– Они организовали это похищение. Они осуществили его не сами, а воспользовались своими людьми. Людьми, которые продавали пиво слугам полковника Линдберга и прислуге в доме Морроу.
– Кто-нибудь из слуг принимал в этом участие?
Он кивнул.
– Вайолет Шарп. Но они только использовали ее. Эта маленькая сучка не знала, что делала.
Я дал ему хорошую оплеуху. Потом еще одну – покрепче.
– Что... что еще вы хотите знать? – с отчаянием спросил он.
– Ничего, – сказал я. – Просто захотелось врезать тебе, жирный мерзавец.
Его красные щеки со следами слез горели; стоя на коленях, он выглядел жалким – самый большой в мире мальчик, прислуживающий у алтаря, которого схватили за руку, когда он запустил ее в тарелку с пожертвованиями.
– Если про Хэссела и Гринберга ты наврал, – сказал я, – то тебе придется еще раз пройти проверку на моем детекторе лжи, и тогда я постараюсь, чтобы ты сказал правду, Минз.
– Я... я сказал правду, – еле ворочая языком, проговорил он.
– Если ты скажешь им или кому-то другому хоть слово о нашем разговоре, я убью тебя, понял?
Он кивнул.
– Повтори!
– Если я кому-нибудь скажу слово, вы меня убьете.
– Ты мне веришь?
Он закивал; его лицо все еще было измазано красной слюной.
– Хорошо. Ты в самом деле имеешь связь с бандой похитителей?
Он кивнул, не раздумывая.
– Мальчик жив?
Он кивнул без колебаний.
– Ты знаешь, где он находится?
Тут он ненадолго задумался, но потом покачал головой.
– Кто такой этот Лис?
Он сглотнул слюну.
– Норман Уитикэр. Мой друг. Мы с ним сидели в одной камере.
– Он имеет отношение к похищению?
– Нет. Он действует заодно со мной.
– В чем заключается его функция?
Минз пожал плечами.
– Придавать моим словам больше убедительности.
– Вот как. А как насчет денег Эвелин?
– Они по-прежнему у меня.
– Они по-прежнему у тебя, да?
– Клянусь. Я действительно пытался вести переговоры о возвращении этого прелестного ребенка.
– Перестань, а то я тебе еще врежу. Для чего нужны эти дополнительные тридцать пять тысяч?
Он прижал руки к груди.
– Это все правда, я говорил правду... Я действительно ездил в Чикаго. Банда не смогла избавиться от этих меченых денег... Богом клянусь.
Я ударил его по лицу плашмя пистолетом – он тяжело, словно неживой, повалился на пол, и мебель вокруг него затряслась.
Однако он не потерял сознания, и пистолет не рассек ему щеку: на этот раз он отделается одним синяком.
– Ну ладно, – сказал я, пнув его под зад. Он лежал на боку. Посмотрел на меня округленными, ввалившимися глазами. В выражении его лица было что-то детское. Я нетерпеливо махнул рукой с пистолетом.
– Вставай, – сказал я. – Иди домой. Чтоб никому ничего не вякал. Жди звонка Эвелин.
Он медленно поднялся. Лицо его было покорным и безвольным, но глаза стали жестокими и злыми. Если он и был ребенком в своих бесконечных, сплетенных из правды и лжи корыстных выдумках, то он был несомненно, злым и жадным ребенком – таким, который ворует игрушки у других детей и наступает на муравейники.
Я зашел далеко, чтобы показать ему, что я опасен; но несмотря на слезы и малодушие, Минз сам оставался чертовски опасным.
Я подал ему шляпу и его пистолет без патронов.
– Кто вы? – спросил Минз.
– Ну, скажем, тот, кого ты никак не ожидал встретить.
– В самом деле? – насмешливо и с некоторым достоинством проговорил он. – И кто же это, интересно?
– Твоя совесть, – сказал я.
Он фыркнул, кашлянул и тяжело пошел к выходу.
Я сел на диван и стал ждать Эвелин. Ждать мне пришлось недолго: она, несмотря на свой купальный халат, спускалась по лестнице с таким видом, словно делала торжественный выход на бал. Она поднялась на балкон по другой лестнице и подслушала весь наш разговор.
Она медленно приблизилась ко мне, на ней плясали тени, отбрасываемые огнем в камине. Лицо ее было торжественным, глаза сверкали.
– Ты был отвратителен, – сказала она.
– Я могу уйти, – смущенно проговорил я.
Она отбросила халат на пол. В свете камина кожа ее казалась золотой; соски приподнялись, тонкие голубые вены окрашивали под мрамор ее полные, цвета слоновой кости груди, талию, которую можно обхватить пальцами, красивые, округлые бедра, тонкие, но хорошо сложенные стройные ноги.
– Не смей уходить, – сказала она и протянула ко мне руки.
– Ах, Эвелин, – восхищенно проговорил я, обнимая ее нежное тело, – ты отвратительная женщина.
Глава 23
Во второй половине следующего дня к обочине перед шикарным, расположенным на окраине портового городка Элизабет, что в штате Нью-Джерси, отелем «Картерет» подкатил зеленовато-голубой «линкольн континенталь». Швейцар в щегольской форме торопливо спустился по красному ковру в тени навеса над входом в гостиницу и, опередив шофера, открыл заднюю правую дверцу для единственного пассажира «линкольна». Однако шофер, одетый в аккуратно сидящую на нем серую шерстяную форму с черными пуговицами, успел как раз вовремя, чтобы помочь пассажиру величественной даме, миссис Эвелин Уолш Мак-Лин, выйти из машины. На ней были черное бархатное платье, большой черно-белый шарф, туго завязанный у нее на шее, и черная же бархатная коническая шляпа, оригинальный покрой которой любопытным образом контрастировал с ее траурной окраской; если не считать бриллиантовых серег и бриллиантового браслета, надетого поверх белой перчатки, драгоценностей на ней не было – факт чрезвычайно нехарактерный для миссис Мак-Лин. Ее тонкие красивые губы были покрашены кроваво-красной помадой. Шофер, довольно симпатичный молодой человек лет двадцати пяти с рыжевато-каштановыми волосами, позволил швейцару ввести очаровательную миссис Мак-Лин в вестибюль отеля. Этим шофером, замечу попутно, был я.
Я вытащил из багажника наш багаж – свою простую дорожную сумку и большой кожаный чемодан Эвелин. Я сказал ей, что мы уезжаем лишь на одну ночь, и никак не мог понять, чем она умудрилась заполнить свой чемодан. Наши вещи я отдал старшему коридорному, который сообщил мне, что я за плату смогу поставить машину на частной стоянке за расположенным рядом банком. Возвращался я пешком и воспользовался этим, чтобы осмотреть гостиницу снаружи.
Отель «Картерет» в городе Элизабет представлял собой кирпичное девятиэтажное со множеством карнизов здание, стоящее между огромной пресвитерианской церковью и различными коммерческими учреждениями с выходящими на улицу витринами; диагонально через улицу был расположен театр «Риц». Слева и справа к отелю вели две узенькие улицы, причем по последней можно было выйти к боковому входу, где сидел посыльный. Служебный вход был сзади, и пожарных лестниц не было. Это был первоклассный дорогой отель с относительно строгими мерами безопасности. Я был рад, что приехал сюда тайно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146