Бабочки устремились вверх колонной драгоценных камней, постепенно превращаясь в рассеивающееся изумрудное облако.
– Ну вот. – Де Вейга сложил руки на плетеной столешнице и вопросительно взглянул на шефа охраны. – Ладно, насколько я понимаю, у вас хорошие новости, полковник?
– Да, сеньор. – Полковник Валерио кивнул. Это был поджарый загорелый мужчина с тонкими белыми морщинками на обветренном лице. На нем была рубашка и брюки цвета хаки, черный берет. На боку висела кобура. Зеркальные очки скрывали выражение глаз. Его влажная рубашка облепила тело, но если он и испытывал неудобство, то ничем этого не показывал. Бывший военный, он провел полжизни во влажных тропиках. В сравнении с парными джунглями Центральной Америки Ильха-да-Борболета был раем. Собственно, Ильха-да-Борболета был раем в сравнении с любым местом в мире.
– Тело обнаружили? – негромко спросил хозяин, отхлебнув овощного сока.
– Да, сеньор. – Голос полковника звучал отрывисто. – Я только что получил сообщение.
– Причина смерти?
– Самоубийство через повешение.
– Какое несчастье, – де Вейга задумчиво поднес к губам стакан с соком. – Что насчет его материалов?
– Сеньор?
– Вы хотите сказать, что они все еще там? – Выражение лица де Вейги не изменилось, но в голосе слышалось бесконечное неудовольствие.
– Вы не приказывали их уничтожить, сеньор. Де Вейга сделал еще глоток.
– Считайте, что я приказываю.
Полковник исполнил четкое «кругом» и, быстро пройдя через веранду, скрылся за углом. Когда смолкли его шаги, на веранду выплыла женщина неопределенного возраста и умопомрачительной красоты. Она неслышно передвигалась в своих золотых сандалиях, но Эрнесто де Вейга тотчас же почувствовал, что она рядом.
Он обернулся, чтобы взглянуть на нее. Сегодня она была в просторном комбинезоне из голубого шелка. Волосы скрывал такого же цвета тюрбан. Она была очень бледна. Как многие женщины в Южной Америке, она пользовалась ярко-красной губной помадой и несколько злоупотребляла косметикой. Но, в отличие от них, она носила темные очки, инкрустированные натуральными алмазами. Её брови идеальной формы были цвета густого меда.
– Что хотел Валерио? – спросила она по-португальски, подходя к де Вейге.
– Он сообщил о самоубийстве этого американского писателя.
– Самоубийстве? – Она приподняла очки и пристально взглянула на него своими необычайными изумрудными глазами.
Эрнесто де Вейга позволил себе легкую улыбку.
– Похоже, бедняга повесился.
– О! – Она была в восторге. Опустив очки, она встала у него за спиной. Ее длинные сильные пальцы собственницы поглаживали его плечи. – Значит, он мертв ? – спросила она, желая услышать подтверждение.
– Да, очень мертв. Или, быть может, мне надо сказать, к сожалению , мертв?
В ее голосе послышалась горечь.
– Ты ничего подобного не скажешь, Эрнесто! Этот старый назойливый дурак! Лили Шнайдер давно мертва, давно похоронена! Почему он не оставил ее в покое?
– К сожалению для него, не оставил. Но не беспокойся, моя бабочка. Теперь ее память никто не потревожит.
Он протянул руку, взял ее за запястье и надел на ее безымянный палец перстень с бриллиантом.
– Подарок для самой изысканной бабочки, – сказал он, целуя ей руку.
– О Эрнесто! – Она поводила рукой перед глазами, чтобы насладиться голубыми и белыми всполохами света в камне. – Ну зачем ты!
– Тридцать карат. Чистейшей воды.
– Конечно, – сказала она, наклонилась вперед и потерлась о его щеку своей гладкой щекой. Затем, улыбаясь, она достала из своего широкого рукава плоскую прозрачную коробочку. – У меня тоже для тебя подарок.
Он взял коробочку и посмотрел через крышку. Бабочка. Полупрозрачная зелень и радужно-серый перламутр крыльев, бледные фиолетовые пятнышки.
Он хлопнул в ладоши, как обрадованный ребенок.
– Саламис пархассус! Такой у меня еще нет!
Она улыбнулась.
– Я знаю. К сожалению, я не смогла достать куколку. Пока.
Он с нетерпением открыл коробку. Едва касаясь нежного кончика крыла, он пробормотал:
– И в смерти даришь ты нам вечную красу.
– Да, – тихо согласилась она, продолжая гладить его плечи. – Действительно так.
Выйдя из полиции, Стефани направилась в центральную часть города. У нее не было определенной цели, она просто шла туда, куда вели ее ноги. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями и разобраться во всем, что случилось. Она не могла отделаться от ощущения, что вступила в Зазеркалье, погрузилась в другой, темный мир. Мир кошмаров, страданий и боли.
Так много надо было обдумать. Столько вопросов обступили ее.
Визит в полицию оказался бесполезным. Они по-прежнему настаивали на версии о самоубийстве, в доказательство продемонстрировали ей его предсмертную записку, напечатанную на старом «ремингтоне» – том самом, на котором он печатал свои бестселлеры.
– На ней даже нет подписи! – сердито доказывала она. – А это что такое: «Я больше не могу вынасить эту жизнь»? Он никогда бы не сделал ошибки в слове «выносить».
– Человек в стрессовой ситуации может сделать такую ошибку, – убеждали ее.
Теперь почему-то она уже не чувствовала такой уверенности.
Что, если полиция права и выкуренная сигара была последним земным удовольствием, которое он себе позволил?
«Нет. У меня нет доказательств, но я знаю».
Может быть, он был болен? Какая-то неизлечимая мучительная болезнь, которую он скрывал от нее?
Эта мысль поразила ее настолько, что она остановилась.
И вдруг осознала, где она, – угол Парк-авеню и Шестьдесят пятой улицы. Это именно тот квартал, где находилась приемная дедушкиного врача!
«Неужели это мое подсознание привело меня сюда?» – подумала Стефани.
– Доктор вас примет прямо сейчас, мисс Мерлин, – заверила ее медсестра в приемной.
Поблагодарив, Стефани прошла в кабинет врача. Она волновалась. Одна только мысль о том, что дед скрывал от нее ужасную болезнь, была невыносима. «Мы всегда делились всем».
Рон Форсайт, доктор медицины, врач Карлтона Мерлина, сообщил:
– Ваш дедушка прошел тщательное медицинское обследование меньше трех недель назад. Рентген, ЭКГ, анализы крови. Для его возраста здоровье у него было превосходное, Стефани. Поэтому я не мог понять этого, когда услышал, что он…
– Он этого не делал! – резко перебила его Стефани. – Просто я хотела удостовериться, что не было никаких причин, которые могли бы побудить его к этому.
Доктор Форсайт был деликатным человеком.
– Вы себя хорошо чувствуете? Может быть, вам что-нибудь выписать?
– Спасибо, не надо. – Она покачала головой. «Я должна чувствовать эту боль, – думала она. – Я не хочу, чтобы чувство утраты было затуманено лекарствами».
Она встала, пожала доктору руку.
– Спасибо, что уделили мне время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137