Это было самое трудное из того, что ей приходилось делать за всю свою жизнь. Это было даже труднее, чем ломка . Потому что когда она соскочила с наркотиков, она поклялась Господу, что больше никогда не притронется к ним.
«Но сейчас у меня нет другого выхода, – говорила она себе. – Если Господь смотрит сейчас сюда и видит этот пистолет, приставленный к моей голове, он поймет. Я знаю, что поймет. У меня нет выбора…»
– Теперь бери иглу!
Винетт сглотнула. Она протянула руку, как будто ее заставляли дотронуться до змеи, и трясущимися пальцами взяла шприц. Длинная тонкая игла поблескивала в электрическом свете. Пластиковая трубочка шприца была наполнена… лучше и не спрашивать, она не желала знать, что там, в этой трубочке.
Она вдруг услышала звуки, доносившиеся с другого конца комнаты, и повернулась в ту сторону. Трубка все еще лежала на столике! Винетт совсем забыла о ней. Если бы сейчас…
– Забудь об этом. Давай-ка, милашка, уколись, сразу воспаришь. Ты знаешь, что я хочу сказать.
Винетт заставляла себя сжимать и разжимать кулак на левой руке, чтобы вены выступили сильнее.
– Давай, колись.
– П-пожалуйста, – Винетт обернулась и подняла глаза, в них была мольба. – Я не употребляю наркотиков!
Дух ухмыльнулся.
– По твоим рукам этого не скажешь.
– Это было давно! Я завязала!
Из телефонной трубки опять донесся шум.
– Теперь давай. Пора, – спокойно сказал Дух.
Глядя в безжалостные, без тени сострадания глаза Духа, Винетт колебалась. Прикусив губу, она снова взглянула на свою руку и нерешительно направила в свою сторону иглу. А что если… если… использовать шприц как оружие? Краем глаза она взглянула на Духа.
– Даже и не думай об этом, милашка!
И тогда Винетт сдалась. Она закрыла глаза, мысленно вознося молитвы Господу. Когда она открыла их, в них появилось выражение спокойной силы. Наклонив голову, она тихо сказала:
– Прости меня, Господи.
Перед глазами встал образ Джованды.
– Я люблю тебя, Джованда, дорогая, – прошептала она.
С достоинством выпрямившись, Винетт воткнула иглу в вену и нажала на поршень.
Эффект был мгновенным. Винетт показалось, что ей еще никогда не было так хорошо-оооо… Она облегченно вздохнула, внезапно почувствовав, как на нее наваливается сон… все сильнее и сильнее… она даже не может вытащить иглу. Дыхание ее замедлилось, игла так и осталась в руке. Винетт медленно огляделась по сторонам и упала со стула.
Она лежала на ковре. С открытыми глазами. С закрытым ртом. С начинающими синеть губами.
Во время падения игла сломалась, и теперь только половинка ее торчала из вены.
– Сладких тебе снов, милочка. – Дух наклонился, проверяя пульс на шее Винетт.
Винетт была мертва.
Из телефонной трубки по-прежнему доносились крики.
Выпрямившись, Дух подошел к телефону и взял трубку. Послушав несколько мгновений крики Стефани, он улыбнулся и положил трубку на аппарат. Вытащив красную розу из вазочки на столе, он вложил ее в руку Винетт.
«Так, пора сматываться».
В доме Осборна Стефани держала в руках онемевшую телефонную трубку.
17
Нью-Йорк
На следующий день Стефани с Уальдо вернулись на Горацио-стрит. Стефани захлопнула за собой входную дверь, сильно толкнув ее ягодицами, и с огромной клеткой в руках проследовала в гостиную. Там она поставила клетку на столик около винтовой лестницы и сдернула с нее покрывало.
– Ну вот мы и дома! – провозгласила она.
Уальдо наклонил голову вбок и уставился на нее одним глазом.
– Уальдо! – проскрипел он, разгуливая по деревянной жердочке. – Уальдо хочет крекер!
– Ага, прибыл недостающий ингредиент для изысканнейшего блюда, – раздался сверху знакомый голос. – Его хорошо подавать с великолепным гарниром из стеблей лотоса, грибов и особым рыбным соусом!
Закинув голову, Стефани посмотрела вверх.
– Фам! Что ты здесь делаешь? – удивленно спросила она. – Тебе надо заниматься! Я думала, у тебя завтра экзамен на гражданство.
С видом оскорбленного достоинства Фам спускался по винтовой лестнице.
– Я делаю то же, что всегда делал в этот день недели. Пытаюсь приспособить вашу квартиру для жилья. Ой, пыль! – Проведя указательным пальцем по перилам, Фам поднес его к глазам.
– Ты же знаешь, что сегодня тебе вовсе не обязательно этим заниматься, – заметила Стефани. – Иди домой и готовься к экзамену.
– Я и так готовлюсь, – Фам вытащил из кармана пачку карточек и протянул Стефани. – Вот. Задавайте любой вопрос.
Стефани взяла карточки, перемешала их и выбрала одну.
– Хорошо. Кто был двадцать восьмым президентом США?
Ответ последовал незамедлительно.
– Вуди Вильсон.
Она рассмеялась – впервые за эти дни. Он покраснел.
– Фам ответил неправильно? – спросил он смущенно.
– Нет-нет, – быстро ответила Стефани. – «Вуди» – уменьшительная форма от «Вудро».
– И что тут смешного?
– Это трудно объяснить. – Неожиданно Стефани нахмурилась. – Ты не знаешь, сколько времени? Я проспала и так торопилась, что забыла надеть часы.
Фам взглянул на свои часы, которые он носил на внутренней стороне запястья.
– Без одной минуты двенадцать.
– Двенадцать! – воскликнула Стефани. – Я опаздываю!
Обед с Аланом Пеппербергом был назначен на… ну, не двенадцать ровно, но… около полудня. Если она не поспешит, то заставит его ждать.
– Мне надо бежать, Фам! – проговорила она быстро. – Слушай, сделай одолжение, наполни водой поилку Уальдо.
Фам с подозрением воззрился на клетку.
– Вы знаете, эта птица меня не любит. Она все время клюет мне пальцы, если я протягиваю руку.
– Пожалуйста! Мне действительно надо бежать.
– Ладно, налью ей воды, – с неохотой пообещал Фам.
– Ты просто ангел, – Стефани поцеловала Фама в щеку. – Ладно, я помчалась. Пока. И давай, занимайся.
Через десять минут она вбежала в бистро «На уголке». Остановившись в дверях, осмотрела зал. За столиками, расставленными вдоль окон в длинном зале, сидели по двое, по трое и четверо. Ни за одним она не заметила мужчины, сидевшего в одиночестве. Она перевела взгляд на затылки мужчин, расположившихся у стойки бара.
Ее заметил бармен и махнул ей рукой.
– Стеф, вас кто-то ждет в задней комнате, – проскрипел он, указывая на дверь. – Последний столик слева.
Она улыбнулась.
– Спасибо, Джер.
Стефани направилась во второй зал. Очевидно, Алан Пепперберг считал, что осмотрительность является важнейшей составляющей доблести. Либо он пришел задолго до назначенного времени, либо применил какую-нибудь хитрость, чтобы заполучить самое уединенное место во всем бистро.
Он сидел за столиком, отгороженным от остального помещения перегородкой из черной крашеной фанеры, отвернувшись от зала и глядя в давно не мытое окно, выходившее на Джейн-стрит. Рядом с ним стоял стакан с каким-то напитком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
«Но сейчас у меня нет другого выхода, – говорила она себе. – Если Господь смотрит сейчас сюда и видит этот пистолет, приставленный к моей голове, он поймет. Я знаю, что поймет. У меня нет выбора…»
– Теперь бери иглу!
Винетт сглотнула. Она протянула руку, как будто ее заставляли дотронуться до змеи, и трясущимися пальцами взяла шприц. Длинная тонкая игла поблескивала в электрическом свете. Пластиковая трубочка шприца была наполнена… лучше и не спрашивать, она не желала знать, что там, в этой трубочке.
Она вдруг услышала звуки, доносившиеся с другого конца комнаты, и повернулась в ту сторону. Трубка все еще лежала на столике! Винетт совсем забыла о ней. Если бы сейчас…
– Забудь об этом. Давай-ка, милашка, уколись, сразу воспаришь. Ты знаешь, что я хочу сказать.
Винетт заставляла себя сжимать и разжимать кулак на левой руке, чтобы вены выступили сильнее.
– Давай, колись.
– П-пожалуйста, – Винетт обернулась и подняла глаза, в них была мольба. – Я не употребляю наркотиков!
Дух ухмыльнулся.
– По твоим рукам этого не скажешь.
– Это было давно! Я завязала!
Из телефонной трубки опять донесся шум.
– Теперь давай. Пора, – спокойно сказал Дух.
Глядя в безжалостные, без тени сострадания глаза Духа, Винетт колебалась. Прикусив губу, она снова взглянула на свою руку и нерешительно направила в свою сторону иглу. А что если… если… использовать шприц как оружие? Краем глаза она взглянула на Духа.
– Даже и не думай об этом, милашка!
И тогда Винетт сдалась. Она закрыла глаза, мысленно вознося молитвы Господу. Когда она открыла их, в них появилось выражение спокойной силы. Наклонив голову, она тихо сказала:
– Прости меня, Господи.
Перед глазами встал образ Джованды.
– Я люблю тебя, Джованда, дорогая, – прошептала она.
С достоинством выпрямившись, Винетт воткнула иглу в вену и нажала на поршень.
Эффект был мгновенным. Винетт показалось, что ей еще никогда не было так хорошо-оооо… Она облегченно вздохнула, внезапно почувствовав, как на нее наваливается сон… все сильнее и сильнее… она даже не может вытащить иглу. Дыхание ее замедлилось, игла так и осталась в руке. Винетт медленно огляделась по сторонам и упала со стула.
Она лежала на ковре. С открытыми глазами. С закрытым ртом. С начинающими синеть губами.
Во время падения игла сломалась, и теперь только половинка ее торчала из вены.
– Сладких тебе снов, милочка. – Дух наклонился, проверяя пульс на шее Винетт.
Винетт была мертва.
Из телефонной трубки по-прежнему доносились крики.
Выпрямившись, Дух подошел к телефону и взял трубку. Послушав несколько мгновений крики Стефани, он улыбнулся и положил трубку на аппарат. Вытащив красную розу из вазочки на столе, он вложил ее в руку Винетт.
«Так, пора сматываться».
В доме Осборна Стефани держала в руках онемевшую телефонную трубку.
17
Нью-Йорк
На следующий день Стефани с Уальдо вернулись на Горацио-стрит. Стефани захлопнула за собой входную дверь, сильно толкнув ее ягодицами, и с огромной клеткой в руках проследовала в гостиную. Там она поставила клетку на столик около винтовой лестницы и сдернула с нее покрывало.
– Ну вот мы и дома! – провозгласила она.
Уальдо наклонил голову вбок и уставился на нее одним глазом.
– Уальдо! – проскрипел он, разгуливая по деревянной жердочке. – Уальдо хочет крекер!
– Ага, прибыл недостающий ингредиент для изысканнейшего блюда, – раздался сверху знакомый голос. – Его хорошо подавать с великолепным гарниром из стеблей лотоса, грибов и особым рыбным соусом!
Закинув голову, Стефани посмотрела вверх.
– Фам! Что ты здесь делаешь? – удивленно спросила она. – Тебе надо заниматься! Я думала, у тебя завтра экзамен на гражданство.
С видом оскорбленного достоинства Фам спускался по винтовой лестнице.
– Я делаю то же, что всегда делал в этот день недели. Пытаюсь приспособить вашу квартиру для жилья. Ой, пыль! – Проведя указательным пальцем по перилам, Фам поднес его к глазам.
– Ты же знаешь, что сегодня тебе вовсе не обязательно этим заниматься, – заметила Стефани. – Иди домой и готовься к экзамену.
– Я и так готовлюсь, – Фам вытащил из кармана пачку карточек и протянул Стефани. – Вот. Задавайте любой вопрос.
Стефани взяла карточки, перемешала их и выбрала одну.
– Хорошо. Кто был двадцать восьмым президентом США?
Ответ последовал незамедлительно.
– Вуди Вильсон.
Она рассмеялась – впервые за эти дни. Он покраснел.
– Фам ответил неправильно? – спросил он смущенно.
– Нет-нет, – быстро ответила Стефани. – «Вуди» – уменьшительная форма от «Вудро».
– И что тут смешного?
– Это трудно объяснить. – Неожиданно Стефани нахмурилась. – Ты не знаешь, сколько времени? Я проспала и так торопилась, что забыла надеть часы.
Фам взглянул на свои часы, которые он носил на внутренней стороне запястья.
– Без одной минуты двенадцать.
– Двенадцать! – воскликнула Стефани. – Я опаздываю!
Обед с Аланом Пеппербергом был назначен на… ну, не двенадцать ровно, но… около полудня. Если она не поспешит, то заставит его ждать.
– Мне надо бежать, Фам! – проговорила она быстро. – Слушай, сделай одолжение, наполни водой поилку Уальдо.
Фам с подозрением воззрился на клетку.
– Вы знаете, эта птица меня не любит. Она все время клюет мне пальцы, если я протягиваю руку.
– Пожалуйста! Мне действительно надо бежать.
– Ладно, налью ей воды, – с неохотой пообещал Фам.
– Ты просто ангел, – Стефани поцеловала Фама в щеку. – Ладно, я помчалась. Пока. И давай, занимайся.
Через десять минут она вбежала в бистро «На уголке». Остановившись в дверях, осмотрела зал. За столиками, расставленными вдоль окон в длинном зале, сидели по двое, по трое и четверо. Ни за одним она не заметила мужчины, сидевшего в одиночестве. Она перевела взгляд на затылки мужчин, расположившихся у стойки бара.
Ее заметил бармен и махнул ей рукой.
– Стеф, вас кто-то ждет в задней комнате, – проскрипел он, указывая на дверь. – Последний столик слева.
Она улыбнулась.
– Спасибо, Джер.
Стефани направилась во второй зал. Очевидно, Алан Пепперберг считал, что осмотрительность является важнейшей составляющей доблести. Либо он пришел задолго до назначенного времени, либо применил какую-нибудь хитрость, чтобы заполучить самое уединенное место во всем бистро.
Он сидел за столиком, отгороженным от остального помещения перегородкой из черной крашеной фанеры, отвернувшись от зала и глядя в давно не мытое окно, выходившее на Джейн-стрит. Рядом с ним стоял стакан с каким-то напитком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137