследовать яхту от самой Марбеллы!
– Не самое приятное путешествие, если совершать его на маленькой моторке, смею тебя уверить! Это не совсем то же, что путешествовать на «Хризалиде»! – В голосе звучала горькая ирония, но лицо по-прежнему оставалось бесстрастным. – Ну что ж, и в третий раз признаю: виноват.
– Да ради Бога! Не произноси больше этого слова!
Глаза Джонни сверкнули.
– Какого? А, ты имеешь в виду «виноват».
Стефани глубоко вздохнула. Затем, обхватив себя руками, огляделась. Он рассмеялся.
– Да ладно! Мое признание вины вряд ли воздействует на твою совесть!
Стефани полоснула Джонни взглядом.
– И что ты этим хочешь сказать?
– А как ты думаешь, что я этим хочу сказать? – Он смотрел на Стефани с веселым нахальством человека, который прекрасно знает своего противника и без смущения обращает это в свою пользу. – Учитывая тот факт, что совести у тебя, по всей видимости, нет.
– Нет? Чего нет? – прошипела Стефани, уставившись на него. «Да как он смеет! Обвинять меня в том, что у меня нет совести! Он что, забыл, что случилось с дедом? Он что, забыл взрыв в доме? Боже мой! Неужели он думает, что я спокойно могла бы существовать под именем Стефани Мерлин?»
– В чем дело? – поинтересовался Джонни. – Ты что, язык проглотила?
Стефани пришла в ярость.
– Ну знаешь, это просто наглость!
– Нет, Стефани, – спокойно ответил он. – Это не наглость. Я хочу, чтобы ты выслушала меня, и выслушала внимательно. Потому что, видишь ли, получается, что это с твоей стороны наглость…
– С моей? – крикнула Стефани. Она даже задрожала от негодования. – Да как ты смеешь!
– Я расскажу тебе, как я смею.
Джонни по-прежнему стоял, расслабленно опершись на дверь, но голос его был холоден.
– Я смею! Я не имитировал свою смерть, я не заставлял своих друзей и знакомых оплакивать меня на панихиде. Я смею, потому что не я прятался в Коннектикуте, пока кто-то, безгранично любящий меня, плачет и напивается до беспамятства, чтобы спастись от своей боли.
Стефани мучительно покраснела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137