Он был прав. Я действительно мало что мог сделать в данном случае.
– Но если вы расследуете дело Бруно, – сказал он, – чтобы спасти его от смерти в последнюю минуту, то я могу вам помочь.
– Что?
Он энергично закивал. Лицо его было изможденным, под глазами – черные круги.
– Вы можете это проверить. После той утки с номером телефона Джефси я собрал и опубликовал массу информации, укрепляющей позиции Хауптмана.
– Вы хотите сказать, что стараетесь очистить его от подозрений?
– Не совсем так. Я репортер и просто делаю свое дело... но я действительно работаю в этом направлении, – он ткнул себя в грудь большим пальцем. – Именно я обнаружил документацию агентства по трудоустройству, доказывающую, что 1 марта 1932 года Хауптман работал в «Маджестик Апартментс», как он и говорил... в то время, как копы «потеряли» табель за эту неделю.
– Вы пытаетесь загладить свою вину, не так ли, Тим? Что вы можете мне предложить?
– Как насчет всей подноготной об Иззи Фише? – спросил он с озорной улыбкой на лице, словно ювелир, собравшийся показать Эвелин крупный драгоценный камень.
Мы с ней обменялись многозначительными взглядами.
– Что у вас есть, Тим?
– Много чего. Я сейчас готовлю большую и серьезную статью о Фише. Но ничего из того, что известно мне, еще не предано огласке. Я знаю, что у копов есть бухгалтерские книги и письма, конфискованные ими в этой квартире, которые подтверждают так называемую версию Фиша и которые не использовались на суде. Мне известно, что лабораторные анализы подтвердили слова Хауптмана о том, что эти деньги промокли. И мне известно, что Фиш был мошенником, занимавшим деньги у друзей, якобы для того, чтобы вложить их в дело. Но на самом деле никакого дела не было. Опираясь на десятки случаев, о которых я узнал, я уверенно могу вам сказать, что Изидор Фиш ни разу не возвращал своих долгов.
– По вашему выходит, что он был мелким жуликом. Но, может быть, он был мошенником крупного калибра?
О'Нейл покачал головой и цокнул языком.
– Этого я не знаю. Мог ли он участвовать в этом похищении? Разумеется. Но сказать, что он был его организатором, я не могу. Я знаю одно: дом, в котором он снимал квартиру, стоит в самом центре района, контролировавшегося итальянской мафией.
– Территория Лусиано?
– А знаете ли вы, парень из Чикаго, – продолжал он, не ответив на мой вопрос прямо, – какой бизнес после отмены «сухого закона» является для Лусиано самым доходным?
Я кивнул:
– Наркотики.
– Верно. И тут рядом Иззи Фиш импортирует меха и путешествует в Европу. Не кажется ли вам, что он мог импортировать не только котиковый мех? И я смог установить, что Фиш был связан по крайней мере с одним из бандитов Лусиано, парнем по имени Чарли Де Грэзи, которого, к сожалению, уже нет в живых. Дальше выяснять я не стал, потому что это было небезопасно.
– Значит, это все, что вам известно о Фише?
– Не совсем. Я разговаривал с парнем по имени Артур Трост. Он маляр-подрядчик. Он сказал, что познакомился с Фишем летом тридцать первого года в бильярдной в Йорквилле – немецком районе Манхэттена. Фиш часто посещал это место в то время, когда похитили ребенка Линдберга.
– Ну и что?
– А то, что летом тридцать второго года приятель Треста, тоже маляр, спросил его, не желает ли он купить немного «горячих» денегпо пятьдесят центов за доллар у одного его знакомого. Трост сказал приятелю, что хочет сначала познакомиться с продавцом, и тот повел его в ту самую бильярдную, где их ждал не кто иной, как Изидор Фиш. Трост заявил приятелю, что уже знаком с Фишем, что тот уже и так должен ему немало денег и что он не поверит Фишу, даже если тот будет звать на помощь из окна горящего здания.
– Значит, Трост так и не видел этих «горячих» денег?
– Не видел. Но это говорит о том, что Фиш торговал «горячим» капиталом. Если учесть время, когда это происходило, то весьма вероятно, что это были деньги Линдберга. Я также разговаривал с парнем по имени Гастейв Манк, владельцем кафе-мороженого в Нью-Рошелле. Он и его жена Софи утверждают, что в течение восьми недель перед похищением, в январе и феврале тридцать второго, вплоть до воскресенья двадцать восьмого числа Иззи Фиш обедал в их кафе.
– Ну и что же в этом особенного?
– А то, что Манк утверждает, что Фиш всегда встречался там с двумя людьми.
– Да? С кем же он встречался?
– С Вайолет Шарп и Оливером Уэйтли.
Глава 31
Мы завтракали в «Гуидо», небольшом ресторанчике на Ферст Авеню – главной торговой улице итальянского Гарлема. Спагетти и кофе «экспрессе». Из окна нам был виден заполненный толпой тротуар, где домохозяйки спорили с продавцами из-за цен на зелень, маслины, сыр, съедобные моллюски и прочие продукты; эта улица была итальянским вариантом Максвелл-стрит, где можно было купить все: от сочных плодов граната до нательного белья.
– Я всегда считала Гарлем негритянским районом, – призналась Эвелин, когда мы принялись за десерт – привлекательные на вид, но безвкусные пирожные.
– Это восточный Гарлем, – сказал я, отрезая ножом сладкий кусок фаллической формы. – В этом районе действует Лусиано. Он и его парни давно поняли, что в негритянском Гарлеме можно делать деньги.
– Деньги?
– Конечно. Большинство больших ночных клубов Гарлема принадлежат итальянцам или гангстерам типа Оуни Мэддена. Ты слышала о Хлопковом клубе, Эвелин? Пару лет назад Лусиано вытеснил оттуда чернокожих.
– В меблированных комнатах, куда мы идем, – сказала она, – кажется, проживают главным образом немцы.
– Ничего удивительного.
– В итальянском районе?
– Немецкие иммигранты изначально находятся на уровне, на который итальянцам приходится взбираться. Не забывай, что итальянцы народ смуглый. Белые становятся такими только после длительного пребывания на солнце.
Кажется, мое замечание ее покоробило.
– Ты это серьезно, Нейт?
– Ты про что?
– Я никогда не думала, что ты нетерпимо относишься к людям других рас.
– Да я сам наполовину еврей. Я сам оказался бы в их положении, если бы не унаследовал черты лица своей матери. И не надо относиться ко мне свысока, Эвелин, – большинство твоих слуг цветные, в то время как среди гостей на твоих званых вечерах в Вашингтоне цветных ни одного, если, конечно, ты не пригласишь какого-нибудь короля Занзибара или еще кого-нибудь в этом роде.
– Иногда я не понимаю, шутишь ты или говоришь правду.
– Это просто: когда кажется, что я шучу, я говорю серьезно. Если же я говорю серьезно – значит, я шучу. – Я посмотрел на часы. – Думаю, мы убили достаточно времени и теперь можем нанести визит миссис Хенкель.
Мы заранее позвонили Герте Хенкель, знакомой Ричарда и Анны Хауптман, и она сказала, чтобы мы приехали к ней сразу после полудня; она с мужем Карлом проживала в жилом доме на 127 Ист-стрит, 149, принадлежавшем некоему господину Колю, в котором когда-то жил и Изидор Фиш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146