Меня это тоже интересовало. Потом говорит, что занимается пушным бизнесом, что на мехах можно заработать хорошие деньги. Он знает, о чем говорит, ведь он работал меховщиком в Европе. Я покупаю для него немного акций и облигаций, он покупает для меня пушнину... Я начал с того, что дал ему пятьсот долларов для покупки мехов и продолжал вкладывать деньги, пока у меня не набралось семь тысяч долларов в мехах.
– Где хранились все эти меха?
– В пушном районе в Нью-Йорке. Это говорил Фиш, но мы с ним так ни разу и не сходили на склад, где хранились меха. Фиш все время болел, у него был сильный кашель.
Я вспомнил, что «кладбищенский Джон», с которым встречался Джефси, тоже кашлял.
– Однажды он сказал, что собирается съездить в Германию к своим родителям, и попросил меня подержать в моем доме четыреста котиковых шкур, пока он будет в отъезде. Уже потом, перед самым отъездом, он спросил, может ли оставить у меня некоторые вещи, и принес в мой дом две сумки – большую и маленькую.
– А как насчет денег?
Хауптман сделал жест рукой, призывая меня к терпению.
– В субботу накануне отъезда Изидора в Германию жена и я устроили для него прощальный вечер. С собой он принес под мышкой картонную коробку, перевязанную бечевкой, и попросил меня положить ее в чулан и держать там до его приезда: Я подумал, что в коробке находятся вещи, которые он забыл положить в сумки, вероятно, бумаги и письма. Я выполнил его просьбу и положил ее на верхнюю полку в чулан, где хранились принадлежности для уборки. Эта полка расположена очень высоко, и моя жена не могла видеть, что на ней, хотя на суде ее оскорбили, заявив, что полка эта расположена низко и что, убираясь, она должна была видеть, что лежит на ней. Но она не могла видеть эту коробку. Как бы там ни было, прошло время, коробку ту заложили тряпками и другими вещами, и я совсем о ней забыл. Фиш сказал, что вернется через два месяца.
– Но вы больше не получали от него никаких известий.
– Нет, получал. Он прислал мне несколько писем... и потом в марте или апреле я получил письмо от его брата Пинкуса, где он сообщил, что Изидор умер. Пинкус знал, что я друг Изидора, и в письме просил меня позаботиться о финансовых делах брата в этой стране. Поэтому я в письме сообщил Пинкусу о состоянии наших дел на рынке акций и в пушном бизнесе.
По выражению лица Хауптмана я понял, что реальное состояние этих дел было отнюдь не блестящим.
– Фиш говорил, что в банках у него есть счета, сейфы для хранения ценностей с деньгами, что десять тысяч долларов он вложил в компанию, занимающуюся выпечкой пирожков, и что какой-то друг должен ему две тысячи долларов. По его словам, на складе должно было храниться много наших мехов. Однако когда я начал заниматься этим после смерти Изидора, то обнаружил, что никакой пирожковой компании не существует, что одному своему другу Фиш задолжал восемьсот долларов, а другому четыре тысячи долларов. Никаких мехов я найти не смог, кроме тех четырехсот шкур в моем доме, которые не стоили и половины той суммы, что он называл. Короче, я совершенно запутался.
– И тогда вы открыли ту маленькую коробку в вашем чулане...
– Нет! Я совсем забыл о той коробке. Я пошел к адвокату Фиша, и он говорит мне, что в сейфе для хранения ценностей не оказалось денег и ничего ценного. Ну я и махнул рукой.
– Вы махнули рукой?
– Да. Но за три или четыре недели до ареста пошел дождь, как сегодня... и вода протекла в чулан, где хранились принадлежности для уборки. Я начал убирать воду и наткнулся на промокшую коробку. Я открыл ее и увидел, что она заполнена деньгами. Ну и ну, думаю, вот, оказывается, где денежки Иззи. Он накопил их и поменял на золотые сертификаты. Я положил деньги в ведро и отнес в гараж, где высушил их и спрятал в том месте, где их нашли полицейские, за исключением нескольких купюр, которые я уже истратил. Я не положил их в банк, потому что думал, что у меня могут быть неприятности из-за золотых сертификатов.
– Вы присвоили эти деньги потому, что Иззи был вам должен? Сколько? Семь тысяч?
Он кивнул:
– Он был должен мне деньги и пытался меня обмануть, поэтому я смотрел на эти деньги и думал, что они по праву принадлежат мне, – он покачал головой и тяжело вздохнул. – Разве мог я тогда предположить, что эти деньги были заплачены за ребенка Линдберга? Нет! Работник бензиновой колонки в своих показаниях якобы вспомнил, что, дав ему эту купюру, я сказал: у меня дома еще таких сто штук. Разве я сказал бы это, если бы знал, что эти деньги могут стоить мне жизни?
– Но вы солгали копам насчет денег.
– Потому что у меня были золотые сертификаты! И это незаконно! Я знал, что у меня будут большие неприятности, если они узнают, что у меня столько золотых денег. И кроме того, возле денег в моем гараже был спрятан пистолет, и я знал, что не имею права его носить.
– Вы думаете, Изидор Фиш участвовал в этом похищении или во всяком случае в этом вымогательстве?
Хауптман с мрачным видом медленно покачал головой:
– Я не знаю, Нейт. Мне жаль, но я не знаю. Я понял, когда начал расспрашивать о нем, что он не тот человек, каким я его считал. Он был проходимцем. Возможно, он занимался тем, что вывозил за границу капитал, чтобы избежать налогового обложения.
В коридоре послышались шаги.
– Пинкус, брат Иззи, написал мне, что незадолго до смерти Изидор звал меня со смертного одра, видимо, хотел что-то сказать. Но он был слишком слаб. Он унес с собой в могилу то, что сейчас могло бы мне очень помочь.
За железной решеткой появилась коренастая фигура начальника тюрьмы Кимберлинка – теперь без плаща, в сером костюме.
– Мистер Геллер, у вас осталось несколько минут.
– Вы не возражаете, мистер Кимберлинк, если я попрошу вас посмотреть, как там идут дела у моей секретарши?
Он кивнул.
Когда он выходил, я увидел через открытую дверь покрытый белой тканью электрический стул – значит, и Хауптман не раз видел его.
– Пока я нахожусь здесь, шесть человек вошли в ту комнату, – бесстрастно проговорил он. – Некоторые из них молчали, некоторые плакали, некоторые даже кричали.
Я не нашелся, что сказать на это.
Дверь закрылась – видимо, начальник тюрьмы решил поболтать с Эвелин.
Рука Хауптмана вновь легла на мое плечо – на этот раз более уверенно.
– Нейт, я рад, что вы не друг Джефси.
Я засмеялся:
– Этот старый ублюдок меня бесит.
– Знаете, он приходил ко мне.
Я остолбенел.
– Сюда?
– Нет. В камеру в тюрьме графства Хантердон. Он спросил меня, занимался ли я спортом. Я ответил что занимался. Он спрашивает, выигрывал ли я призы а я говорю, да, шестнадцать или семнадцать раз в Германии на соревнованиях по бегу. У него было такое лицо, как будто он собирается заплакать.
– Он не говорил, что узнал вас?
– Он много раз называл меня Джоном, но я поправлял его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Где хранились все эти меха?
– В пушном районе в Нью-Йорке. Это говорил Фиш, но мы с ним так ни разу и не сходили на склад, где хранились меха. Фиш все время болел, у него был сильный кашель.
Я вспомнил, что «кладбищенский Джон», с которым встречался Джефси, тоже кашлял.
– Однажды он сказал, что собирается съездить в Германию к своим родителям, и попросил меня подержать в моем доме четыреста котиковых шкур, пока он будет в отъезде. Уже потом, перед самым отъездом, он спросил, может ли оставить у меня некоторые вещи, и принес в мой дом две сумки – большую и маленькую.
– А как насчет денег?
Хауптман сделал жест рукой, призывая меня к терпению.
– В субботу накануне отъезда Изидора в Германию жена и я устроили для него прощальный вечер. С собой он принес под мышкой картонную коробку, перевязанную бечевкой, и попросил меня положить ее в чулан и держать там до его приезда: Я подумал, что в коробке находятся вещи, которые он забыл положить в сумки, вероятно, бумаги и письма. Я выполнил его просьбу и положил ее на верхнюю полку в чулан, где хранились принадлежности для уборки. Эта полка расположена очень высоко, и моя жена не могла видеть, что на ней, хотя на суде ее оскорбили, заявив, что полка эта расположена низко и что, убираясь, она должна была видеть, что лежит на ней. Но она не могла видеть эту коробку. Как бы там ни было, прошло время, коробку ту заложили тряпками и другими вещами, и я совсем о ней забыл. Фиш сказал, что вернется через два месяца.
– Но вы больше не получали от него никаких известий.
– Нет, получал. Он прислал мне несколько писем... и потом в марте или апреле я получил письмо от его брата Пинкуса, где он сообщил, что Изидор умер. Пинкус знал, что я друг Изидора, и в письме просил меня позаботиться о финансовых делах брата в этой стране. Поэтому я в письме сообщил Пинкусу о состоянии наших дел на рынке акций и в пушном бизнесе.
По выражению лица Хауптмана я понял, что реальное состояние этих дел было отнюдь не блестящим.
– Фиш говорил, что в банках у него есть счета, сейфы для хранения ценностей с деньгами, что десять тысяч долларов он вложил в компанию, занимающуюся выпечкой пирожков, и что какой-то друг должен ему две тысячи долларов. По его словам, на складе должно было храниться много наших мехов. Однако когда я начал заниматься этим после смерти Изидора, то обнаружил, что никакой пирожковой компании не существует, что одному своему другу Фиш задолжал восемьсот долларов, а другому четыре тысячи долларов. Никаких мехов я найти не смог, кроме тех четырехсот шкур в моем доме, которые не стоили и половины той суммы, что он называл. Короче, я совершенно запутался.
– И тогда вы открыли ту маленькую коробку в вашем чулане...
– Нет! Я совсем забыл о той коробке. Я пошел к адвокату Фиша, и он говорит мне, что в сейфе для хранения ценностей не оказалось денег и ничего ценного. Ну я и махнул рукой.
– Вы махнули рукой?
– Да. Но за три или четыре недели до ареста пошел дождь, как сегодня... и вода протекла в чулан, где хранились принадлежности для уборки. Я начал убирать воду и наткнулся на промокшую коробку. Я открыл ее и увидел, что она заполнена деньгами. Ну и ну, думаю, вот, оказывается, где денежки Иззи. Он накопил их и поменял на золотые сертификаты. Я положил деньги в ведро и отнес в гараж, где высушил их и спрятал в том месте, где их нашли полицейские, за исключением нескольких купюр, которые я уже истратил. Я не положил их в банк, потому что думал, что у меня могут быть неприятности из-за золотых сертификатов.
– Вы присвоили эти деньги потому, что Иззи был вам должен? Сколько? Семь тысяч?
Он кивнул:
– Он был должен мне деньги и пытался меня обмануть, поэтому я смотрел на эти деньги и думал, что они по праву принадлежат мне, – он покачал головой и тяжело вздохнул. – Разве мог я тогда предположить, что эти деньги были заплачены за ребенка Линдберга? Нет! Работник бензиновой колонки в своих показаниях якобы вспомнил, что, дав ему эту купюру, я сказал: у меня дома еще таких сто штук. Разве я сказал бы это, если бы знал, что эти деньги могут стоить мне жизни?
– Но вы солгали копам насчет денег.
– Потому что у меня были золотые сертификаты! И это незаконно! Я знал, что у меня будут большие неприятности, если они узнают, что у меня столько золотых денег. И кроме того, возле денег в моем гараже был спрятан пистолет, и я знал, что не имею права его носить.
– Вы думаете, Изидор Фиш участвовал в этом похищении или во всяком случае в этом вымогательстве?
Хауптман с мрачным видом медленно покачал головой:
– Я не знаю, Нейт. Мне жаль, но я не знаю. Я понял, когда начал расспрашивать о нем, что он не тот человек, каким я его считал. Он был проходимцем. Возможно, он занимался тем, что вывозил за границу капитал, чтобы избежать налогового обложения.
В коридоре послышались шаги.
– Пинкус, брат Иззи, написал мне, что незадолго до смерти Изидор звал меня со смертного одра, видимо, хотел что-то сказать. Но он был слишком слаб. Он унес с собой в могилу то, что сейчас могло бы мне очень помочь.
За железной решеткой появилась коренастая фигура начальника тюрьмы Кимберлинка – теперь без плаща, в сером костюме.
– Мистер Геллер, у вас осталось несколько минут.
– Вы не возражаете, мистер Кимберлинк, если я попрошу вас посмотреть, как там идут дела у моей секретарши?
Он кивнул.
Когда он выходил, я увидел через открытую дверь покрытый белой тканью электрический стул – значит, и Хауптман не раз видел его.
– Пока я нахожусь здесь, шесть человек вошли в ту комнату, – бесстрастно проговорил он. – Некоторые из них молчали, некоторые плакали, некоторые даже кричали.
Я не нашелся, что сказать на это.
Дверь закрылась – видимо, начальник тюрьмы решил поболтать с Эвелин.
Рука Хауптмана вновь легла на мое плечо – на этот раз более уверенно.
– Нейт, я рад, что вы не друг Джефси.
Я засмеялся:
– Этот старый ублюдок меня бесит.
– Знаете, он приходил ко мне.
Я остолбенел.
– Сюда?
– Нет. В камеру в тюрьме графства Хантердон. Он спросил меня, занимался ли я спортом. Я ответил что занимался. Он спрашивает, выигрывал ли я призы а я говорю, да, шестнадцать или семнадцать раз в Германии на соревнованиях по бегу. У него было такое лицо, как будто он собирается заплакать.
– Он не говорил, что узнал вас?
– Он много раз называл меня Джоном, но я поправлял его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146